Наталья Нестерова - Полина Сергеевна
— Я не могу больше сальтазавром, — задыхалась от бега Полина Сергеевна.
— А трицератопсу легко? — пыхтел дедушка.
— Мне нужно сварить варенье из вишни, не говоря уже об ужине и пасынковании помидоров. Олег, пусть он ищет яйца динозавров. Возьми пластиковые бутылки, что ли. Эмка! — звала она внука. — Исследователь получил задание разыскать яйца динозавров и доставить их в свою эпоху. Построить специальный инкубатор и долго… Слышишь, долго наблюдать за яйцами! Будь внимателен, не клади рядом яйца травоядных игуанодонов и плотоядных тираннозавров. Хищники вылупятся и съедят птицетазовых.
После эпохи динозавров, во время отпуска Арсения, наступила эпоха рыцарей. Бабушка с дедушкой вздохнули свободно. Отец и сын мастерили из картонных коробок и раскрашивали доспехи, «выковывали» мечи. Вся округа оглашалась звуками рыцарского турнира.
— Рыцарь Каменного утеса вызывает на поединок!
— Ваш вызов принимает рыцарь Белой молнии!
— К бою! — орали хором.
И неслось: «Ух!.. Ах!.. Врезал!.. Есть!.. Сдавайся!..»
— Рыцарь Черной розы вызывает на поединок рыцаря Зоркий Глаз!
— Рыцарь Зоркий Глаз принимает вызов!
И снова: «Врезал… попал… ранил… Сдавайся!»
— Вообще-то Зоркий Глаз — это из периода индейцев, — говорила сама себе Полина Сергеевна, готовя рассол для маринования огурцов. — Смешение терминов. И что у нас будет после рыцарей?
Наступила эпоха пиратов. Прочитав роман Стивенсона «Остров сокровищ», Эмка помешался на морских разбойниках. Его кумирам стал не подросток Джим Хокинс, не храбрый доктор Дэвид Ливси, не капитан Смоллетт, а старый одноногий пират Сильвер. Из черной фетровой шляпы, найденной на чердаке, Эмке сделали пиратский головной убор, наклеили вырезанные из белой бумаги череп и кости. Дедушка выстругал ему деревянные протез и костыль. Эмка, извините, Сильвер, ковылял по участку и все что-то рассказывал, с кем-то спорил, брал на абордаж, то есть грабил мирные суда.
Подобной страсти к фантазиям, представлениям не было у Сеньки, да и за собой Полина Сергеевна и Олег Арсеньевич не помнили тяги к бесконечному театру с воображаемыми действующими лицами. Все дети, конечно, фантазируют, двигая машинками, паровозиками или вылепливая из пластилина фигурки. Но у Эмки фантазия била через край, зашкаливала. Внук, погрузившись в придуманную действительность, возбуждался, фонтанировал диалогами, был один во многих лицах. Эмка любил общаться с другими детьми, стремился дружить, но другие дети его не жаловали. Эмка подчинял всех своей фантазии, заставлял играть роли, с которыми дети не справлялись, говорили не вовремя и не те реплики, и тогда Эмка вещал за них, дети начинали скучать и дружить с Эмкой им не хотелось.
— Бабушка, почему они такие медленные? — спрашивал Эмка.
— Люди разные, — отвечала Полина Сергеевна. — Если ты хочешь с кем-то дружить, то должен понять, оценить и принять их желания, их игры.
— Но мои желания гораздо интереснее!
— Так только тебе кажется, поверь! Сумей заинтересовать друзей, чтобы они включились в твою игру. Найди слова, обрисуй картину, завлеки их.
— Но это же коню понятно!
— Эмка, как ты выражаешься!
— Как папа.
— С папой будет отдельный разговор. Петя к тебе больше не приходит, и Ваня, и Даша. Почему? Ты задумывался?
— А надо?
Это тоже было словечко Арсения. Когда ему рассказывали о чем-то, с его точки зрения, ненужном, неинтересном, сын спрашивал с ухмылкой: «А это надо?»
— Не надо, — ответила бабушка внуку, — если, конечно, тебе нравится жить без друзей. Как сказано: «Поэт — ты царь, живи один!»
— Я же с тобой, и с дедой, и с папой!
— Мир огромен, увлекателен и загадочен не только географически или благодаря населяющим его животным. Миром управляют люди, они — венец природы, они изменчивы, сложны, возможно, до конца не постижимы. Можно выучить алфавит и читать книги, можно выучить чужой язык и свободно на нем изъясняться, но каждого отдельного человека изучить, понять очень трудно, хотя кажется, что просто.
— Кого трудно? Петьку или Дашу?
— В том числе. Наверное, я слишком тороплю время и говорю с тобой о вещах, детскому уму недоступных. Но у меня не так много времени осталось, — тихо, чтобы внук не слышал, добавила Полина Сергеевна.
* * *Самое горькое в старости — потеря сил, думала Полина Сергеевна. У тебя есть желание, есть любимое занятие — «ковыряться в земле», а сил прежних нет. Даже небольшая физическая нагрузка вызывала у Полины Сергеевны приливы жара, выброс пота. Становилось трудно дышать, кружилась голова.
— Это отлично, — говорил врач-онколог, — это климакс. Ваша опухоль боится климакса.
— Меня он, признаться, тоже не радует.
С другой стороны, ее переживания по поводу потери сил, ловкости, гибкости, выносливости — ерунда в сравнении, например, с отчаянием балерины, вынужденной уйти со сцены.
На даче у Полины Сергеевны появился работник, таджик Зафар. Приехавшие в Подмосковье граждане азиатских республик часто стучались в ворота, спрашивали, нет ли какой-нибудь работы. Обычно им отказывали. Но у Зафара, когда он вцепился в калитку с просьбой дать ему работу, были такие несчастные измученные глаза, что сердце Полины Сергеевны дрогнуло.
— Хозяйка, дай работу хоть за покушать! — молил молодой таджик.
Полина Сергеевна открыла калитку, впуская его.
Двадцатипятилетний Зафар очень плохо говорил по-русски. Он ходил в школу, как выяснила Полина Сергеевна, всего пять лет, а русский тогда уже не преподавали. Зафар всем говорил «ты», к женщинам обращался — «хозяйка», к мужчинам, включая Эмку, — «хозяин». Если Полина Сергеевна отдавала какое-то распоряжение, Зафар быстро кивал, соглашаясь. Но это не значило, что Зафар понял, о чем идет речь. Его требовалось переспросить, заставить повторить, чаще всего — показать самим, что и как нужно делать. В противном случае результат был непредсказуем.
Полина Сергеевна как-то велела Зафару пересадить рассаду помидоров из горшочков на грядку в парнике. Объяснила и ушла отмывать Эмку, который «нечаянно» упал в кучу привезенного перегноя. Через час Полина Сергеевна вернулась в парник. Помидоры были посажены правильно, с нужным наклоном.
— Молодец, — похвалила она Зафара и оглянулась по сторонам. — А где горшочки?
Оказывается, он закопал рассаду прямо в них.
Олег Арсеньевич говорил, что у Зафара руки растут не из того места, что он не имеет элементарных навыков работы с инструментами.
— Как это можно, — возмущался Олег Арсеньевич, — жениться, родить двух детей и не уметь держать в руках отвертку или ножовку?
— Чтобы родить детей, — замечала Полина Сергеевна, — требуется вовсе не ножовка.
— Если уж мы решили нанять работника, оборудовать ему жилье, то нужно брать толкового и знающего русский язык.
— Что прибилось к дому, то прибилось, — философски отвечала Полина Сергеевна.
Зафар старался, но плохо обучался, ему очень нужны были деньги, и он постоянно их просил.
— Жена звонил, дочка заболел пневмоний. Можно деньги слать назад вперед?
В итоге он получил зарплату за два месяца вперед, потому что у него на родине постоянно кто-то болел, обрушилась крыша дома, мама попала под машину, папа сломал ногу.
— Дорогой наш работник! — иронизировал Сенька. — Дорогой в полном смысле слова. У него сотовый телефон нехилый. На месте Зафара я бы сделал ноги и искал других хозяев. Двойной оклад, слюшай, — подражая речи Зафара, кривлялся Сенька.
— От добра добра не ищут, — не соглашался Олег Арсеньевич. — Зафарке тут благодать. Наша добрая мама кормит его от пуза и всем его родственникам на вылечивание фиктивных болезней денег дает. Телевизор ему в подсобку поставила и постельное белье меняет каждую неделю.
— Телевизор старый, на помойку хотели отнести, — напомнила Полина Сергеевна. — Если вы такие умные и ловкие — пожалуйста! Увольняйте Зафара, бог с ними, с деньгами. Но тогда найдите мне работника, чье резюме, представленное в печатном виде, совпадает с вашими требованиями. Зафар, кстати, почти разучился тыкать и называет нас по имени-отчеству.
Когда стало ясно, что от Зафара не избавиться, Полина Сергеевна потребовала от него:
— Мы с вами не на рынке, и обращения «хозяйка» и «хозяин» совершенно не уместны.
Зафар испуганно закивал (хозяйка ругается), но явно ничего не понял из ее слов.
— Вот листочек, — продолжила Полина Сергеевна, — здесь написаны наши имена, потрудитесь их запомнить.
На следующий день она увидела на предплечье Зафара татуировку в виде строчек буквенной вязи и обомлела: это из Корана, что ли? Или он уголовник, в тюрьме сидевший?
Она велела показать руку, увидела шариковой ручкой написанную по телу абракадабру, строго спросила:
— Что это значит?
