Кира Сапгир - Двор чудес (сборник)
И ходила байка в народе, будто однажды пробную партию элексира, производившегося в сверхсекретном секторе некоего ликеро-водочного номерного предприятия, по ошибке выбросили на винный прилавок в «Кишке»[28], перепутав с портвейном «777».
А утром наша компания дружными рядами устремилась в «Кишку» за опохмелом. Купили ящик дешевого пойла и весь выпили.
С тех пор никто из них не умирает своей смертью.
Как-то раз, заехав к предкам на сверхзапретную территорию отечественной атомной индустрии, Недопельник посетил богато оснащенный местный магазин фотореактивов. Там он со сверхскидкой скупил весь наличный запас дефицитного проявителя – фенолфталеина.
Плотно набив реактивами два картофельных мешка, Недопельник вернулся в высотку на Восстании и принялся вовсю химичить. Во дворе овощного магазина набрал гниющих фруктов, которые затем оставил догнивать на солнцепеке, пока над гнилью не закружились «кастанедовские мушки» – дрозофилы, которых он загрузил в тигель вместе с проявителем и еще некими ингредиентами – и оставил бродить, покуда на стенках тигля не появилась белая пленочка. Недопельник ее высушил и растер в ступке. Полученный продукт – чистейший фенамин! – окрестили «Шанель 666».
Выгнав первую партию «Шанели 666», Недопельник созвал в Высотку друзей на дегустацию.
Позвали и меня.
В Высотке на Восстании в окно гостиной с номенклатурных башен заглядывают статуи восставшего пролетариата. Гости Недопельника чинно уселись рядком на не укрытой текинским ковром оттоманке. В центре на палисандровом обеденном столе красным червем свернулся резиновый шланг. Рядом, шеренгой, – шприцы.
Виолино и почем Спаситель
Глядя на статуи за окном, играет на флейте Колтрейна Виолино – джазовый чудотворец. Адепт Кастанеды, Виолино как-то решил добыть в Москве пейотль[29], приближающий человека к богам. Искал долго. Штудировал атласы, посещал Ботанический сад на Проспекте Мира – верил, что высшие силы в конце концов даруют ему по вере его.
И дано было Виолино по вере его.
Однажды он обзвонил всех, неся благую весть:
– Слышали? Я нашел пейотль! Слава богам!
– Где?!
– На Центральном рынке! В кактусовом ларьке!
– Ну и что ты будешь с ним делать? – задали ему резонный вопрос.
Виолино призадумался:
– Не знаю. Наверно сварю и пущу по вене.
Так он и сделал. С тех пор лоб Виолино увенчан незаживающей язвой. Виолино утверждает, что у него открылся третий глаз.
(Впоследствии Виолино стал пламенным христианином. Пел в церковном хоре. Ходил исповедоваться по нескольку раз в день – поскольку, по его словам, «не успел исповедаться – и тут же снова нагрешил!» Умер, надышавшись ладаном.)
За Виолино в высотку на Восстании притащился Почем-Спаситель – гориллобразный фарцовщик-дилер. Покупал и таскал у знакомых иконы и перепродавал дипам за джинсы, а те менял на дурь у «зверьков». Увидел однажды в жилище Виолино Нерукотворного Спаса (фамильную иконку жены, столбовой дворянки с проспиртованной голубой кровью), – и деловито осведомился:
– Спаситель? Почем Спаситель?
Так его и окрестили. К Виолино Почем-Спаситель относился с рабским почтением, следуя за ним тенью. Это не мешало Почем-Спасителю втюхивать кумиру дурь, которую беспардонно бодяжил.
Ошибка Резидента
В черных высоких лакированных сапожках, мини-юбке и макси-плаще из сверкающей ткани махаоном влетела Ошибка Резидента.
Настоящее ее имя Натта. А Ошибка Резидента – оттого что родилась она от шпионского брака. Ее биологические papa и maman шпионили в Париже под видом мужа и жены. У каждого, конечно, на Родине была своя семья. Но в Париже шпионская пара жила под личиной месье и мадам Петроссианов, хозяев мелочной лавчонки на бульваре Барбес близ Монмартра. Лавчонка была явкой. Там шпионы передавали и получали шифровки, а заодно задарма отоваривались «пинаром»[30].
После трудов праведных на ниве шпионажа вечерами папаша-резидент с мамашей-резидентшей шли опрокинуть стаканчик в близлежащую забегаловку. Там, надравшись, резидент порой начинал бузить:
– Я р-р-р-резидент, бля! – на языке отцов орал шпион. – А вы все идите на! Р-р-азнесу!
– Обалдел, мудак, – шипела, пыталась урезонить его мадам-шпионка. – Заткнись!
– Да пошла ты! Я резидент, по-ал!
В околотке его сильно уважали и почтительно называли Monsieur l’Espion[31].
От этого шпионского брака совершенно реально родилась Натта. Когда же биопроизводителей отозвали в Первопрестольную, девочку без звука записал на себя по приказу свыше официальный супруг мамы-резидентши. Натта росла в ведомственном доме в центре столицы, ходила во всем французском во французскую школу мимо Третьяковской галереи, училась игре на фортепьянах.
Ошибка Резидента красива ленивой красотой южной ночи: губы, темно-коричневые, как пьяные вишни, глаза, словно спелый инжир, пушистые ресницы, тяжелые прямые волосы блестят, как антрацит, а кожу кокаин окрасил в цвет слоновой кости. Кажется, она каким-то образом проехалась по всему миру. И ей не по учебникам знакомы Лос-Анджелес, Майорка, Кипр, Каир.
Спит Ошибка Резидента со всеми кому не лень – часто просто по дружбе и доброте душевной.
…Родительнице Натты очень не нравилась компания ее дочери. Однажды мамаша-резидентша пришла на Лубянку, да и просмотрела все наши досье. И мы ей совсем уж не понравились.
(Много лет спустя Ошибка Резидента покончила с собой, когда умерла мама-резидентша, чтобы, по ее словам, не оставаться одинокой.)
Книжник – Демиург фарцовки
В гусарском ментике и белом кителе с золотыми эполетами, распахнутом на голой груди, пришел вместе с Наттой Книжник. В руках портфель крокодиловой кожи, погромыхивающий стеклом. Из портфеля Книжник достает килограммовую жестяную банку черной икры и три бутылки коньяка «Наполеон». Затем, подумав, кладет одну обратно в портфель – пригодится для других жаждущих.
Книжник – могучий подпольный бизнесмен, поэт своего дела. Нет книги, которую он не мог бы раздобыть. У него самого на книжных полках – первоиздания Серебряного века, каталоги в роскошном издании Скира, книжки будетлян, похищенные в Музее Маяковского на Таганке…
Жил Книжник с мамашей на Солянке, в бревенчатом флигеле, подле синагоги. Там с утра до ночи толклись дилеры, подпольные художники и опальные поэты, гангстеры и простушки, алкаши и торчки. За стеной мама Книжника – Прекрасная Элен, как все называли ее – перепечатывала на машинке рукописи для издательств (и порой и самиздат, который Книжник толкал за приличные суммы).
Милиция присматривалась к Книжнику – и чтобы замылить властям глаза, Книжник стоял на учете в психдиспансере – что ж, то был многих славных путь…
Больному полагалась сиделка. Он нанял Натту.
– Дие-евка! Пыль сотри с полки-то! – командовал Книжник. Развалясь на тахте, в шарлаховом халате с чубуком, он наблюдал, как Натта в передничке с оборочками порхает по комнате, старательно стирая пыль с книжных раритетов.
– А теперь, дие-е-евка, поднеси мне чарку! – цедит барин.
Девка спешит к Книжнику с серебряной чаркой.
– Все, ди-евка, окончен твой рабочий день. Теперь ты – моя гостья.
Так Натта стала главной фавориткой Книжника.
– Натали, – томным голосом увещевает Ошибку Резидента интеллигентная мамаша Книжника. – Ну почему вы с моим сыном все пьете, все пьете? Ну что если вам принять какую-нибудь аскэзу?
– А это чо? Таблетки такие, что ль? – сонно цедит Натта.
В полунищей нашей компании Книжник выглядел Лоренцо Великолепным. Покупал картины у друзей-сюрреалистов, собирал у себя и поил непечатных поэтов. Порой, вернувшись, приносил любимой женщине авоську, битком набитую трехрублевками. Родись Книжник чуть позже, стал бы Книжник миллионером, да не подпольным, а самым настоящим.
(Книжника, в конце концов, убили московские бандиты, с которыми он имел дела. От его шикарной библиотеки не осталось ничего – он все распродал.)
Яптница – маэстро фальшака
В пиджаке с чужого плеча явился Яптница, живописец, творец алкоголических аллегорий.
Яптница красив тающей нереальной красотой. Серые прозрачные глаза, золотые волосы, взлетающие волной над беломраморным лбом, делают его похожим на персонажи с собственных картин, где нелюдь и нежить, райские демоны и адские ангелы парят в проулках Замоскворечья, оседлав крылатого зеленого змия.
При этом столь же вдохновенно, словно мастера Кватороченто, творит Яптница для друзей поддельные штампы в трудовых книжках и на медицинских бланках. Особая технология изготовления фальшаков – подлиннее подлинных – была явлена Яптнице, по его словам, в откровении – подобно тому как сапожнику Беме свыше была открыта Истина и Тайна Бытия…
Процесс изготовления фальшака многосложен, как алхимическая взгонка. Вначале надо сварить вкрутую яйцо, облупить и горячим прокатить по штампу на рецептурном бланке. На горячем белке остается оттиск. Чернильным оттиском Яптница прижимал яйцо к непроявленной фотобумаге, где штамп отпечатывался зеркально. Оттиск Яптница тщательно прорисовывал тушевым чертежным перышком, лиловым чернилом. Причем – высший пилотаж! – буковки и герб нарочито были чуть смазаны – мол, поставлена печать небрежной рукой… И – заключительный аккорд: фотобумагу с обведенным штампом Яптница прижимает горячим утюгом к бланку, откуда перекисью предварительно смыты прежние записи. Бланк заполняют заново и рецепт готов.
