Наталья Рубанова - ЛЮ:БИ
Жила Наталья, как, наверное, и полагается ведьме, у черта на куличках – чтобы добраться до улицы Ивана Сусанина, Суховой потребовалось около двух часов: две пересадки до «Петровско-Разумовской», томительное ожидание автобуса, который, к тому же, надолго застрял в пробке; не забудем и о пассажиропотоке (далее опускаем). Выйдя из скотовозки, Сухова покрутила в руках бумажонку с заветным адреском, да и плюнула вдруг через плечо, чего с ней раньше никогда не случалось, и лишь потом направилась к мрачной, цвета пыли, девятиэтажке.
Дверь долго не открывали. Когда же, наконец, Сухова услышала скрежет ключа, сердце у нее зашлось. Мужичок-с-ноготок, стоявший пороге, как-то сразу не приглянулся – не приглянулся несмотря на вежливость и вполне, как сказали бы иные умники, «презентабельный вид»; ну а то что росточком не вышел – не в счет (кому он нужен, росточек-то его?). Не понравилась и обстановка: захламленный – всех видов и мастей барахлом – мрачный коридор, тусклая лампочка, больше «для вида», православные иконы, соседствующие с фигурками восточных божеств и «ловушкой для снов», микс благовоний и застарелой кошачьей мочи… «Проходите-проходите, вот сюда, она скоро встанет…» – «???» – «Да не переживайте! Располагайтесь… каких-нибудь полчаса подождать… Вы пока можете мне о себе рассказать: я – ассистент… ассистент».
Обсуждать свои проблемы с ассистентом Сухова не рискнула; когда же Наталья, наконец, позвала ее в похожую на кишку комнату, то heroИня наша, сравнив изображение ведьмы с реальной женщиной, испытала некоторое разочарование. Да, волосы такие же, как на снимке, и нос, и глаза… куда же волшебство-то ушло? Тайна, загадка – где?.. Не без труда поборов сомнения, Сухова достала-таки из сумки несколько фотографий (сын, экс-husband, мать, отец…) и протянула ведьме: в объявлении упоминалась дистанционная диагностика. «У мужа – из темных структур подключение, по инферно, – заговорила через какое-то время ведьма. – Родителям чиститься надо: коньяк с касторкой, восемьдесят плюс восемьдесят смешать, и пять раз, через день, за час до полуночи. Сын… он вообще где – сын-то? Нет его будто… Тело – отдельно, на Земле, а душа в другом месте совсем: ему душу с телом соединить надо! А у тебя, голуба, крест на второй чакре. “Низы” по воплощению закрыты. Проклятие родовое. Иди-ка в магазин – тут, рядом: вон, из окна видно… Купишь банку трехлитровую… чтоб закрывалась только. Еще яйцо, соль, свечку в стекле и водку с крышкой красной. Кристалловскую лучше. Не забудь! Обязательно с красной крышкой. Да, простыню еще… бумажную можно. Давай-давай! Раз уж добралась до меня…».
Выйдя из подъезда, Сухова закурила: крест на второй чакре? Родовое проклятие?? «Низы» по воплощению закрыты??? Что там эта ведьма еще выдумала? Ну-ка, ну-ка… Сухова достала записную книжку: «Неправильное расположение внутренних органов… при принятии родов сдвинули ключицу и три шейных позвонка… центральный нерв, полушария разделяющий, защемлен… в тонком кишечнике процесс спаечный… клетки однотипные по всему низу… гипофункция надпочечников: от силы процентов на двадцать пять работают… нарушения гормональные… артерия легочная заужена – вот кровь к сердцу и не поступает, как нужно, но бляшек нет, это хорошо… сосуды тонкие, нитеобразные… наполнение бассейнов головного мозга неравномерное: справа – больше, миллиметров семь-восемь, слева – меньше, около трех…».
Не помня себя, Сухова дошла до супермаркета и в каком-то полусне купила все, веленное ведьмой, а на обратном пути пытала себя, не наваждение ли все это и не разводят ли ее пошлейшим образом «на бабки»; когда же она вспомнила, что не задала самого важного вопроса – и как только забыла? совсем ей голову задурили! – сомнения сами собой отпали: нужно было по-ве-рить – просто поверить: да во что угодно.
Катись, яичко, по телу белу, бери-забирай черноту да дурноту, – шептала ведьма, водя яйцом по ее темени, а Суховой казалось, будто все это происходит не с ней, будто кто-то другой, не она, сидит лицом на восток, будто кто-то другой, не она, сняла часы и кольца и, закрыв глаза, вслушивается то в потрескивание свечи, то в слова странной этой женщины, которая, возможно (мало ли! да и как проверишь?), и впрямь поможет. – …порчу-порченую да сглаз-недоброжелатель, зависть злобливую да проклят-проклятый… – Где-то в районе шейных позвонков начались покалывания: Суховой захотелось потянуться, а вскоре она почувствовала, как ведьма прошлась яйцом вдоль ее позвоночника, а потом, с копчика, «пошла», приговаривая, снизу вверх по спирали: – С глаз, с под-глаз, из-под сердца, из-под печенки, из-под желудка, из желудка… – на этих словах Сухова закашлялась, – …с ног, с нервов, из-под нервов, с головы, из-под головы… – Что же дальше-то, думала она, что-о?.. Ну, вернется после всего этого домой, и?.. Изменится что-нибудь, нет?.. А вдруг все это – игры для детишек изрядного возраста? Отче наш, иже еси…. – словно отмахнувшись от ее мыслей, ведьма обвела яйцом, словно указкой, силуэт Суховой, а потом, взяв другое, положила его на пустой стол, и быстро-быстро зашептала: «В яйцо свожу, а яйцо сожгу…» – но Сухова, мечтавшая о завершении ритуала, уже не слушала, что говорилось про все эти порчи-сухоты-кривицы: очнулась же – Ключ! Замок! Порог! – от запаха поднесенной к губам «Праздничной». «До дна», – приказала ведьма; водка оказалась соленой, и непьющая Сухова хоть и скривилась, все же проглотила отраву безропотно.
…
«Ну а потом?» – «А потом, голуба, на части тебя разберу: матрицу сделаю, резус-фактор поменяю – там и до новой частоты вибрации дойдем. Органы ткани поменяют – как новая будешь! Как живая… Удача придет… Деньги, опять же, появятся…».
Сухова опустила глаза, но вовсе не от удивления, нет-нет. Органы поменяют свои ткани? Она будет как живая? Как новая?.. А надо ли менять? Да неужто она сейчас – мертвая? Впрочем, пациент и впрямь… «Считав» ее метания, ведьма усмехнулась: «Ты бы… “Тайну цветка жизни”, что ли, купила… Мельхеседек. Друнвало Мельхеседек, запомни…. А деньги во-он туда клади, под пирамидку, – она указала на полку. – Четыре с тебя». – «Четыре? Еще четыре тысячи?.. – Сухова подняла брови: сердце упало окончательно. – Полторы же отдала… ассистенту…» – «Полторы консультация стоит. А работа? Сколько сил в тебя вложено, времени, энергии… Как сможешь, завезешь: ну а “забудешь” – себе хуже сделаешь. Да не пугаю я, чего уставилась?.. Правило такое: за все платить. Понимаешь, нет? Закон. Что в магии, что в социуме: платить, плати-ить…Что наверху, то и внизу: так всегда было».
На улице Сухову замутило: казалось, вместе с деньгами этими – и где их брать только? пять пятьсот ведь за все про все, – из нее выкачали всю силу: она чудом не уронила на землю тяжелый пакет с банкой, в которой змеилось то самое, купленное в супермаркете, яйцо… Правда, от «аурической» его формы не осталось и следа – если точнее, выглядело оно теперь весьма уродливо: впрочем, смотреть на него не следовало – да Сухова, мечтавшая избавиться от «бесценного груза» как можно скорее, и не пыталась. Все, что она могла делать в тот момент, так это прокручивать безостановочно ведьмино – словно бы «на посошок», – напутствие: «Подальше от дома выброси, в лесу – лучше всего… через левое плечо что есть силы… ясно? И не оборачиваться, кто б не звал, не оборачиваться!».
В метро Сухову затрясло еще больше – лоб покрылся испариной, с ладоней едва ли не капало, но, что хуже всего, в глазах резко потемнело: отпустило слегка лишь после того, как какая-то беременная, потеснив ряд человекообразных, уступила ей место. Приехав же в деревню (так называла Сухова свой спальный, кишащий детьми пролов, районишко), heroИня наша отправилась в ближайший парк и, оглядевшись, швырнула что есть силы – через левое, как было велено, плечо – банку да быстро-быстро, не оглядываясь, пошла назад, хотя ей и казалось, будто следом идет Данька: плач его она, во всяком случае, слышала совершенно отчетливо. На миг Сухова остановилась – тут-то ее и заставили посмотреть назад.
Краешком глаза.
Она не помнила, как добралась до дома (но что такое дом? можно ли назвать домом унылую их скворечню?), а когда открыла дверь и вошла в темный коридор, чудом сдержала всхлип – нет-нет, она и полсловом не обмолвится, что на самом деле видела: об этом – «своему психиатру», а раз так… Не разуваясь, прошмыгнула она в комнату и, судорожно вынув из «Тысячи и одной ночи» конвертик, пересчитала то, что называется «эквивалентом человеческих отношений», а минуту спустя брезгливо, будто паука, отшвырнула от себя тетрадку, где с протокольной точностью – «Гавайская смесь: 34 р., творог обезжиренный: 30, молоко: 32, хлеб: 19, сыр: 120, шампунь: 90…» – фиксировалось и закреплялось нечаянное ее соглашение с бедностью.
