Маргарита Азарова - Оцелот Куна
В комнате, как выяснилось, он был не один: с ним была эта безобразная незнакомка из театра (мой личный комментарий). И Эндрю показалось, что они оба были просто в зюзю пьяны.
Мы позвонили теперь уже один звонок; я знал, что он при надлежит соседке, с которой я уже имел честь чаёвничать ранее, она меня узнала и любезно разрешила нам войти.
Несмотря на всю таинственность момента, дверь в нужную нам комнату была не заперта. Два разнополых возрастных человеческих создания лежали на полуторной кровати абсолютно голые, причём, она возлежала, раскинувшись всей своей необузданной массой чуть ли не по диагонали, а на него было просто жалко смотреть: весь сжавшийся в эмбриональный клубок, он окуклился где-то на уровне её ног. На столе были остатки закуски, стоившей немалую копеечку, бутылка водки, початая до половины, ещё две пустые валялись под столом, и свёрнутая в трубочку засаленная тетрадь. Я должен признать, что вёл себя бесцеремонно, но, как мы помним, цель оправдывает средства: я пытался растолкать Глеба Максимилиановича, дабы всё же внести хоть какую-нибудь ясность во всю эту чертовщину, происходящую со мной в последнее время. Он был не так пьян, каким казался в своём свёрнуто-калачиковом состоянии. Выдавливая из себя слова как из ещё далёкого до опустошения тюбика пасты, он, не изменяя себе в речевых оборотах, деликатно спросил:
– Друзья мои, а что вы, собственно, делаете в моём доме?
– Так это ты с моей дочурой шуры-муры крутишь? – вдруг подало осипший голос женское тело, даже не пытающееся прикрыться, лежащее на ложе любви Глеба Максимилиановича.
Мне показалось, что дубовый паркетный пол уходит у меня из-под ног.
Так вот почему Жанна никогда мне ничего не рассказывала о своей матери. Да, гордиться родственными связями Жанне не приходится.
– И что за дела у тебя с её папашей единокровным?
Сложить логическую цепочку из её вопросов у меня не получилось.
– Ты ко мне его в подсобку в театре засунул, признавайся?! Больше двадцати лет с ним не виделась, а тут – нате, нарисовался – не сотрёшь, он же, ёлы-палы, шаман долбанный. Раньше весь из себя такой гордый, футы-нуты, брезговал мной, но я – не будь дура, обхитрила, его в оборот взяла: у них там праздник местный такой бывает, напиваются они так, что себя не помнят, ну, тут я его и подловила. Не понял, как отцом заделался. Да он и не знал всё это время, припёрся немощный какой-то, весь ссохся. Жемчужина ему, видите ли, понадобилась. Говорит: «Добудь её». Я ему и сболтнула про дочь, в тот день как раз в театре её и увидел. Аж ему морду всю перекосило от известия такого. Им их религия запрещает браки с чужаками из другого народа, они, видите ли, чистоту своих рядов блюдут, – и она рассмеялась, отвратительно при этом рыгнув. – Они и детей таких не признают, топят как котят. Я, когда под него ложилась, и не слыхивала о таком. Так ему – что дочь, что рыба в воде – один чёрт, и то он рыбу предпочтёт, а не дитя своё. А мне она, такая дикая, тоже зачем – вся в папеньку. И вот он как тебя, милок, увидел, так весь затрясся и всё повторял: «Лиа, Лиа». Мало я для него глупостей наделала: ребёночка у одного порядочного человека выкрала. Так теперь вот пришлось и жемчужину выкрасть. Сначала спрятала у тебя в пиджаке, думала, не сразу найдёшь, а ты вон какой прыткий, еле назад забрала. Только вот ему жемчужина, – и она сложила комбинацию из трёх пальцев и потрясла этим кукишем в воздухе. – Накось, выкуси! Теперь не возьмёшь.
– А где она, жемчужина? – задал я вопрос, как только понял, что ко мне вернулся дар речи.
– А тебе зачем?
– А ваш шаман приходил ко мне за ней.
И тут она неожиданно вырубилась. Глеб Максимилианович не дал нам применить «грубую мужскую силу» для её пробуждения под воздействием чар Бахуса. Невольно я оказался в непосредственной зависимости от этой мадам. С другой стороны, пусть этот тип, который приходил ко мне за жемчужиной, сам с ней разбирается, тем более, видимо, её не так пугают его лингвистические пристрастия.
В коридоре послышался телефонный звонок; вежливая старушка, постучав, приоткрыла дверь и сказала:
– Евгений, вас почему-то к телефону.
Мы с Эндрю многозначительно переглянулись.
«Кто мог знать, что я здесь?» – уверен, пронеслось в наших с ним головах как в одной.
Я вышел в коридор, прижал к уху эбонитовую трубку и услышал женский голос, который я не спутаю ни с одним другим: голос Жанны взволнованно сообщил:
– Женя, тут какой-то сумасшедший дал мне номер этого телефона и сказал позвать тебя, он удерживает меня силой и требует вернуть жемчужину. Она у тебя? Прошу тебя, верни её, он очень странный, этот человек, я его боюсь. Сообщи Василию, моему названному отцу, что со мной, может, он тебе поможет…
– А где, – хотел я сказать, – мне его найти, – но связь оборвалась, и телефон начал издавать характерные гудки.
– Вашей дочери угрожает опасность, кто-то удерживает её силой, слышите, вы!!!
Голос отделился от тела матери Жанны (даю голову на отсечение – она продолжала спать, даже ритм сопения не изменился):
– Найдётся это сокровище, у неё такой влиятельный богатый покровитель – он из-под земли её достанет.
Интеллигентный Эндрю покраснел от злости.
Про себя я молчу – я краснел, зеленел, потом опять краснел.
– Чёрт побери, такие страсти из-за какой-то жемчужины, их пруд пруди, нет, им подавай именно эту, – мою тираду прервал Глеб Максимилианович:
– Раз дело приобретает такой оборот, Евгений, я, конечно, помогу вам, чем смогу. Обратите внимание, молодые люди, на столе лежит невзрачная тетрадь, может, она чем-нибудь поможет вам, это во-первых; во-вторых, жемчужину, о которой идёт здесь речь, я, по настоянию моей возлюбленной Виолетты (при этом мы с Эндрю недоуменно переглянулись и уставились на эту в кавычках Виолетту, уж очень ей не подходило сие имя, прямо скажем – она его портила), – извлёк жемчужину из вашего кармана, Евгений, да, да, ради любви и не на то пойдёшь, и продал её хорошо вам известной приме нашего театра Анаиде Адольфовне.
Взяв тетрадь, вежливо отказавшись от любезного предложения соседки зайти к ней в гости и отведать чаю с пирожками, мы вышли на улицу.
Эндрю надо было на работу, и мы побежали вместе в сторону театра, не дожидаясь трамвая.
– Беги, беги, – сказал я ему, прощаясь, – если я что надумаю, то позвоню тебе.
Сказать, что я был растерян, значит, ничего не сказать.
Сгустившиеся сумерки скрыли под своим покровом мои становившиеся неуправляемыми эмоции: защипало глаза. «Это что – слёзы?» – подумал я, вспомнив героев боевиков, которые попадали в подобные ситуации. Они постоянно продумывали план действий по вызволению героинь.
Вот что значит работа в театре: несмотря на переживания, успеваю думать, как я буду выглядеть со стороны.
Но глаза действительно щипало, и текли реальные слёзы. Помимо испытываемых общечеловеческих чувств сострадания, я вдруг понял, что влюблён в Жанну, да, я её люблю. И это не давало мне трезво оценить обстановку.
Для порядка надо было пойти в полицию и написать заявление о пропаже Жанны. Я, конечно, понимал, что история с жемчужиной может выглядеть абсурдной, тем более я не хотел подставлять Глеба Максимилиановича. Надо изложить дело без мистических подробностей, но также мне пришло в голову, что, не зная точных данных о том, где она живёт и без её фотографии, это делать бессмысленно. Я решил вернуться в дом, который мы не так давно покинули с Эндрю и попробовать вызвать Виолетту на беседу для выяснения подробностей жизни Жанны, тащить эту горе-мамашу в полицию в таком виде было себе дороже.
На звонок, прозвеневший дважды, опять никто не открыл дверь. Я, в надежде на положительный исход, позвонил соседке, она открыла, пригласив меня войти. Дверь Глеба Максимилиановича как и прежде была не заперта, но в комнате он был в одиночестве, от его возлюбленной остались только алкогольные испарения, которыми он, видимо, дорожил.
Он встретил меня словами:
– А, это вы, – и посмотрел на меня взглядом провидца, – я знал, что вы вернётесь.
– А почему не открыли дверь, раз знали? – спросил я.
– Всё должно идти так, как идёт, – опять он напустил туману, теперь уже на слова.
– Где ваша красавица? – решил я перейти к делу.
– После того как вы ушли, приехал Василий, погрузил Виолетту в свою тачку и куда-то увёз.
– Кто такой Василий?
– Виолетта называет его благодетелем её дочери Жанны, а как там всё обстоит на самом деле – я не знаю. У вас есть тетрадь, из неё вы можете многое узнать, мне кажется, это дневник этого Василия. Он спрашивал об этой тетради у Виолетты. Если хотите, читайте здесь, может, содержание этой тетради внесёт какую-нибудь ясность…
Он пошёл на кухню ставить чайник. Соседка принесла предложенные ранее пирожки. А я углубился в чтение дневника Василия.
Глава пятая
1. Тетрадь открытий
Годы, годы…
