Виктор Дьяков - Наследство
– Быстро не сделать… и деньги нужны. Но у нас главное есть, своя земля, достаточно земли и желание. А все остальное… Кстати, не так уж и долго и денег не так уж много надо. Во всяком случае забор, чтобы все наши владения огородить, выйдет, может, даже подороже чем бассейн, а его ставить обязательно придется. А пока забора здесь нет, я Федю Ивашова, бульдозериста-экскаваторщика яму попрошу вырыть. Это тоже мой бывший ученик. Он сюда свой агрегат пригонит и яму за день выроет в эту же осень, и выроет такую, какую надо, и денег много не возьмет, думаю не дороже двух тысяч рублей обойдется. А стенки и дно я и сам выровняю. Ну, а доски-горбыль на опалубку, это вообще копейки, а может и вообще на нашей лесопилке договорюсь за бесплатно, только за доставку уплачу, там у меня тоже знакомый есть, родитель моего недавнего ученика. Вот цемента много потребуется, за него действительно заплатить придется, но опять же продается он свободно, в нашем хозмаге мешками. Но тоже думаю это не более шести-восьми тысяч, ну максиму десять. К следующей весне все приготовлю, и Бог даст, как только талая вода сойдет опалубку сделаю, стенки и дно цементом залью. А летом мы с тобой на эти стенки плитку положим. Плитка тоже в продаже любая есть – это еще тысяч пять, если дешевую брать, ну еще клей плиточный тысячи две. Я тут прикинул, тысяч в двадцать пять – тридцать нам этот бассейн обойдется, ну может я что-то упустил и чудь дороже выйдет. Все это вполне реально, лишь бы Бог здоровья дал…
Даша смотрела на деда и будто впервые его видела. Она уже безоговорочно ему верила, ей хотелось сейчас же перенестись из этого года в будущий, хотя бы взглянуть на этот бассейн, качать в него воду из, пока что лишь в «зародыше» существующего, колодца. Григорий Кузмич, без труда определил состояние внучки, и чуть улыбнувшись, продолжил:
– Только вот наша старая баня далековато от бассейна получается. Пожалуй, ее уже и ремонтировать не стоит, а тут же рядом у бассейна новую поставить. Ну, это уже дело более далекого будущего, это своими силами никак не осилить, сруб покупать придется и специалистов нанимать.
– А зачем баню-то сюда… и тогда она от дома будет далеко, – не поняла Даша.
– Как зачем, прямо из бани, в бассейн… представляешь. Как это у вас сейчас говорят… кайф?… Нет, не кайф, это в 70-х-80-х так говорили, сейчас у молодежи какое-то другое слово обозначающее высшее наслаждение, забыл, напомни, – попросил Григорий Кузмич морща лоб в усилии памяти.
– Ой, наверное, клево, круто… Нет, тут лучше всего подходит супер… да это было бы супер, из жаркой бани в прохладную воду, – Даша теперь закатывала глаза чуть не в экстазе. – Так наверное только наши нынешние миллионеры живут.
– Миллионеры, не миллионеры, а может и у нас получится, как думаешь? Вон твои мать с отцом, на круизе своем свихнулись, тоже для них это супер своего рода. А я вот думаю своя собственная баня с бассейном, куда больший супер, чем болтаться где-то по морям и от морской болезни в каюте блевать. Главное это собственность, своя земля, а на ней все что угодно построить можно. Вон, какое у тебя наследство уже есть, сорок пять соток, два дома и сад. А если здесь еще бассейн с новой баней построить, то при таком наследстве за тобой женихи в очереди стоять будут, к тому же ты еще и сама по себе красавица. Выбирать будешь.
– Ну, ты тут наговорил дед, – вновь зарделась Даша, – сейчас на все это, что ты сказал, не смотрят, сейчас счет в банке значение имеет.
– Что такое счет? Сегодня он один, завтра инфляция съела или банк лопнул, а недвижимость она всегда в цене, а земля вообще вечна, наставительно поднял палец Григорий Кузмич.
– Земля это понятно, но недвижимость, дед, здесь же столько работы… потом недвижимость, это, наверное, в первую очередь дом, а он такой старенький, – засомневалась в большой ценности данной недвижимости Даша.
– Ты, Дашенька, забываешь, что у нас есть еще один дом, а он-то совсем не старый и вообще не так построен как наш старый. Ты не смотри, что он внешне выглядит неважно, его только сверху подремонтировать, старый тес отодрать, финской вагонкой обить, и он как игрушечка новенькая смотреться будет. Там такой сруб, такие бревна… его же на века строили. Пойдем, посмотришь.
Они вошли в дом. Сначала застоявшаяся, давно не проветриваемая атмосфера нежилого помещения произвела на Дашу удручающее впечатление, так же как и все старомодное убранство брошенного жилища.
– Ты на эту рухлядь не смотри, мы это все выкинем, проветрим. Ты смотри, стены какие, бревна… им же сносу нет. А половые доски, чувствуешь мощные какие. Тут же лучший лес отобран и настоящие специалисты работали. Как сейчас помню, я студентом еще был, к матери на каникулы приехал и иду вот по этому прогону. А он вот здесь на кухне, окно отворил перед самоваром сидит и чай пьет. Окликнул меня и говорит: я, вот, всего четыре класса школы окончил, нигде больше не учился, а вон какой дом сумел для себя построить. А ты вот ученый, а сумеешь такой построить? Я молчу, не знаю, что и ответить, а нутром, понимаю, не смогу. А вот сейчас я бы сказал ему: да, Николаич, не в прок тебе твой дом пошел, и сам в нем не долго пожил и детям твоим он не нужен оказался. Ну, уж если твоим не нужно, так я, так сказать, по-соседски попользуюсь. Все лучше, чем архаровское семейство сюда вселится, да еще сожжет его ненароком. Чужое, даром полученное, оно легко уничтожается. А я нет, я знаю цену труду, самому все трудом досталось…
– Дед, ты о чем это, – с удивлением восприняла непонятное ей «лирическое отступление» деда Даша.
– Да это я так, не бери в голову, – отмахнулся Григорий Кузмич, не собираясь сейчас рассказывать внучке все перипетии предшествующие покупке этого дома.
– Какой большой… кухня больше чем у нас и целых четыре комнаты… веранда большущая, – ходила по дому и теперь уже удивлялась Даша. – Ой, а тараканов-то сколько. Тут надо все эти обои сдирать, представляю, что под ними творится.
– Конечно, все обдирать, мебель на дрова и провести полную санобработку, тут же всякого шматья в шкафах гнилого, моль вон чуть не стаями летает, – Григорий Кузмич попытался прихлопнуть пролетавшее мимо насекомое, но неудачно.
– А то, что дом крепкий, и я теперь чувствую, полы под ногами совсем не ходят, – смотрела себе под ноги Даша.
– Тут фундамент цементный залит, не то что в нашем, на сваях. Дом отличный, хоть с улицы и смотрится старым. Я ж говорю, старый тес отодрать, сайдинг вместо него и он как новенький смотреться будет.
– Значит, и жить здесь будем?… А как же наш старый дом, я к нему так привыкла, мне жалко его, – как-то вдруг погрустнела Даша.
– Ну, что ж теперь. Тот мы будем использовать как гостевой, или под склад. Яблоки там хранить будем. У нас же их теперь ох как много будет. Если с десяти яблонь вон сколько, то представь сколько, например с двадцати будет?
Даша ходила из комнаты в комнату и уже без брезгливой осторожности, по-хозяйски прикидывала, где что устроить, какие повесить шторы, в ней проснулось то, что присуще любой женщине – тяга к благоустройство своего жилища. Ведь у нее такового еще не было. В московской квартире хозяйкой была мать, в старом доме деда все хранило память об умершей еще до ее рождения бабушки. А здесь… здесь она впервые хозяйкой ощутила себя…
А Григорий Кузмич прошел в заднюю комнату и, протерев запыленное стекло в оконной раме, взглянул на участок, как раз туда, где он планировал построить бассейн и рядом новую баню. В его воображении вдруг возникло… Он увидел нечто, что, наверное, хотел бы увидеть, заглянув в будущее… Бассейн с прозрачной голубоватой водой, выложенный плиточной мозаикой, а за ним баня. Он не только видел, он и слышал… Из бани доносился детский смех и визг, потом оттуда выскакивают двое голеньких, маленьких, розовых и с криками с разбегу бултыхаются в воду, барахтаются, восторженно визжат. За ними, в банном халате выбегает женщина… В ней трудно, но можно узнать Дашу. Ей лет около тридцати, под халатом угадываются роскошные формы зрелой, дважды родившей и кормившей женщины. Она что-то кричит малышам, не то ругает, не то уговаривает. А те отплыли на середину бассейна и не торопятся выполнять то, что говорит им мать. А сбросить халат, кинуться в воду, чтобы отшлепать озорников, она не может, ведь это мальчишки (да-да оба мальчишки-погодки) и им лет по пять-шесть, и им уже нельзя видеть мать голой…
Больше в том видении никто не появился. Что за муж будет у Даши, будет ли он в той же бане парится, пока она бегает за сыновьями, и будет ли он вообще?… Этого Григорий Кузмич в своем кратком «экскурсе» в будущее так и не увидел. Когда очнулся, рядом стояла Даша и трясла его за рукав:
– Ты что, дед, увидел кого-то?
– Что?… Да, увидел… Значит где-то через пятнадцать лет… мне будет семьдесят девять… совсем старый… если и доживу, то на ладан дышать буду… но как хочется дожить… как хочется все это увидеть… наяву.
