Заур Зугумов - Воровская трилогия
Глава 27
Ёся, как и любой порядочный еврей, знал толк в драгоценностях намного лучше меня, а потому в этом плане ему отводилась главенствующая роль.
Выбор им был сделан почти мгновенно, как только мы оказались в фойе театра. Это была дама постбальзаковского возраста. Черные как смоль волосы были гладко зачесаны, открывая довольно красивое лицо с поблескивающими карими глазами. Она была в вечернем малиновом платье с вырезом, обнажавшим плечи. Два рубина, величиной с голубиное яйцо, висели на мочках ее ушей, как сгустки крови. Руку, которой она опиралась на своего кавалера, украшало кольцо с таким же камнем. Ее шею, уже заметно дряблую и покрытую густым слоем пудры, обрамляло изумительной красоты колье из сапфиров, обрамленных редчайшими желтыми бриллиантами.
Это было произведение ювелирного искусства, на которое можно было любоваться целую вечность, но у меня, к сожалению, на это не было времени. Всего несколько секунд – либо при выходе из зала во время антракта, либо при входе в зал после него. Все зависело от обстоятельств и воровского фарта. Ёся, как я и ожидал, оказался способным малым и мой маленький урок претворил в жизнь с ловкостью старого и опытного ширмача. Благоприятная ситуация настала, лишь когда дама под руку со своим кавалером входила после второго звонка, прозвучавшего в антракте, в зал. Это был худший из вариантов, но других мне больше бы не представилось. Я знал это наверняка и решил работать.
Дело в том, что еще до начала представления мне потребовалось некоторое время на то, чтобы, прохаживаясь неподалеку от этой парочки, изучить застежку на колье дамы. Конечно же я знал их великое множество, и, как правило, на очень дорогих украшениях все они были одинаково сложны. Наконец, убедившись в том, что я справлюсь с возложенной на себя задачей, я цинканул Ёсе, чтобы он начинал потихоньку заходить вперед, а сам тем временем стал приближаться к терпиле сзади.
Когда она была уже почти зажата между нами, я кашлянул и, вытащив марочку, решил проверить чувствительность этой особы.
– Entschuldigen Sie mir bitte, Frau, – сказал я на всякий случай в никуда, но все равно никто не обратил внимания на мой маневр. Ёсе достаточно было под любым предлогом на миг остановиться перед дамой, чтобы я успел прикрыть несколько пальцев программкой, которую держал в левой руке, а правой на долю секунды остановить руку с платочком, которую я медленно подносил к своему лицу, возле шеи дамы и умудриться таким нехитрым образом расстегнуть застежку так, чтобы она этого не почувствовала.
И это у меня получилось. Длинным ногтем мизинца левой руки, который в любых условиях я всегда отращивал по привычке, я поддел замок и чуть повернул палец влево, а двумя пальцами правой руки поддел и надавил на пружинку так, что она с силой оттолкнула замочек в сторону. Лишь чудом, в последний момент, я сумел поймать один конец цепочки и держал его, прижав к шее терпилы, чтобы она продолжала чувствовать привычный холодок золота, потому что проделанной работы было недостаточно.
В следующее мгновение, когда еще только один конец колье был зажат двумя пальцами в правой руке и оно выпрямилось, как гремучая змея, вдоль левой стороны тела женщины, я, как бы споткнувшись ненароком, сделал неожиданный полуповорот и очутился таким образом прямо перед ее грудью, «по ходу пьесы» опуская колье в подставленную для этого ладонь левой руки. Оно упало туда, как шар в лузу. Еще один момент потребовался на то, чтобы я вновь извинился за свою неуклюжесть и растаял в толпе. Это была операция, требовавшая такой сноровки, которой обладал далеко не каждый. В этом мгновении и заключалось все то, что я чуть раньше пытался объяснить неискушенному читателю: неповторимое ощущение риска, кайф, который был так необходим карманному вору, и конечно же жажда прибыли. Кстати, на этот раз она была немалой, даже по меркам Запада.
Глава 28
Неторопливо, с достоинством истинного ценителя прекрасного, которого неотложные дела вынуждают покинуть дивный храм искусств, я забрал в гардеробе свое пальто, кашне и шляпу и, покинув театр, вышел на улицу. Прохаживаясь, как и несколько часов тому назад, в сквере, левой рукой я ощущал в кармане холод драгоценных камней, а глазами рыскал по всему периметру театрального фасада до тех пор, пока примерно через полчаса в дверях не появился Ёсик.
Я окликнул его, и, ничего не говоря друг другу, мы сели в одно из дежуривших возле входа в театр такси. Так же молча, не доезжая до какого-то супермаркета, расплатившись, мы вышли из машины.
– Ну что, с покупкой, что ли, бродяга, – сказал мне, улыбаясь, Ёся, и мы ударили друг друга по рукам, как это делают в американских фильмах.
Ёся потащил меня куда-то в обратную сторону. Миновав квартал, мы перешли через дорогу и, обогнув несколько переулков, очутились возле фасада шикарного пятизвездочного отеля «Хилтон».
– Это моя берлога, – загадочно улыбаясь, успел проговорить мне Ёся в тот момент, когда шнырь открывал нам двери в эту обитель благополучия и благосостояния тех немногих, кто мог позволить себе поселиться в его апартаментах.
– Нехило, – ответил я, когда мы уже шли по цветному паркету огромного зала, залитого множеством огней. Еся взял ключи у портье, и, поднявшись к нему в номер, мы заказали несколько бутылок шампанского «Монте-Белло» и все то, что к нему полагалось.
Через несколько минут мы наконец-то вспрыснули знакомство и удачно проведенную делюгу чисто по-жигански, как и положено было в наших кругах.
Так непривычно было слышать тосты, один из которых гласил: «За матушку-удачу и сто тузов по сдаче, за жизнь воровскую и смерть мусорскую», другой: «За тех, кто там», в одном из лучших отелей Гамбурга, вдали от суетной России и проклятого всеми ГУЛАГа.
Это надо было видеть, нет, скорее ощутить: вот когда впервые за многие годы заточений и невзгод я наконец-то почувствовал себя белым человеком. Я сидел, закинув ногу на ногу, на шикарном кожаном диване, держа в руке бокал шампанского одного из лучших сортов, молча слушал рассказы своего подельника и вкушал все прелести, которые нам может предоставить случай.
Когда Ёся немного захмелел, то позволил себе маленькую грубость по отношению ко мне, признавшись, что уже не надеялся увидеть меня больше, поэтому и не спешил из театра, но потом опомнился и извинился. Я его понял и не обиделся, особенно после того, как он рассказал, что пришлось ему пережить, прежде чем он соскочил с Союза в Израиль.
Мы были с ним почти одногодки. Он был марвихером по большому счету, знал, как и положено, несколько языков, поэтому и неплохо ориентировался в разных странах. На этот раз он прибыл в Гамбург из Голландии с одной старушкой миллионершей, но по приезде у нее разыгралась то ли мигрень, то ли еще какая-то болячка, и она отправилась восвояси, оплатив, правда, счет в отеле на месяц вперед, а он стал искать очередную «благотворительницу», пока не повстречал вместо нее меня. Как я уже успел упомянуть, Ёся прекрасно разбирался в драгоценностях и оценил эту цацку в пятьдесят тысяч долларов, не меньше.
– Ну что ж, ты в курсе этих дел, тебе и карты в руки, – сказал я ему, расставаясь, доверительно кивнув напоследок.
Глава 29
Домой я попал за полночь, слегка пьяным и в прекрасном расположении духа.
– Уж не нашел ли ты здесь себе немочку младую, а, добрый молодец? – с некоторой долей иронии, улыбаясь, спросила у меня Лариса, когда я попытался потихоньку прокрасться к себе в комнату, скрипя новыми лакированными штиблетами. Я даже не обратил внимания на то, что на моей кровати кто-то лежит.
– Фу ты, черт, напугала как! Что, делать больше нечего, как шастать по чужим кроватям? – проговорил я с той же иронией, почти шепотом в ответ, скинул на ходу туфли с клифтом и бросился, как пловец-ныряльщик, в ее теплые объятия.
Где я был и что делал все это время, ее уже не интересовало, потому что мы тут же отдались друг другу, как два голодных леопарда, а в постели любая женщина почти сразу чувствует измену. Так что объясняться не было нужды, хотя у меня на этот счет была на всякий случай давно придуманная красивая легенда.
В последующие дни мы виделись с Ёсей почти каждый день, я даже познакомил его с Ларисой. Колье он выгодно спихнул, и мы поделили деньги поровну.
И вот в один из знаменательных дней этого прекрасного союза – годовщины помолвки Сергея с Наташей, в знак искренней благодарности за внимание и уважение, я подарил хранительнице этого семейного очага изумительной красоты перстень с огромным бриллиантом голубой воды. Наташа конечно же была в восторге от такого подарка.
– Боже мой, красота-то какая! Мне таких подарков еще никто не дарил, даже не знаю, как и принять его, Заур, – говорила она, все время меняя положение ладони, любуясь игрой граней бриллианта и сверкая глазами от удовольствия.
– Ну что вы, Наташенька! Вы одна достойны всех драгоценностей на земле, вместе взятых, так что перстень этот – ничто по сравнению с вами.
