Лариса Райт - Идеальный вариант (сборник)
Нине исполнилось сорок. Ларочке – пятнадцать. Максиму – десять. Дети были достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно перемещаться в пространстве и не испытывать нужды в постоянной материнской опеке. Женщина вспомнила о себе. Новая работа была отличным стимулом совершенствовать собственную внешность. Персонал салона в свободные от наплыва клиентов часы оттачивал мастерство друг на друге и, конечно, на администраторах. У нее теперь всегда был отменный маникюр, великолепная укладка и отличный цвет лица. Появились и поклонники.
С одним просто кокетничала и всякий раз после встречи чувствовала, как поднимается настроение. Флирт делал свое дело. Со вторым несколько раз ходила в кино, но взаимный интерес быстро пропал. Кавалер начал раздражаться от того, что Нина могла ходить только на утренние сеансы (пока дети в школе), а ее стал раздражать сам кавалер. Третий дарил шикарные букеты и сыпал комплиментами, но она не воспринимала его всерьез.
А потом… Потом познакомилась с ним. Сергей был бывшим спортсменом, а теперь владел собственным клубом по обучению карате. В свои пятьдесят выглядел лет на десять моложе. Был строен, подтянут и, самое главное, совершенно свободен. Лет пять жил холостяком, оставив в бывшей семье мальчика – ровесника Ларочки. С ребенком, конечно, общался и все время показывал Нине его фотографии. Мужчина приходил в салон стричься. А после долго стоял у стойки администратора, болтал о всякой всячине, сыпал шутками и рассказывал, куда они с сыном ходили и что видели. Нина слушала с улыбкой и даже с небольшой завистью:
– У меня редко получается так выбираться. В нерабочие дни хлопочу по хозяйству.
– Да-да. Муж, дети.
– Мужа нет. – Нина густо покраснела. – А детей двое.
– Двое?
Краска спала с лица. Ей было нечего стесняться. Дети – это счастье. И если Сергея пугает эта новость, что ж…
– Двое – это прекрасно! – И без того добродушное мужское лицо расплылось в улыбке. – Давайте сходим куда-нибудь вместе. Мой и ваши. Хорошая компания.
Нина ушам не верила. Впервые в жизни встретился мужчина, который проявлял интерес к ее детям. Даже Ларочкин папа, приезжая в Москву, уделял девушке часа два-три, во время которых больше рассказывал о себе, чем слушал собственную дочь. Все имевшиеся поклонники думали прежде всего о себе. Потом тоже о себе, снова о себе, затем о себе и после опять о себе, и уже напоследок, может быть, походя, о ней – о Нине. О детях никто не вспоминал. «При чем тут дети? – удивлялись они. – Есть мужчина и женщина, и этого достаточно». А ей этого мало. И вдруг выяснилось, что на свете есть человек, которому дети не кажутся помехой личному счастью, а являются его естественным продолжением. Такие люди почему-то не встречались. Но такой была она сама. И таким был любимый папа. Нина была счастлива.
– Давайте сходим, – согласилась женщина. – А куда?
Сергей посмотрел многозначительно, наклонился к самому уху и сказал:
– Куда пожелает моя принцесса.
И снова в лицо ударила краска. Он, конечно, заметил, но сделал вид, что ничего не произошло, только добавил:
– Хотя вы вовсе не принцесса.
Хотела согласиться, сказать, что, конечно же, не принцесса, а самая обычная, обыкновенная, совсем не юная и перегруженная заботами одинокая женщина, как вдруг услышала:
– Вы – королевишна.
И пропала окончательно.
В следующие несколько месяцев они вместе с детьми катались на роликах и коньках, играли в боулинг, ездили на скалодром и ипподром, ходили в кино, театры, музеи и рестораны. В общем, вели активный образ жизни полной счастливой семьи. А летом отдыхать поехали вместе. Нина жила в номере с Ларочкой, Сергей с обоими мальчишками. Хотелось бы, чтобы было по-другому, но взрослые решили соблюсти приличия, а детей все устраивало.
– Вернемся – будем жить вместе, – озвучил мужчина обоюдное решение.
Съехались быстро, зажили дружно. Никакой притирки, никакого столкновения характеров. Будто были созданы друг для друга, только встреча почему-то долго откладывалась кем-то наверху. Через месяц расписались, через два Нина положила перед мужем справку о беременности в шесть недель. Он кружил ее по комнате и повторял:
– Спасибо, спасибо, родная.
Она смеялась:
– За что спасибо? Шесть недель всего.
– Шесть недель уже. – И новое объятие, и очередной поцелуй.
– Детям не говори пока, – попросила смущенно.
– Почему?
– Засмеют.
– Еще чего!
– Нет, правда, Сереж, я ведь не девочка уже. Все это нелегко в моем возрасте. Всякое может быть. Ни к чему им эти переживания. Ларке к поступлению надо готовиться, а не к рождению младенца.
– Ладно, как хочешь. Все, как ты хочешь, принцесса. – Он широко улыбнулся, но улыбка тут же сменилась неподдельным волнением: – А что, это действительно так опасно рожать в твоем возрасте? – На лице было столько беспокойства, в глазах столько заботы, что Нине ничего не оставалось делать, как обнадеживающе улыбнуться, погладить его по щеке и уверенно сказать:
– Прорвемся, малыш!
Нина как раз прорывалась к четвертому месяцу беременности, когда стала замечать, что с дочерью происходит что-то неладное. Ларочка похудела, жаловалась на тошноту и головокружение, была вялая, вареная и постоянно хотела спать. Все то же самое творилось с самой Ниной, но ей и в голову не могло прийти, что девочка ждет ребенка. Какое-то время она списывала затянувшееся недомогание на авитаминоз и усталость от занятий с репетиторами, да и нервотрепка с грядущим поступлением в вуз тоже не могла проходить бесследно.
– Как будет поступать в таком состоянии? – делилась Нина волнениями с мужем.
– Лучше подумай, как она будет учиться. С такими нервами в первую же сессию загремит в психушку. Хотя, возможно, это произойдет еще на сдаче экзаменов.
– Что же делать? – жалобно всхлипнула она.
Решили не плакать, а вести Ларочку к врачу. От невропатолога отправились к иммунологу, от иммунолога к гастроэнтерологу (девочка жаловалась и на тянущие боли в животе), от гастроэнтеролога к хирургу. И хирург – немолодая, но весьма уверенная в себе дама – жесткая и прямолинейная – выставила пациентку из кабинета и объявила:
– К гинекологу, мамаша, ребенка ведите.
– К гинекологу? Думаете, что-то ужасное?
– Отнюдь. Беременность – это, по-моему, прекрасно. В любом возрасте. И не вздумайте девку на аборт тащить. Все органы покалечите. Она и так у вас: дунешь – улетит.
Гинеколог догадки хирурга подтвердил. Посмотрел, пощупал, просветил и объявил:
– Здоровый плод мужского пола. Срок восемнадцать недель.
– Пятый месяц? – ахнула Нина.
– Да. Это уже хороший срок. Практически не о чем волноваться. Поздравляю. Конечно, рожать в подростковом возрасте несколько преждевременно, но не волнуйтесь, все будет хорошо. Мы постараемся. И ты постарайся, – обратился он к девушке. – Странно, что токсикоз до сих пор не прошел. И боли… Скорее всего, потому, что ты маленькая, хрупкая: матка растет, внутренности смещаются, но придется потерпеть: ребеночку надо как-то расти.
Доктор выписал витамины, дал инструкции и закончил прием. Нина вышла из кабинета на ватных ногах, опустилась на банкетку в коридоре. Слезы катились по щекам безостановочным ручьем, руки теребили врачебное заключение.
– Мам. – Ларочка взяла ее за руку. – Ну, чего так убиваться-то? Поступлю через год. Подумаешь.
– Подумать было бы неплохо, – ответила та помертвевшими губами. – Раньше.
– Ну, началось. – Девушка бухнулась рядом. – Так и знала, что начнешь нудеть.
Слезы высохли. Нина посмотрела на дочь так, будто видела ее первый раз в жизни:
– Ты что? Знала?
– Ну, знаешь ли, мне не пять лет.
– А почему молчала? К чему весь этот театр? Я с ума сходила, не зная, что с тобой происходит, а ты!
Лариса вспыхнула и ответила с неожиданной злостью:
– Я, между прочим, тоже не о себе думала. О тебе пеклась.
– В каком смысле?
– А в таком: ты хоть знаешь, кто отец? Не догадываешься?
– Нет. А должна?
Дочь нервно дернула плечом. Мать как-то вяло подумала: «Уже пятый месяц». И тут же почувствовала, как сердце вздрагивает, взлетает и падает, и несется, и разбивается вдребезги в темной, бездонной пропасти. Четыре месяца назад. Турция. И все же надежда еще теплилась, дрожала внутри полумертвой птахой. Спросила:
– Какой-нибудь аниматор? Работник отеля?
– Я себя что, на помойке нашла? – с надменным удивлением ответила дочь.
Лекция о том, что те, кто тебя обслуживает, тоже люди, была неуместна. Нина думала о другом. Не хотела, но иначе не могла. Чувствовала, что не ошибается. Но так мечтала… И снова заплакала. Но не навзрыд, не рыдая, а практически беззвучно, не изменившись в лице, как плачут те, кто не испытывает и не чувствует в душе ничего, кроме зияющей пустоты.
– Это он, да? – еле слышно шевельнула губами.
– Ты о чем, мам?
– Пожалуйста, скажи правду!
