ЛюдМила Митрохина - Уроки тьмы
– Метро «Озерки»! – неожиданно гаркнул кондуктор прямо в ухо вздрогнувшего Олега.
Люди скопились перед дверьми. Олег затёрся в середину, чтобы попасть в общий ритм движения при выходе. Спустился на тротуар, осторожно протянул руку к впереди идущему и, почти не касаясь его одежды, удерживая ощущение его спины, пошёл след в след за ним до перехода со светофором, где движение остановилось. Толпа помогала ему продвигаться дальше. Шаровидным концом трости он прикоснулся к чьему-то каблуку и пошёл за этим человеком. Вход в метро был давно им изучен, он знал, на сколько ступенек нужно подняться, сколько дверей открыть, куда повернуть и где стоял контролёр.
При подходе к эскалатору кто-то взял его под руку и потянул вправо.
– Спасибо, мне надо слева, чтобы спускаться, – сказал Олег, стараясь нащупать рукой движущийся ремень.
– Вы что, с ума сошли? Или вы не слепой? – удивился мужчина.
– Не волнуйтесь, аварии не будет, эскалатор не остановят, мне так легче.
Олег поймал рукой движущуюся часть перил, почувствовав их тёплую резину, плавно вступил на спускающийся эскалатор и быстро пошёл вниз, ощущая удовлетворение от выдержанных испытаний в начале пути. В этот раз дежурный не кричал по динамику, чтобы человек с белой тростью в чёрных очках немедленно остановился. Видно, у пульта сидел бывалый работник, который привык к нему и к его безумному, непонятному для зрячих, спуску.
На платформе он сразу повернул направо, тростью определив первую арку для подхода к электропоезду. Осторожно сделал три шага вперёд, ощутил подошвой и тростью рельеф шершавой предупредительной линии и встал. Кто-то пытался отвести его назад, потянув двумя пальцами за рукав.
– Спасибо, не надо. Я знаю, где стою. Мне надо попасть в первую дверь последнего вагона. Если можно, то помогите мне войти, – сказал Олег.
– Хорошо, – ответил приятный женский голос, не отрывая пальцев от рукава.
Олег отключил слуховой аппарат, чтобы различить в гудящем звуке эхо приближающегося поезда.
В метро, как и в концертных залах, где использовали усилители звука с микрофонами, слуховой аппарат передавал один непонятный эхообразный гул, в котором не только слова, но и мелодию услышать было проблематично. Поэтому он любил маленькие залы, где звук был живым, не искажённым усилителями, восприимчивым для уха и волнующим для сердца.
Подошёл поезд. Открытие дверей он определил по объявлению, несущемуся из вагона. Не успел он сделать шаг в вагон со своей случайной спутницей, как толпа сзади навалилась на него плотной жаркой стеной. Кто-то уснувший запоздало продирался к выходу, но толпа не пускала. Начались разборки, толчки руками, грудью, вещами. На толчки отвечали тем же. В этом людском скопище он давно уже не слышал таких слов, как «простите», «пожалуйста», «извините, я случайно», «не беспокойтесь, проходите, садитесь», «благодарю вас»… Чем плотнее ритм жизни сжимал толпу, тем яростнее она сопротивлялась и протестовала, вымещая свою нервозность друг на друге.
Двери закрылись, и поезд тронулся. Притиснутые друг к другу люди сразу замолчали. Послышался громкий женский голос, повторяющий упорно одну и ту же фразу:
– Я знаю, как сказать, я знаю, что делать, – безостановочно твердила женщина неизвестно кому с нарастающим нервическим волнением, не обращая внимания на то, что происходило вокруг.
– Мамаша, заткнитесь! – не выдержал какой-то мужчина. – Без вас тошно!
– Вы не понимаете – это больной человек, психически нездоровый, – подключился другой мужчина.
– Тогда ей самое место в психушке, – с вызовом прощебетал молодой женский голос.
– Вы там были? Врагу не пожелаешь! – ответил второй мужчина.
– А ей в самый раз! На всём готовом с кормёжкой, с такими же, – безапелляционно заявила молодая особа в уснувшую толпу.
На остановке говорящий голос вышел, продолжая свой болезненный монолог на перроне, оставив в вагоне непонятную растревоженность, от которой пассажиры с облегчением избавились в первые же секунды, как грохочущий вагон двинулся по замкнутому кругу.
«Что мы за люди? Ни капли милосердия! Значит, несчастных надо к несчастным, инвалидов к инвалидам, зеков к зекам, слепых к слепым, немощь к немощи – главное, с глаз долой. Каждых в свою зону. Сейчас ты здоров, а что будет завтра, никто не ведает. Откуда эта беспощадность?» – рассуждал про себя Олег, обращаясь мысленно к тем, с кем на короткое мгновение слился в монолитную массу живых тел, ритмично покачивающихся в подземном мраке бегущего состава.
На станции «Петроградская» выходило много людей. Олег, ориентируясь по каблуку впереди идущего, уверенно направился за ним к эскалатору. Пропустив пару ступенек, плавно въехал на эскалатор, держась правой стороны. Поставил правую ногу выше на ступеньку, чтобы чувствовать снижение уровня при выходе. На эскалаторе ему было спокойно, а вот люди, наоборот, часто дезориентировали его своим желанием подстраховать его в опасной, как им казалось, для него ситуации. Но он старался никого не обижать и не отказывал людям в их желании помочь, памятуя о своём первом трудном самостоятельном передвижении в переулок Джамбула. Сейчас откажешь – другим не помогут.
Выход из метро он знал как свои пять пальцев. Тростью вёл по левой стороне, определил ступеньки подземного перехода, легко по ним спустился. Прошёл прямо до торцевой стены, наткнувшись на неё тростью, повернул налево и поднялся по ступенькам. Двигаясь вдоль правой стены домов, дошёл до угла и повернул направо. Он понял, что стоит, наконец-то, на Большом проспекте, с которым крепко связана его вторая жизнь.
Основной предмет в Центре реабилитации незрячих на Джамбула был ориентирование в городе. Но как оказалась далека теория от практики! В жизни приходилось всё менять на свой лад. Надо искать удобные места, выбирать особые позиции, приспосабливаться к местности, к её непредсказуемым переменам. На Петроградской стороне на улице Шамшева находится единственный для слепых и слабовидящих культурно-спортивно-развлекательный центр в Доме культуры имени Шелгунова. Это как оазис в пустыне, к которому тянутся из всех районов города инвалиды по зрению каждый день и особенно в субботу и воскресенье, преодолевая невообразимые для зрячих препятствия. Там, в Центре, не надо просить, объяснять, мучиться от недопонимания, потому что это их дом, где к ним относятся как к родным, предоставляя возможность заниматься в творческих и театральных кружках, читать и брать в библиотеке брайлевские книги, посещать единственный в городе музей, посвящённый проблеме незрячих, или просто общаться между собой, поддерживая друг друга. Олег с радостью дарил музею свои работы. Более того, постарался выполнить галерею исторических лиц, внёсших существенный вклад в область тифлопедагогики и облегчения проблем незрячих.
Так появились в музее, кроме портрета Александра Невского и прочих работ, портреты Олега Николаевича Смолина – одного из талантливейших лидеров российского образования, первого вице-президента Паралимпийского комитета России, инвалида первой группы по зрению; Валентина Гаюи – французского благотворителя, тифлопедагога XVIII–XIX веков, создателя первых учебных заведений для слепых во Франции и России, автора рельефно-линейного шрифта для незрячих, ещё до рельефно-точечного шрифта Луи Брайля; Анны Александровны Адлер – уникального тифлопедагога и методиста в школе для слепых, переводившей книги и ноты на рельефно-точечный шрифт, Эдуарда Яковлевича Галвина – известного общественного деятеля, председателя Ленинградского отделения Всесоюзного Общества слепых, Константина Карловича Грота – самарского губернатора, основателя и создателя системы попечения над слепыми в России, в том числе первой русской школы для слепых.
Рядом с Домом культуры находится мастерская для незрячих и слабовидящих от Всесоюзного Общества слепых, куда три раза в неделю, через день, он приезжает как на работу, проделывая каждый раз цирковые трюки по обходу городских препятствий с «закрытыми» глазами.
Немного постояв, Олег принял решение пройти пешком две автобусные остановки по Большому проспекту. Тротуар там неширокий, а место бойкое, поэтому его часто обгоняли сзади, задевая плечом, сумками, а встречный поток людей был опасен тем, что мог случайно задеть белую трость и поломать. А это было бы уже катастрофой.
Конечно, можно и проехать эти две остановки от угла Ординарной до Шамшева, но остановка вся забита припаркованными автомобилями, со множеством столбов для указания номеров коммерческих маршруток. Городские автобусы не имеют возможности встать близко к тротуару и останавливаются вдали. Пока определишь по звуку подошедший автобус, доберёшься между машин до него, прося неизвестно кого подвести тебя к дверям, стуча тростью по автобусу, – уже чувствуешь, что он отъезжает. Можно понять городские проблемы, раздражённость и нервозность людей, но никак не укладывается в голове ледяное равнодушие, исходящее от живых дееспособных людей, которым ничего не стоит просто посмотреть, подождать, подвести к транспорту…
