Анатолий Маев - Генетик
– Именно так и произошло во время экспериментов, – сообщил Ганьский. – Свинья налетела на массивное дерево, но за счет иголок самортизировала и отделалась легким испугом.
– А если бы там человек был, от него осталось бы?! – не унимался оппонент. – Вы представляете, что бы от него осталось?
Ганьский оставил реплику без внимания. Он не видел необходимости выдвигать контраргументы, что-либо доказывать. Ученый отдыхал, вырвавшись из сумасшедшего ритма большого города.
Шнейдерман притащил часть сухого ствола, порубил его и подложил к тлеющим головешкам. Огонь занялся вновь. Боб Иванович подсел к беседующим. Вараниев, проявляя любознательность, продолжал задавать вопросы:
– Аполлон Юрьевич, по вашему мнению, что самое интересное во всем этом?
Ганьский вопрос не понял:
– Простите великодушно, в чем «этом»?
– Ну, в той науке, с генами, – пояснил Вараниев.
– Любое животное, получается, создать можно? – подал голос Шнейдерман.
Ганьский с уверенностью ответил утвердительно.
– И человека? – спросил один из товарищей.
– А какая разница – человека, слона, кошку… Был бы материал! – со знанием дела сказал ученый.
– Вы так говорите, Аполлон Юревич, будто дай вам сейчас все, что надо, вы и начнете людей создавать, – саркастически заключил Вараниев.
– Я не начну, – усмехаясь, развеял предположение ученый, – мне это не надо.
– Но могли бы? – встрепенулся председатель.
– Да, конечно, потому что знаю, как, – похвалился Ганьский. Собеседники не услышали и намека на сомнения в голосе ученого.
Вараниев рассмеялся, а затем заговорщицки, прикрыв ладонью рот, произнес:
– Тогда создайте человека. Очень надо!
Ганьский, будучи уверен, что Вараниев, хлебнув лишку, дурачится, решил подыграть. И ответил в том же духе, полушепотом:
– Миллион долларов, и я начинаю работу.
– Согласен, – заявил Виктор Валентинович.
Ученому нравилось, что они отошли от серьезных тем.
– Деньги наличными. В мешке. Завтра. – Ганьский захохотал от души. – Номинал – любой.
Хохотали и Вараниев со Шнейдерманом. Виктор Валентинович оглянулся по сторонам, пародируя секретность переговоров, подставил поочередно ладонь к правому и левому уху и, захлебываясь от смеха, очень тихо спросил:
– А частями можно?
– Можно, но равными, – кивнул Ганьский.
Смеялись еще долго: коммунисты – от радости, ученый – потому, что ему было смешно.
– Позвольте полюбопытствовать, а какого года ваша машина, уважаемый? и какой у нас пробег? – прозвучал вдруг вопрос Аполлона Юрьевича.
– Восемнадцать лет ей, совершеннолетняя уже, – пошутил Вараниев. – А вот пробег мне неизвестен: брал-то не новую. Я лично наездил сто восемьдесят тысяч, а уж сколько до меня – черт его знает. По спидометру шестьдесят тысяч было, но не исключаю, что его согнали.
Полученная информация стала причиной очередного приступа смеха, овладевшего Ганьским. Вараниев и Шнейдерман не понимали, что так рассмешило Аполлона Юрьевича. Боб Иванович еще больше укоренился во мнении, что Ганьский псих, а Виктор Валентинович, предупредив события, пояснил, что машина в отличном состоянии и продавать он ее не собирается.
– Да у нас деньги под ногами валяются, друзья мои! – немного успокоившись, неожиданно для всех, в том числе и для проснувшегося Макрицына, изрек Аполлон Юрьевич. – Мы же такой юмористический шедевр можем написать, что миллионные тиражи по предварительной записи разлетаться будут!
У Шнейдермана не осталось сомнений насчет психического нездоровья ученого. Дымящиеся головешки были в самый раз для шашлыка.
– Я вас не понимаю, – растерянно признался Вараниев.
– Полноте, полноте, дорогой Виктор Валентинович, – мягким голосом парировал Аполлон Юрьевич.
Но оппонент был настойчив в своем признании:
– Честно говорю, что не понимаю. Боб, ты понял, что Аполлон Юрьевич имел в виду?
– Когда? – уточнил Шнейдерман.
– Когда о деньгах, что под ногами, говорил, – подсказал куратор партии.
Его товарищ ответил отрицательно.
– Никак не могу определить, уважаемые, – перестал смеяться Ганьский, – вы меня разыгрываете или на самом деле не понимаете? Человек на кладбищенского, не сочтите за обиду, дорогой Виктор Валентинович, состояния машине предлагает миллион долларов, и вы не видите в этом юмора? Нет-нет, конечно же вы меня разыгрываете!
Коммунисты сидели с задумчивыми физиономиями, что охладило пыл ученого.
– Аполлон Юрьевич, – обратился к нему Вараниев, – когда первую часть денег можно принести? И телефон дайте, пожалуйста, для контакта.
Ганьский снова развеселился, хотя и не столь интенсивно:
– В любое время. Можно без предварительного звонка. Адрес спросите у Еврухерия.
Ученый взял удочку и вернулся к рыбной ловле.
Еврухерий хоть и проснулся, но сидел почему-то закрытыми глазами. Вараниев присоединился к Шнейдерману, успевшему уже не только разобраться с костром и соорудить мангал, но и большую часть мяса насадить на свежесрезанные березовые шампуры.
– Слава богу, похоже, согласие мы получили. Очень хорошо! – воодушевленно, но и тихо сказал Боб Иванович.
– Получить-то получили, да вот много неясного, – вполголоса откликнулся Виктор Валентинович. – Как он будет создавать вождя? Вернее, как он будет его создавать, меня мало интересует, а вот из чего – большой вопрос.
Молчавший доселе Еврухерий взял слово:
– Из чего, из чего… Вот заладил! Сам решит, из чего. А может быть, вообще скажет, что ничего не надо, что так сделает.
– Из воздуха? – с сарказмом спросил Боб Иванович.
Чуть было не поругались, но Вараниев вовремя предложил прекратить дебаты:
– Так, быстро замолчали и пошли ловить рыбу!
– Я не хочу, – отказался Еврухерий.
Макрицын и Шнейдерман остались жарить шашлык, а Вараниев ушел рыбачить.
Сначала он подошел к Ганьскому и поинтересовался, есть ли успехи. Успехи были: в садке сидели очень неплохая красноперка и окунек.
– Всего за десять-пятнадцать минут? Ого! – удивился председатель.
– И еще один прямо из рук ушел. А какой красавец был! Все пытаюсь линя у воды снять, но еще ни один не стал моим трофеем. До чего же они скользкие!
Вараниев лишь усмехнулся и занял свое место с удочкой.
Довольно скоро подошел Макрицын, сообщив:
– Через десять минут все на шашлык!
Ганьскому идти совсем не хотелось, потому что начался клев. Такое же настроение было и у Вараниева. Тогда добродушные чародеи шашлыка принесли рыбакам дымящиеся куски мяса прямо на позиции. А затем и сами уселись на берегу: Шнейдерман – зрителем, Еврухерий же вновь задумавшись о чем-то своем.
В тот день имела место быть и вторая уха, которая получилась ничуть не хуже первой. Она была съедена уже за полночь, а перед рассветом компания уселась в автомобиль. Макрицын и Ганьский проспали всю дорогу, Шнейдерман с водителем о чем-то говорили, но очень тихо. К семи утра Вараниев успел всех развезти по домам и припарковать машину у своего подъезда.
Глава седьмая
Вечером Ганьский отправился в Дом поэзии и прозы. Периодически там проходили вечера, на которых поэты и те, кто считал себя таковым, читали разношерстной публике свои произведения, после чего неизменно имел место диспут по прочитанному.
В последнее время Аполлон Юрьевич редко посещал подобные мероприятия, поскольку интересных, талантливых авторов почти не встречалось. А сейчас пошел потому, что среди выступавших был указан Александр Залп – его добрый и давний приятель, творчество которого Ганьский считал интересным и нестандартным. Аполлон Юрьевич многократно пытался убедить его более серьезно использовать дарованный Богом талант, но результата призывы ученого не приносили: Залп поэтом себя не считал, деньги зарабатывал на другом поприще, а поэзию рассматривал не иначе как хобби. Ганьскому были известны практически все стихотворения Залпа, но он каждый раз приходил на выступления приятеля – ему очень нравилась манера чтения Залпа со сцены. Кстати, Аполлон Юрьевич редактировал его дебютный сборник.
Вечер включал два раздела: стихи для песен и просто стихи. Если произведение не нравилось публике, что выражалось поднятием рук, ведущий, оценив реакцию зала, мог прервать автора во время выступления. Выкрики и свист были запрещены, нарушителей немедленно удаляли.
– Талантливая, молодая, но уже известная поэтесса Инесса Прохлодняк, идет по разделу «стихи для песен», – объявил ведущий. – Инессой написаны двенадцать песен, большинство из которых ежедневно и многократно звучат по радио и телевидению.
На сцену вышла девушка, уверенно подошла к микрофону и, сообщив название стихотворения: «Гладиолусы» – начала читать:
Ждала тебя весь день с работы,
А ты опять меня не хочешь,
Напился водки и хохочешь,
И говоришь: «Дождись субботы».
Люби меня три раза в день,
