Лариса Райт - Идеальный вариант (сборник)
В общем, дел хватало. Не было только одного – настоящего, – того, которое позволило бы спать спокойно, а не проводить ночи, упершись взглядом в потолок (лепнина итальянская, цоколь французский) и размышляя о том, чем она будет кормить детей. Нина провела две недели без сна, а потом провалилась в забытье. И там, в сладкой, легкой неге, увидела живого, сильного, улыбающегося папу, который приветливо махал рукой и почти кричал обычное «прорвемся». На следующий день ее пригласили к нотариусу, от которого она вышла с доверенностью на распоряжение банковской ячейкой отца.
Там обнаружились деньги. Много. Которых с лихвой должно было хватить на решение проблем. У Нины в голове тут же закрутились планы на летний отдых детей, больницу и восстановительный санаторий для мамы, а также на хорошего адвоката, который мог бы дать бой захватчикам предприятия. Но как возникли, так же и испарились. Отдохнуть и восстановить силы можно было и на даче, а адвокат (даже самый лучший) рисковал дело проиграть. При всей своей легкости и привычке прятаться от жизненных невзгод за спиной отца девушка была отнюдь не глупа. Она не хотела больше ни бессонных ночей, ни тяжелых мыслей, которых теперь и так хватало. Слишком большой, невосполнимой стала постигшая ее утрата. Папа был всем: и отцом, и другом, и защитником, и той опорой, без которой страшно пошевелиться. Боялась и теперь, а потому решила быть осторожной и, рассудив: «Береженого бог бережет», раскидала деньги по банкам, собираясь существовать и растить детей на положенные проценты, что обещали быть вполне приличными.
Так бы оно все и случилось… В Америке, или в Англии, или в Германии. А в России грянул кризис девяносто восьмого года, и Нина в одно мгновение осталась ни с чем. Все было бы не так печально, если бы после номинального увольнения с предприятия она бы устроилась хотя бы на какую-то работу. Но нужды не было и, справедливо рассудив, что детям нужна мать, девушка осталась при них. Водила в кружки и секции, работала в школьных родительских комитетах и буквально растворилась в Ларочке и Максимке, совершенно забыв о себе. Какие-то мужчины появлялись на горизонте, но, мелькнув яркой (или не очень) вспышкой, снова исчезали. И не потому, что Нина решила больше никогда и ни с кем. Просто планка была слишком высока. Ни один не дотягивал до идеала в лице отца. Все норовили отнестись к ней как к земной женщине, и никто не хотел видеть королевишну. Хотя выглядела она очень неплохо: была еще достаточно свежей, ухоженной и подтянутой. Волосы сияли ярким каштановым оттенком, а в глазах плясали веселые искорки. Такие, какие вполне могут появляться в глазах беззаботных принцесс.
Но теперь принцесса грозила превратиться в нищенку. От капиталов остались жалкие крохи. А в общем ничего не осталось. Весь капитал – двое детей да мама, которая в последнее время не вылезала из болячек. Переезжала из одной больницы в другую, только и сообщая дочери:
– Нинуля, я договорилась, меня положат. Ты уж разберись с врачом.
И она охотно разбиралась. Протягивала пухлые конвертики, совала купюры в карманы белых халатов, доставала из пакетов объемные коробки дорогих конфет и скупала в магазинах бутылки фирменных французских коньяков. Маме ставили капельницы, корректировали давление, «подвинчивали» суставы – в общем, по ее собственному выражению, «держали в тонусе».
Но пару месяцев назад тонус стал резко падать и закончился инсультом. Прогнозы в целом были благоприятные, но нужна была хорошая сиделка, отменный массажист и опытный логопед, и все эти специалисты стоили денег. Немалых, которых не было. Впрочем, необходимость ломать голову, какими правдами и неправдами поставить маму на ноги, вскоре отпала. Та умерла, избавив дочь от одной статьи расходов, но своей смертью мало облегчила тяжелое положение. С какой-то стороны даже усугубила: ведь на похороны пришлось собрать последние крохи, что оставались от роскоши былых времен. Мама заслужила достойные проводы и красивое прощание. А Нина была хорошей дочерью.
Ночь после поминок снова провела без сна. Гости, пришедшие накануне, конечно, оставили несколько конвертов, на которые можно было в режиме строжайшей экономии просуществовать месяц-полтора. Но дальше… Дальше надо было искать решение. У Ларочки плавание и гимнастика. У Максима теннис и художественная школа. Еще репетиторы по английскому и математике, кафешки, киношки, игрушки. А еще еда и одежда. Какое тут кино, если денег нет даже на еду? Жизнь это, а не кино. Только почему же эта жизнь такая паршивая?
На следующее утро Нина отвела детей в школу и, обложившись газетами, начала искать подходящие варианты зарабатывать на жизнь. Конечно, высшее образование получила, но по специальности никогда не работала, да и денег эта специальность особых принести не могла. Очень быстро она поняла: ее удел – работа курьера, продавца палатки, распространителя или няни в семью, где не требуют специального образования. Последнее было бы неплохим вариантом, если бы собственные дети не требовали пристального внимания. Нине нужна была работа на полдня, но, как правило, профессии, предполагающие гибкий график, предполагают предварительное обучение, на которое не было ни времени, ни денег. Она сидела над газетой и плакала от бессилия. Детям придется проститься со спортом и заботиться о себе самим. И если мать не найдет выхода, то и дочь будет вынуждена искать подработку. Тогда, может быть, вдвоем поднимут Максимку. А иначе… никак.
Да, Ларочкин отец исправно платил алименты. Но на эти деньги никак нельзя было жить, тем более втроем. Нина подозревала, что у такого хорошего врача, которым был ее муж, должны быть еще какие-то доходы помимо официальной зарплаты, но язык никогда не повернулся бы попросить больше, чем давали. Во-первых, гордость. Во-вторых, у бывшего на Севере давно новая семья, трое детей, у которых не хотелось ничего отнимать. Нина понимала: там тоже ни одна копейка лишней не будет. Надо было искать другой выход. Конечно, можно было продать квартиру и найти жилье поменьше и попроще. Но за срочность много не доплатят, да и недвижимость есть недвижимость. Обидно лишать детей такого наследства. Обидно. Очень. Ужасно. Обидно и плохо. Плохо и тошнотворно. Спазмы подступали к горлу и душили Нину. И в это время раздался звонок в дверь.
На пороге стоял старый друг отца. Девушка удивилась – он был вчера на похоронах.
– Забыли что-нибудь, дядя Миш? – спросила она.
– Наоборот, дочка, вспомнил. – И протянул какие-то ключи. – Батя твой просил передать, когда матери не станет. Все-таки он был достойным мужчиной и никогда не хотел причинять ей боли.
– О чем вы? – Нина растерянно вертела в руках железную связку.
– Это квартира твоего папы. Теперь твоя, стало быть.
– Папы? – Нина была ошарашена. – Я никогда не… Я думала, кроме этой, ничего нет. Почему мы ничего не знали?
– Ну… – дядя Миша замялся, – вам и не надо было знать, понимаешь?
– Нет.
– Ну, не надо было маме знать об этой квартире. Теперь понимаешь?
Она медленно кивнула. Во рту пересохло. Слипшимися, непослушными, какими-то чужими губами еле произнесла:
– Понимаю.
– Вот Максим так и говорил: «Не так за жену переживаю, как за дочь. Узнает – горевать будет». А ты не горюй. Что он там делал – в квартире этой? С кем встречался? Не твоего ума это дело. Тебе надобно знать, что квартира твоя. Владей, так сказать, и распоряжайся. Хочешь – продай, хочешь – сдавай, – и протянул свернутый листок бумаги. – Я тут адресок написал.
Через два часа Нина открывала ключами дверь квартиры по указанному адресу. Реальность превзошла все ожидания. Квартира оказалась трехкомнатной с отличным ремонтом и со всем необходимым оборудованием. В шкафу обнаружила несколько пар тапочек – одни мужские и несколько женских, – комплекты постельного белья и набор посуды, в баре бутылки французского вина и шампанского, в спальне на тумбочке свою фотографию (отец не хотел ни на секунду расставаться с любимой дочерью), а на кухонном столе письмо, адресованное ей. «Нинуле», – было написано на конверте уверенным, прямым почерком отца, и она вскрыла конверт:
Моя дорогая!
Не знаю, простишь ли меня за эту маленькую ложь… Поверь, для тебя она действительно маленькая. Ведь тебе, моя принцесса, я был верен всегда. Не грусти, королевишна, и будь счастлива.
Папа.
– Папа, папа, – Нина укоризненно покачала головой, а потом еще раз прошлась по квартире и почувствовала, как грусть и растерянность превращаются в радость и благодарность родному человеку, который продолжает заботиться о ней даже из небытия. – Папа, папа, – снова сказала Нина. – Спасибо.
Голодные времена откладывались. Она сдала квартиру. К тому же горький опыт научил: всегда должен быть запасной вариант. Постоянно существовать на блага, дарованные с небес, рискованно. В одно мгновение рискуешь остаться ни с чем. Нина стала искать работу и вскоре нашла: устроилась администратором в салон красоты. Во-первых, рядом с домом, во-вторых, удобный график – два через два, и можно как-то устроить детские занятия, в-третьих, хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне. Ведь квартира может сгореть с таким же успехом, как и банковский вклад.
