Рута Юрис - Коммуналка (сборник)
– Полечку сбацаем, – устав от себя самой, сказала я.
– Тьфу, пошли в этот паршивый магазин, – закипала потихоньку мама.
– Ты раньше его очень любила, – сказала я.
– Нин, она издевается над нами, – сказала мама, разворачивая меня с полпути от магазина к двери роддома, – мое терпение закончилось.
* * *Когда мы вернулись к двери с оскорбившей мои чувства табличкой, там стояла парочка. Худенькая, высокая рыженькая девушка с таким большим животом, что сбоку она была похожа на цифру 10. Муж ласково гладил ее по голове и что-то нежно шептал. Но, как только он подносил руку к звонку, девушка висла на его руке и просила: «Подожди!»
Мама моя решила взять все в свои руки. Она нажала на звонок, и нас с рыженькой впихнули в открывшуюся дверь.
…И дверь за нами захлопнулась.
Мы посмотрели друг на друга, со слезами в глазах.
* * *– Девчонки, ну-ка, слезы утерли, быстро! Не бойтесь, – сказала нам пожилая нянечка, выдавая по ночной рубашке, – переодевайтесь, а одежду сейчас родным отдадим.
А в голове стучало: « Бежать, бежать…» Куда? Мы были птички в клетке с ужасом в глазах.
Переодевались, прислушиваясь к голосам родных за дверью, потом сели на кушеточку у кабинета врача. Выглянула сестра: «Кто первый? Заходите, документы давайте».
– Я, – прошелестела девушка.
Сестра выдала мне ножницы и велела постричь все ногти под корешок, а сама ушла, оставив дверь в кабинет открытой. И мне был слышен разговор рыженькой с врачом.
– У Вас как часто схватки?
Рыженькая заплакала.
– У меня в карте написано рожать 28-го мая, а сегодня 2-ое июня, а у меня ничего нет.
– Вы где и с кем живете?
– Мы с мужем в студенческом общежитии. Подружки сказали – иди, раз ничего нет. Муж меня и привел.
– А мама Ваша далеко? Ей позвонить можно?
– Нет, она в Иркутске, и у нас дома телефона нет. Надо вызов заказывать.
– Ну, не волнуйтесь. Сейчас Вас обработают и положат в предродовую палату. Тимофеевна, девочку возьми у меня на обработку.
Что такое обработка, я уже знала. Ногти я подстригла сама, потом эта самая Тимофеевна обрила меня, пардон произвела депиляцию, станком для бритья, очевидно с лезвием Нева «времен Очаковских и покоренья Крыма».
Когда я вышла после бритья, пардон, депиляции, и села у двери кабинет врача, то услышала разговор врача и Тимофеевны про рыженькую.
– Ну, переходила несколько дней, подумаешь, какое дело.
– Так ведь подсказать некому, мамки рядом нет.
– А теперь придется делать стимуляцию. Бедная девочка.
– Дети рожают детей, увы!
* * *В кабинет позвали меня. Задали несколько дежурных вопросов.
Заполнили карту и проводили в предродовую палату, где лежала одна лишь Рыженькая. Показали часы над дверью и велели позвать, когда схватки будут раз в пять минут.
Я улеглась на бок, надеясь познакомиться и поговорить с Рыженькой. Но ей привезли капельницу со стимулирующим раствором, и мне пришлось отвернуться, потому что таких вещей я тогда и видеть не могла. Иголка в вене – это ужас, летящий на крыльях ночи. Я вспомнила, как сдавала кровь из вены в женской консультации, а потом тащилась домой с ваткой с нашатырем.
Я повернулась на другой бок и стала смотреть на часы над дверью.
19 часов 45 минут….
Я не знала, что в это время мой Леша со своей мамой, словно два самолета, заходящих на посадку, совершая глиссаду за глиссадой вдоль здания роддома, пытались высмотреть что-то в окнах приемного отделения и предродовой палаты. Они не знали, что предродовые палаты и родильные боксы находятся на втором этаже.
Мне было не до Леши, а только до самой себя. И сердце мне ничего не подсказало. Заячьим хвостиком оно стучало от страха в преддверии событий, о которых я могла только догадываться после занятий, курс которых прошла в женской консультации, когда уже пошла в декретный отпуск.
Нянечки и сестры уселись в комнате отдыха ужинать и пить чай. Я посмотрела на Рыженькую, она дремала под капельницей. В коридорах было тихо, никто не рожал. Я тоже решила подремать маленько, потому что все мои схватки куда-то делись, и я немного успокоилась и уснула…
* * *Проснулась я оттого, что кто-то резко толкнул мою кровать. Я открыла глаза и не сразу сообразила, где нахожусь. Лишь увидев часы над дверью, вспомнила, что лежу в предродовой палате. Рыженькая также дремала под капельницей.
А с другой стороны положили дородную женщин, лет сорока с хвостиком. Веки ее дрожали, и она тяжело дышала и время от времени ухала, словно филин: «У-у-у-ххх, о-о-о, у-у-ух!» А я так крепко уснула, что даже не слышала, как ее госпитализировали.
Я взглянула на часы – 23:30. Ого, сколько проспала! Я приподнялась на локтях и решила лечь повыше. Но в это время раздался странный щелчок, и я почувствовала, что лежу в луже. Я испугалась и позвала: «Няня, няня! Я вся мокрая почему-то?!»
Минут через пятнадцать появилась нянечка: «Кто меня звал?»
– Ой! Я вся в луже лежу!
Нянька бесцеремонно сдернула с меня одеяло и засмеялась. Я надулась, ну прям комедия, да еще надо мной смеяться. И так страшно.
– Почему-то? Да, воды отошли. Рожаешь ты, девонька. Сейчас простынку и рубаху принесу сухую.
Пока она ходила за бельем, новая соседка положила голую ногу поверх одеяла и застонала, а потом и вскрикнула: «Ой-ой-ой, а-а-а-а-а, больше не могу терпеть! Куда же они все делись?»
Она села на постель и пропустила левую ногу между прутьев спинки кровати. Собрала волосы под аптекарскую резинку и ухватилась за спинку соседней кровати.
– А-а-а, Господи, помоги же мне, прости меня грешную! – женщина, что есть силы, вцепилась в спинку кровати и придвинула ее к себе. Затрещал и порвался линолеум под ножкой кровати, – о, Господи!
И женщина с такой же силой отодвинула кровать от себя
Я притаилась, лежа на боку, но тут почувствовала толчок у себя в животе, и ноги сами подтянулись к груди. Волосы на голове сделались мокрыми от пота. Я застонала и, на мгновение, словно провалилась куда-то.
Когда пришла в себя и открыла глаза, увидела, что на противоположной кровати уже лежит новая роженица, вот еще слово-то какое… Подняла глаза на часы. 00:40. Постаралась отдышаться.
Тут, наконец-то, появилась нянечка с сухим бельем. Она увидела разодранный линолеум и запричитала-заругалась на женщину с соседней кровати.
– Ты что ж наделала? Нам теперь что же палату на ремонт закрывать?
– Отстань, бабка, – басом сказала женщина и снова со всей силы, со стоном, придвинула кровать к себе.
В это время сестра привела в палату еще двух женщин и велела им ложиться и вести себя тихо.
Нянечка бросила мне на кровать сухое белье и сказала: «МарьДмитривна, погляди-ка, что эта красавица учудила!»
Сестра увидела разодранный линолеум и сказала скандально-грозно: «Пойду за врачом!»
Я стянула с себя мокрую рубаху и, надев сухую, встала босиком на пол и сняла с кровати мокрую простыню. Накинуть на кровать сухую простыню у меня никак не получалось, мешал живот. Расправила ее кое-как руками и легла. На часах было 00:53.
Меня била мелкая дрожь, и я поняла, что это оттого, что я боюсь следующей схватки. На свободную кровать напротив положили еще одну женщину.
Да что это я женщину, женщину! Мы все, включая Рыженькую, были здесь в палате девчонки-зелепухи, лишь дама, испортившая пол, годилась нам в мамки.
Я отдышалась и выпила водички из стакана со своей тумбочки. Посмотрела, на каждой тумбочке такой стакан стоит, значит, пить можно.
Про мужа и родителей я и не вспоминала. Только бы отстреляться поскорее. И тут меня опять прихватило, опять я провалилась куда-то. Очнулась, на часах 01:30.
– Ты чего так орешь, голубушка, – сказала мне МарьДмитриевна, – ты здесь не одна. Эк вы все голосить начнете, убежишь!
– Ой, извините, а я что, кричала?
– Да еще как, все мамку звала. Без мамки-то никуда!
Тут зашевелилась и подала голос Рыженькая. Тоже мамку кликала... А мамка-то ее далеко, в Иркутстке.
Я задремала и проснулась от новой схватки. Время 02:15.
И уж тут, меня, родимую, прихватило по полной программе. Я только успевала отдышаться, как опять от боли проваливалась куда-то. Лишь один раз я посмотрела в передышке на тех, кто лежал напротив. В глазах их был неподдельный ужас. У них и схваточки пока были так себе, но на примере нашего ряда кроватей, он воочию видели, что их ждет в ближайшие час-два.
Я очнулась оттого, что кто-то трепал меня по щеке. Это была незнакомая сестра в колпаке и с маской на лице.
– Вставая, дорогая, а то сейчас родишь прямо здесь.
Она дала мне чистую пеленку, чтоб я проложила меж ног и придерживала на всякий случай
– Давай под руку возьму.
И мы пошли…в неизвестность…в будущее.
Сестра подвела меня к креслу, на котором рожают, и сказала: «Вот ступенечки тут, залезай».
Я взгромоздилась кое-как и легла. Сестра подошла ко мне, погладила по голове и сказала ласково: «Ты меня маске не узнала, мы с тобой в одной школе учились. А я тебя помню, ты – Ира, да?»
