Михаил Ландбург - Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф
– Зря ты так… – прошептал полковник. – Ты ведь знаешь: никогда нигде и никого я не оставлял… Раненых тем более…
– Тогда ты был капитан, а теперь ты полковник…
– Зря ты так… – повторил полковник и, обхватив руками голову, откинулся на спинку кресла.
– Знать бы, что нас ожидает в будущем – прошептал Эйд. – Если б мне кто-то сказал…
Полковник выпрямился в кресле и укоризненно заметил:
– О будущем и так всё известно…
– Кому известно? Разве что Ему…
– Ну, не в подробностях, не в деталях, а вообще, понимаешь? В наши с тобой годы человек обязан знать, что его «потом», так или иначе, окажется непригляднее, чем его «сейчас».
– Чёрт возьми, – выкрикнул Эйд, – по мне так уже сейчас ужасно паршиво?
– Значит, в будущем надо быть готовыми встретиться с целой горой «сейчас».
Эйд внимательно посмотрел на полковника.
– И тебе паршиво, да? – спросил он.
– Мне замечательно! – полковник снова обхватил руками голову. – Мне настолько замечательно, что, кажется, сейчас она взорвётся.
– Взорвётся?
– Ты ведь знаешь… Моя голова…
– Это из-за старой раны?
– И из-за неё тоже.
– Паршиво…
– Да, Эйд, возможно, на этот раз придётся отступить…
Эйд приподнял брови.
– Разве ты когда-то свою траншею оставлял?
– Никогда!
– Тогда почему теперь?..
Полковник снова подумал о том, что они с Эйдом живут в разных измерениях, и что Эйд вряд ли наслышан о «дорожной карте» президента Буша. Этого бедуина нисколько не удивило бы, если б его верблюд, случайно наткнувшись на валяющийся в дюнах англо-французский разговорник, не использовал бы его для того, чтобы немного пожевать несколько страниц…
– Теперь, возможно, придётся… – повторил полковник.
Эйд покачал головой.
– Не хорошо это, когда человека выгоняют из его дома. А если этот дом всего лишь одинокая в степи палатка, тогда совсем нехорошо…У меня ведь только моя степь и моя палатка, и я теперь очень сердитый…Знаешь, полковник, старый еврей из Иерухама научил меня проклятию: «Пусть будут у тебя десять домов, и в каждом доме по десять этажей, а на каждом этаже по десять комнат, а в каждой комнате по десять кроватей – и чтобы ты перекатывался с кровати на кровать и не находил себе места!»
– Аминь! – сказал полковник.
Руки Эйда соскользнули с перил террасы и беспомощно повисли вдоль тела.
– Теперь нас свои же прогонят… – прошептал он.
– Может быть…
– И моих коров тоже?
– И их…
– Ну, конечно…Убираться в коровнике нужды больше не будет… Твой сын, лейтенант Лотан Шац, придёт и моих коров прогонит…
– Ты очень сердитый, Эйд, – сказал полковник. – Ты ведь знаешь, что мой сын всего лишь солдат…
– А я всего лишь человек… – из-за выпитого арака Эйда сильно развезло. – Наверно, я выдохся…
– Что?
– Кажется, я очень здорово выдохся.
– Как это?
– А то ты не знаешь?
– Нет, Эйд! Откуда мне знать, как ты выдохся?
– Я выдохся, будто бутылка арака без пробки… – объяснил Эйд.
«Постарел он… – полковник пристально посмотрел на измождённое лицо Эйда, – Господи, как он постарел!»
– Где я теперь отыщу работу? – продолжил Эйд.
– Твоя работа была не весть какая…
– Коровам моя работа нравилась. И моим детям тоже. Если я не найду работу, мои дети будут сидеть голодными, а жена не захочет со мной разговаривать. Думаешь, мне удастся отыскать работу, чтобы прокормить моих детей?
– Уймись, Эйд. Правительство обещало, что позаботится…
– Ну да, обещало…На то оно и правительство…Только я всё равно очень сержусь. Меня просто съедает мысль, что если вдруг завтра…
– Уймись, Эйд, ты должен успокоиться.
– Ну, конечно…В этой жизни приходилось успокаивать себя не раз, и я знал, как это делается, только сегодня не получается; мне кажется, что я стал сам себе чужой. Чужой и неузнаваемый. С тобой, полковник, случалось такое?
– Чтобы саму себе чужой?
– Чужой и неузнаваемый…
– Сегодня ты много выпил, – сказал полковник.
– Сегодня я хочу умереть, – отозвался Эйд.
Полковник чуть присвистнул. Потом спросил:
– Ты уверен, что хочешь именно этого?
– Сегодня я думаю, что мне бы лучше умереть. – Эйд снова ухватился за перила террасы. Он держался за перила так цепко, что его пальцы стали иссиня-белыми. – Я думаю, что лучше умереть сегодня, чем дожить до того, что ждёт нас завтра.
– Нет, Эйд, так не думай.
– Я не хочу думать, я хочу умереть. Ты не знаешь, почему я хочу умереть?
Полковник рассеянно оглянулся.
– Наверно, тебе вздумалось совершить что-то приличное, – сказал он.
– Смерть – это что-то приличное?
– Знаешь, Эйд, иногда я думаю, что не задерживаться в этом мире слишком надолго – это самое приличное из всего, на что человек способен.
Эйд покачал головой. Потом вдруг рассмеялся. У него во рту осталось совсем мало зубов.
– Я слишком надолго задержался, как ты считаешь? – спросил он.
– Завтра… – тихо проговорил полковник. – Завтра увидим…
– Думаешь, завтра увидим?
– Полковник молча пожал плечами.
– А если?.. – начал Эйд.
– Значит, так будет НАДО!..
Эйд снова покачал головой.
– Ты же знаешь, что так не надо…
– Я не знаю! Правда, Эйд, я не знаю!..
В лунном свете, который лёг на террасу, тихо вздрагивала широкая тень полковника, и Эйд долго водил по ней взглядом, а потом, будто вдруг про что-то вспомнил, резко вскинул голову.
– Вот что я скажу тебе, полковник, – проговорил Эйд, – если эта земля больше не хочет принадлежать мне, то я зайду далеко-далеко в дюны и заставлю себя принадлежать ей. Или-или…
– Прости, Эйд, давай переменим тему, – сказал полковник. – у меня раскалывается голова.
– Это из-за старой раны?
– Наверно.
– Из-за твоего ранения в голову?
– Наверно.
– И ещё в кисть?
– При чём тут кисть?
– Я пойду, – глаза Эйда смотрели так, словно они во внутрь орбит провалились.
– Иди! – сказал полковник.
Эйд не двигался с места. Только слегка покачивался.
– А может, нас испытывает Создатель? – спросил он.
– Он давно уже нас не испытывает, – отозвался полковник. – Теперь Он или сразу карает, или сразу прощает…
– Тогда, кто же нас испытывает?..
Полковник молча пожал плечами.
– Скажи мне, полковник.
– Чего пристал? – сокрушённо отозвался полковник. – Я вот и Агнона читал, и Библию читал, а всё равно не знаю…
– Я думал, что ты знаешь… – сказал Эйд.
– Напрасно думал.
– Теперь вижу… Между прочим, это государство – ваше…
– Спасибо, что напомнил, – нахмурился полковник. Он вдруг подумал, что никогда не чувствовал в своей груди такую пустоту.
А Эйд ухмыльнулся.
– Эх, вы…Свои земли продаёте…
Полковник замахал руками, будто комара отгонял.
– Земля родины не продаётся! – сказал он.
– Если покупают, то и продаётся…
– Что ты имеешь ввиду?
Взгляд Эйда продолжал оставаться насмешливо-обжигающим.
– Разве вы, евреи, не скупали землю у арабов? – спросил он.
Полковник не ответил, да и Эйд, видимо, ответа не ждал. Сбросив с перил пальцы, он о чём-то проворчал и, даже не попрощавшись, повернулся и нетвёрдыми шагами вошёл в густую синеву ночи.
Полковник закурил сигарету.
Над пустыней висела луна. Боль в голове чуть отпустила, и полковник, словно опомнившись, поспешил оправдаться перед самим собой: «Я люблю это место…Я живу им…Любить…Любить и жить…А потом – не жить…Только умирают не от любви…»
Комары, обозлённые дневной жарой, подняли шум и не упускали случая, чтобы впиться в шею и попить немного крови.
«К чёрту!» – пробормотал полковник. Сбросив голову на грудь, он поморщился, подумав, что в стране многое перемешалось и стало до отвращения непонятным, и теперь он, подобно библейскому Иову, будет доживать свой век, терзаясь поиском ответа на вопрос Господа: «Где был ты, когда я создавал мир?»
Сделав пару затяжек, полковник погасил сигарету. «Господи, Ты ведь всё знаешь…» – подумал он и вошёл в дом.
На кухне невестка Офира мыла посуду и, не поднимая голову, беседовала с сыном.
Полковник открыл холодильник, выпил стакан яблочного сока.
– О чём шепчетесь? – спросил он.
– Идо интересуется жизнью, – отозвалась Офира.
Полковник задумчиво взглянул на стенной календарь: 17 августа, 2005 год. «Завтра… – подумал он. – Завтра…»
Задребезжал телефон.
«Не отключили», – подумалось полковнику.
Решив, что из армии звонит муж, Офира сняла трубку. Ошиблась – звонил не Лотан.
– Тебя, – сказала она полковнику.
* * *Беер-Шева,16-ое августа, 2005 года. 21.33.
На улицах всё ещё стоял горячий неподвижный воздух. Виктор взглянул на часы. До ночного дежурства на заправочной станции оставалась уйма времени; можно было бродить по городу ещё. Хмель не проходил. Ощутив кружение улицы, Виктор резко остановился, предпочитая, чтобы улица кружилась сама, без него, к тому же, приводили в недоумение отчаянные крики автомобилей, которые то и дело норовили столкнуться с выбегающими на мостовую зданиями. «Беер-Шева разваливается», – с грустью решил Виктор и, присев на скамейку возле рыбного магазина, принялся наблюдать за поведением улицы. «Катастрофа! – подвёл он итог происходящему вокруг, и, чтобы не допустить катастрофы и у себя в душе, решил заняться флиртом с тремя проходившими мимо пожилыми дамами.
