Роберт Енгибарян - О, Мари!
Погрузившись в машину, вернулись обратно. Эдик вышел, помог генералу Аганову сесть на переднее сиденье рядом с водителем. Я впустил в салон смущенную Анну и сел справа от нее, Эдик слева.
– Куда вас отвезти, товарищ генерал?
– Мы едем к тете, она живет на Ленинском проспекте, – ответила Анна. – Чуть выше площади Гагарина.
Всю дорогу Эдик болтал с генералом и Анной. Узнал, что генерал через день едет в командировку в Ленинград, а Анна с подругой еще на неделю останется в Москве, и с удивлением выяснил, что ближайшая подруга Анны приходится ему дальней родственницей. Я за всю поездку не обменялся с девушкой и двумя словами. Говорил в основном Эдик, иногда генерал.
Вышли попрощаться. Посмотрев на Анну, я снова невольно отметил, какая она красивая. Но, к сожалению, совсем молоденькая, еще даже не полностью сформировалась.
– Спасибо, что подвезли нас. До свидания.
Анна подала мне руку, я пожал ее и тут же смущенно отдернул свою ладонь. Пальцы мои словно пронзил электрический заряд – в точности как десять лет назад, когда я впервые прикоснулся к руке Мари. Больше ни с одной девушкой у меня такого не было.
– Дав, мне показалось, что вы с Анной знакомы, – заметил Эдик по дороге домой. – Во всяком случае, между вами что-то происходило. Не пойму, что именно.
* * *У Эдика было действительно удобно. Я выбрал себе небольшую светлую комнату, на столе установил фотографии отца, Рафы, еще одну фотографию отца с матерью, на дальнем углу – маленький любительский снимок Мари. На нем ей было восемнадцать, мы тогда только что познакомились.
Эдик зашел посмотреть, как я устроился.
– Дав, вот тебе ключи от квартиры. Постой-ка, откуда у тебя фотография Анны? Нет, это другая девушка. Но они точно похожи! Кажется, это киноактриса? Я где-то ее видел?
– Это Мари.
– Точно! Я вспомнил: лет семь или восемь назад я приехал домой и мама показала мне девушку, которая вела уроки французского по телевизору. Сказала, что это девушка Давида и, по-видимому, они поженятся. Знаешь, я даже позавидовал.
– Эх, Эдик, если б знать тогда, чем все это закончится, сколько страданий принесет мне и моим родителям знакомство с Мари…
– Да выкинь ты ее из головы! Смотри, какие девушки вокруг. Что сломано, того уже не восстановишь. А даже если восстановишь, трещины навсегда останутся. Еще погуляем, брат! Все, давай спать…
Через два дня Эдик объявил:
– Майор, завтра спектакль в «Ленкоме», я пригласил мою родственницу Лиану и Анну. Пойдешь? Билет есть.
Опять я стою перед выбором. Не хочу никуда ни с кем идти! Дайте мне привести себя в порядок, отдохнуть… Словно со стороны я услышал, как другая моя половина произнесла:
– Да, пойду.
* * *Целую неделю мы ходили с Анной по музеям и паркам Москвы. Я говорил, говорил, говорил… Анна слушала, иногда поднимая на меня удивленный взгляд, задавала наивные вопросы. Сидели в кафе, иногда заходили в простенькие рестораны. Однажды я пригласил ее в «Националь» на вечернюю программу варьете, очень модную в то время. Она заявила, что туда ходят только хулиганы и испорченные люди, чем вызвала мою бурную радость.
– Смотри, Дав, не шути с девушкой, – предупредил меня Эдик. – Не то Аганов снесет твою дурную башку.
– Эдик, завтра я лечу в Ереван. Провожу Анну домой, увижусь с мамой и вернусь.
Я чувствовал, что со мной происходит что-то странное. Казалось, я перестал контролировать свои действия – совсем как десять лет назад, когда повстречался с Мари.
Через день в Ереване, собираясь лететь обратно в Москву, я приехал к дому Анны, чтобы попрощаться с ней. Она вышла, смущенно подала руку на прощание. Это был второй раз, когда я прикоснулся к ней.
– Я позвоню, Анна.
– Нет, я сама позвоню. Я знаю, что мои родители не очень хорошо к тебе относятся, считают, что у тебя дурная слава.
– Из твоих слов мне только одно понравилось – слава, – улыбнулся я. – Увидимся через полгода! – и вдруг неожиданно для себя добавил: – Прилечу просить твоей руки, если ты, конечно, согласна.
Несколько минут она сосредоточенно смотрела вниз. Когда она наконец подняла голову и посмотрела на меня – серьезно, без улыбки, – по ее светло-карим глазам я увидел, что она приняла решение.
– Лучше обручиться. Как раз я перейду на третий курс.
– Знаешь, Анна, у тебя серьезная причина: на третьем курсе учатся уже самостоятельные люди. К тому же будет время проверить наши чувства.
Эпилог
Вскоре я защитил кандидатскую диссертацию и начал преподавать в военной академии на кафедре Орловского. Через два года, несмотря на сопротивление семьи Анны, мы с ней поженились. В моем присутствии она спокойно и решительно объявила родителям, что если они не дадут своего согласия, то она уйдет из дома и больше не вернется. Я был поражен решительностью совсем неопытной девушки, которая, несмотря на все сложности и сомнения, решила связать со мной свою судьбу и полностью доверилась мне. Обмануть доверие этой чистейшей души было бы тяжелейшей подлостью. Мир для меня замкнулся на моей юной возлюбленной.
Анна переехала ко мне в Москву и продолжала учиться уже в Первом московском медицинском институте. Мы жили в съемной квартире в центре города. По утрам я с трудом поднимал с постели мою молоденькую жену – особенно тяжело и жалко было ее будить зимой – и, полусонную, на машине отвозил в институт. В такие моменты мне казалось, что я заменяю ей отца, брата и мужа одновременно.
Институт Анна окончила с красным дипломом и впоследствии перешла на преподавательскую работу. После рождения нашего первого ребенка, дочери Люси, которую мы назвали в честь моей матери, родители Анны примирились с моим существованием и даже начали гордиться моими успехами. Второй ребенок, сын, родился уже в Европе, где я занимался научно-преподавательской деятельностью.
Мама сперва осталась жить с братом, который очень быстро рос по службе и уже в довольно молодом возрасте достиг заметных успехов. После нашего возвращения из-за рубежа мама переехала ко мне. Часть останков отца я перевез в Москву и похоронил на Ваганьковском кладбище, где через двадцать лет к нему присоединилась моя многострадальная мама.
У меня большая, разноязычная, интернациональная семья, четверо внуков разных кровей. Свою старую поношенную капитанскую форму я держу в шкафу. Иногда я с гордостью показываю ее детям и внукам, рассказываю о своей неспокойной молодости, показываю выцветшие и обтрепавшиеся фотографии тех лет… Дети уже давно не спрашивают, кто эта часто встречающаяся на снимках пышноволосая девушка, а внуки пока ничего не понимают.
* * *Мари так и не вышла замуж. Она живет в Париже – уже в другой, более просторной и роскошной квартире – с матерью, мадам Сильвией, и сыном, который, как и Мари, считает, что я их предал. Когда в 1980 году мы с Анной впервые появились в Париже в составе туристической группы – в кармане сто двадцать долларов на две недели [64] , – я долго колебался, звонить Мари или нет. Потом решил, что мой звонок расстроит всех нас, особенно мою молодую жену. Впоследствии и у меня, и у Мари было много возможностей встретиться, но мы сознательно избегали этого. Однако судьбе было угодно, чтобы спустя некоторое время наши пути снова неожиданно пересеклись.
Мари – владелица успешного рекламного агентства, ведет замкнутый образ жизни. О ней и Себастьяне постоянно информирует меня Тереза, с которой мы сохранили исключительно теплые отношения. Они с мужем востребованные архитекторы, имеют троих детей, одного из которых назвали Давидом, в мою честь. От Терезы я узнал, что Мари недавно провела неделю в городе своей юности, возложила цветы на могилы моего отца и Рафы и, опечаленная, улетела обратно.
Самой близкой подругой Мари стала… Иветта, которая обосновалась в Лондоне и отчасти в Монако. Борис в 1990-е годы сколотил внушительный капитал, стал владельцем солидного бизнеса, которым управляет из-за рубежа. Он азартный, самозабвенный игрок, почетный гость монакского казино. По слухам, играет по-крупному, иногда не без успеха.
Иветта оставила свою переводческую работу, несколько лет совершенствовала вокальное искусство и стала неплохой певицей в жанре популярной классики. Поет на разных языках, которыми владеет, в основном на французском, немецком и английском, разъезжает с благотворительными концертами по миру и большую часть заработанных денег направляет в Россию и Армению в помощь сиротским домам и детским больницам. У нее одна дочь – по словам Терезы, очень красивая и похожая на свою мать, – которая серьезно дружит с Себастьяном. Я узнал, что Иветта и Мари часто встречаются в Париже, иногда в Ницце, где Мари бывает на отдыхе. По-видимому, им всегда есть о чем поговорить, и не исключено, что тема о мужском непостоянстве и предательстве затрагивается ими нередко.
Юля с дочерью переехала к матери Рафы, которая спустя несколько лет тихо и незаметно скончалась у себя дома, так и не примирившись с потерей сына и мужа. Юля доцент, преподает в институте физкультуры. По моему настоянию ее дочь приняла имя отца – Рафаэлла. После окончания филфака университета девушка вышла замуж и назвала своего сына Рафаэлом. С семьей Юли мы, когда бываем на родине, общаемся как близкие родственники.
