Ринат Валиуллин - В каждом молчании своя истерика
– Все хорошо, только в тебе есть один недостаток. Ты слишком женат.
– В чем проблема, я разведусь. Ты выйдешь за меня?
– У тебя есть апельсин?
– Нет, а зачем?
– Меня тошнит.
– Я постараюсь найти.
– Теперь ты понимаешь, как мы будем жить, если поженимся: ты станешь исполнять мои капризы, а меня будет тошнить от тебя.
Сознание Софии раздвоилось на некоторое время, с одной стороны, ей было очень интересно, чем закончится сцена на экране, с другой – Лара, которая могла обидеться, поняв, что она стала фоном.
– Извини, но самое сложное для меня – это огорчаться за других, даже сложнее, чем радоваться, – откусив пирог, добавила в свою речь клубнички.
– Я тоже не люблю за других что-то делать. Так что ты не бери в голову.
– Если бы я могла быть такой же беспощадной, как и любовь, то давно бы ушла от своего.
– Куда? С тремя-то детьми.
– Теперь уже с двумя. Туда, где не надо ни жалеть, ни сожалеть. Подождешь минутку, мне надо пироги из духовки достать.
– Хорошо. Какой запах! Мне тоже один, самый румяный тогда, – прибавила звук телевизору София, где девушка все еще объяснялась по телефону.
– Самое неожиданное происходит в жизни пары, как только одному начинает казаться, что он знает другого как свои пять пальцев.
– Каждому мужчине так кажется. Навязчивая идея. Ты разбираешься в женщинах? Какой вздор! Конечно, можно нас разобрать по вкусам и запахам, по полочкам и по Фрейду, но как быть с капризами, которые очень быстро мутируют?
– Женщина – подарок судьбы, нельзя от нее отказываться.
– Это я понимаю, но ведь отказать может она.
– В таком случае ты не подарок.
– На чем мы остановились? – вернулась в беседу Лара.
– Все хотят к теплому морю любви в берега каменных объятий. Никогда не знаешь, где шляется твой мужчина: может, сидит в баре, может, прохлаждается с кем-то в кровати, а завтра ты встретишь его, и он поймет, что столько времени потерял не с теми, подтверждая это признаниями в любви. Ты будешь соглашаться с ним медленно, макая свои губы в шампанское, глаза – в любовь, душу – в счастье. Сегодня читала гороскоп. Обещает встречу и знакомство. Как там было сказано: не упустите свой шанс.
– Ну вот, видишь, – вышла Лара на балкон, чтобы проведать своего малыша, дремавшего там в коляске. Так она обычно выгуливала своего ребенка, когда были дела по дому. Малыш мирно спал, не обращая внимания на то, что солнце уже улыбалось ему и строило рожи. Свежий апрельский воздух наполнял его щеки румянцем, а птицы бескорыстно пели, перелетая с ветки на ветку в поисках новых знакомств.
– Я не верю прогнозам на выходные, когда вечер обещает встречу с прекрасным, а проснешься – все затянуто одиночеством.
– Ты что, опять на диете? – нашла Лара в коляске выпавшую во сне соску и положила в карман.
– Откуда ты знаешь?
– Голос раздраженный, – вернулась она домой и принялась готовить молочную смесь для малыша.
– Ага, на гормональной. А ты?
– Моя диета – это когда поцелуи на завтрак, обед и ужин. Все остальное не диета, а сплошная борьба угнетенного чувства голода за демократию.
– У каждого свое понятие о разврате. Для кого-то и развернуться уже разврат, – сожалела София, что не дослушала разговор на экране.
– Я люблю решительных мужчин, – вспомнила вдруг Лара, как Антонио сделал ей предложение. И уже после свадьбы, когда она оставалась дома одна, часто спорила сама с собой о каких-то приятных мелочах: чай пить или кофе, с печеньем или с шоколадом, позвонить ему или дождаться, пока сам позвонит… Еще выпить чаю или сварить все-таки кофе, прикончить шоколад или оставить жить, написать ему «Я тебя люблю» или дождаться, пока позвонит, и потом уже сказать: «Что, соскучился?».
– Они всегда знают, чего хотят?
– Они всегда знают, чего хочу я.
– Они умнее.
– Не может быть! Ты ли это говоришь, София? Зачем тебе тогда нужно было второе высшее?
– Ну как, я ведь еще многого не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Я не знаю, как жить дальше.
* * *Спустившись с горы, бросив сноуборды прямо на снег, они сидели со стаканчиками глинтвейна и жареными сосисками на лавке, уставшие и счастливые, все еще улыбаясь солнцу, которое уходило восвояси за горы, унося с собой свет.
– Со стороны будто две груди в белом бюстгальтере, – указала рукой Фортуна на две одинокие вершины, между которыми образовался широкий вырез.
– А я-то думаю, откуда такое легкое ощущение оргазма, – глотнул я красный нектар с бонус-треком имбиря, кардамона и корицы.
– Хорошее пойло варят эти немцы.
– Да, и сосиски что надо, – смачно откусила кусок горячей сосиски Фортуна.
В этот момент к ней подскочил рыжий сеттер.
– Откуда это чудо? – завизжала от радости Фортуна.
– Ты слишком эротично ешь. Видишь хозяина вдалеке? – указал я на человека в пуховике, который живо общался со сноубордисткой.
– Похоже, вышел себя показать.
– Ага, и собаку покормить.
– Мне кажется, нельзя кормить чужих собак, – Фортуна гладила собаку одной рукой, а вторую с мясом подняла повыше, чтобы та не достала. – Да, ему теперь не до тебя, – объясняла она псине политику флирта. – Инстинкты, ничего не поделаешь. Бывают девушки с веслом, бывают со сноубордом. Кому какой инвентарь достался.
– Может, дать ему немного? – спросил я Фортуну, которая лучше меня понимала в собаках.
– Не стоит, – сказала она. Тем временем сеттер притащил в зубах кусок ветки и протянул Фортуне.
– Служит, – прокомментировал я.
– Или хочет поиграть, – отбросила она палку на несколько метров. Пес проводил ее взглядом, но остался на месте.
– Не могу я больше смотреть в его голодные глаза, – кинул я кусок своей сосиски сеттеру. Тот поймал на лету гостинец, опустил морду и стал жадно жевать. Проглотив, начал вынюхивать с поверхности снега невидимые ароматы и снова поднял голову: «Еще». В этот момент короткий свист хозяина оторвал его от нашей компании. И рыжее веселое вещество исчезло из поля зрения.
– Смотри, – допивая глинтвейн, закинула голову наверх Фортуна. Там на голубой акварели появилось несколько ярких куполов парапланеристов.
– Жизнь прекрасна, когда она не в телевизоре, – прилег я на колени любимой.
– Ну ты нахал!
– Извини, чтобы лучше было видно, как они спускаются с небес.
– Тебе удобно? – приняла Фортуна меня.
– Еще бы. Ты моя квартира с удобствами.
Я долго наблюдал за разноцветными птицами, пока не закрыл глаза и представил себя на их месте: шершавый, жесткий поток, бьющий в лицо, беспорядочные чертежи земли и свою абсолютно пустую голову, из которой ветром выдуло все, кроме ощущения нереального счастья.
– Да не кричи ты так! – смеялся рядом Антонио. Это был первый мой полет на парашюте, когда мы спустились в тандеме. – Просто наслаждайся, упивайся.
– Тобой, что ли? – приходил я постепенно в себя.
– Нет, мной не надо, сопьешься… Свободой!
* * *– А твой Антонио? Наверное, он какой-то особенный?
– Да нет, не было в нем ничего такого особенного.
– За что же ты его тогда полюбила?
– За то, что эту роль он отдал мне.
– Только ты думала, что это будет яркое захватывающее кино, а оказалось, что длинный тривиальный сериал, с повтором предыдущих серий по утрам. Все влюбленные – неизлечимые оптимисты. Он все по вахтам на север летает?
– Да, месяц здесь, месяц там.
– Ну все-таки успеваешь соскучиться?
– Нет, скорее не успеваю привыкнуть. Все время хочется какой-то свежести отношений, бури эмоций, праздника, что ли. Но не того, что за столом с готовками и гостями. Ты меня понимаешь?
– Согласна, мы стали экономны, мы боимся любить, мы боимся делиться чувствами, даже сердца нынче не бьются, потому что уже не бокалы полные вина, а пластиковые стаканчики с охлаждающими напитками. А знаешь, что он мне заявил?
– Кто?
– Марко. Когда я ему сказала: «Ты меня не любишь, я это чувствую».
– Что?
– «А зачем мне тебя любить, когда с тобой можно просто спать», – ужалил в самое сердце. Вот все время же себе говорю: «Не надо заводить романов, если вас не заводит». Ан нет, бес попутал, а точнее – страх одиночества.
– После таких слов в отношениях наступает зима.
– Похолодание, я бы сказала. Хотя погода меня абсолютно не волнует. Что бы там ни было за окном – скупая зима или неуравновешенное лето, я всегда буду ждать весны. Только весной глаза наполняются влюбленностью, я же чувствую себя сентиментальной и щедрой дурой, раздавая ее направо и налево.
– Конечно, время вылечит, но осложнения обеспечены. Любовь не переспать.
– И каков теперь твой главный принцип по жизни?
– Главное, чтобы было интересно. А что касается остального, то секс по Фрейду, шоколад по любви, чай поутру.
