Инна Хаимова - Скитания души и ее осколки
Можно заметить, как человек тратит все силы на создание какого-то определенного образа. Слабохарактерный, мягкий, словно еще не обработанная, не обожженная глина, он начинает «лепить» свой новый образ. Да так, чтобы характер был твердым, непреклонным. Зачастую такие эксперименты переходят в обычное самодурство. Но бывает и так, что в какой-то момент человек на мгновение возвращается к «самому себе», каким он был изначально. Возвращается к тому, что в него закладывалось самой природой. А «момент возврата» требует больших усилий, чем он тратил всю жизнь, создавая «свой образ», «ломая себя», примеряясь к тому или иному типу, который казался самым важным для существования на белом свете.
Нечто похожее произошло и с Нелей с появлением Нины. Перед глазами проплывали картинки из прошлого, но не того, где она уличная хулиганка, а обычная девочка. Оживали слова, движения рук ее близких. Всегда красные от повседневной стирки в холодной воде, заскорузлые, плохо сгибающиеся пальцы бабушкиных рук. А, когда они гладили Нелю по голове, казались легкими птицами, летящими по небу. Властная, безграмотная старуха, на плечах которой держался весь дом, на самом деле была человеком тонким, душой тянулась ко всему красивому и изящному.
Это она только в старости, выучившая алфавит, сводила Нелю в Большой театр на балет «Лебединое озеро», после чего девчонка просто грезила «маленькими лебедями». Перед глазами Женщины проплывает табурет, на котором восседает бабушка в протертом клеенчатом фартуке со смытым рисунком. Ее узловатые руки устало покоятся на коленях, из репродуктора льется воздушная музыка, а Неля – «маленький лебедь» в белой марлевой пачке, сшитой бабушкой, стараясь встать на мысочки в черных мальчиковых ботинках, то заламывает руки над головой, то раскидывает их в стороны. В общем, вспомнила она себя не маленькой хулиганкой, а мечтательной, девочкой фантазеркой, рисующей картинки, читающей книги.
Сейчас трудно объяснить, почему, в памяти школьницы, из всего детства возникли именно эпизоды, освещенные семейным теплом и уютом. Возможно, такое происходило от того, что очень редко в ее уличную жизнь входило понятие «дом». Или то, что необычно в человеке остается на более длительное время. И вот присутствие Нины всколыхнуло в ней эти ассоциации.
Прошло три месяца, как актриса поселилась вместе с Нелей и все время жизнь бурлила, не затихая ни на минуту, и все больше и больше людей посещало их «обитель». Казалось, что население страны состоит только из лиц мужского пола. Естественно дядю беспокоил поток мужчин, приходивших к ним в гости. Девочка уже понимала, когда, приходя раньше Нины, начинал расспрашивать племянницу о занятиях в школе, его волновала не столько ее успеваемость, сколько соперничество с «друзьями» актрисы.
Также Неля поняла, что поселив Нину с ней, он ставил актрису в зависимость от его решений. Возможно, надеялся добиться более внимательного отношения к себе, чем к другим «претендентам на ее сердце». Жилплощадь являлась чем-то вроде лакмусовой бумажки для проявления отношений между людьми. Но дядя, скорее всего, упустил момент, когда Неля почувствовала себя взрослой, самостоятельной, и самое важное – владелицей жилья, которое ему больше не принадлежало. Он ведь уже не был прописан в квартире. Еще полгода назад, как только Неле исполнилось шестнадцать, именно мама Зойки Тюриной Анна Петровна заставила девочку вместе с ней ходить по всем инстанциям и оформить квартирные документы на свое имя.
– Я хожу ради твоей мамы и бабушки, – говорила она тогда. Они были замечательные евреи. Я их очень любила и уважала. За советом по любому делу обращалась только к бабушке. Жаль, что ты не слушалась ее, из-за тебя ведь простыла, – Анна Петровна еще что-то выговаривала Неле. До нее, словно в тумане, доносились слова ее дворовой подружки в тот день, когда та объясняла разницу между евреями и жидами.
В общем, квартира теперь числилась за Нелей. И, вполне возможно, поняв для себя большую значимость племянницы, чем дяди, Нина относилась к нему весьма спокойно. Он же, чувствуя прохладность со стороны актрисы, пытался ее задобрить мелкими подношениями, называемыми им «гостинцами». Если он заставал Нину дома, то еще с порога громогласно объявлял: «а я принес гостинцы», – тут же вытаскивал из портфеля дорогие конфеты или банки с икрой, которые в его присутствие почему-то никогда не открывались. После его ухода «гостинцы» незаметно исчезали и Неля их больше не видела. Но однажды, Нина, не заметила, что Неля тайком наблюдает за ней. Выдвинув свой чемодан из-под кровати, актриса достала из него коробку со сладостями. Взяв несколько конфет, небрежно их бросила в сумочку. Затем, положив все на свое место, вернула чемодан под кровать. А так, как Неля считала, что дядя приносит эти «гостинцы» для Нины и племянницы, то без зазрения совести в отсутствие актрисы открыла чемодан и увидела банки с икрой и частично опустошенные коробки с конфетами. С этого дня начала красть конфеты, пока Нина не обнаружила ее проделки.
– Что у тебя за воровские замашки, – возмущалась Нина, – конечно, улица прочно поселилась в твоей душе и ничем ее оттуда не выбьешь.
– Причем здесь улица? – слабовольно огрызнулась Неля. Наверно, ее вялое сопротивление стало для актрисы неожиданностью. Лицо Нины покрылось красными пятнами, взгляд устремился поверх головы девочки. Неля уже знала: когда та так смотрит на человека, то таким образом выказывает ему полное свое презрение, пренебрежение им. С непривычной для Нели жесткостью и какой-то крикливостью в голосе, актриса, словно, отсекала каждую фразу:
– Учти! Все, что он приносит в дом – это для меня. Понимаешь для меня. Потому что нравлюсь ему. Он и женился бы на мне, если бы я только захотела. Теперь тебе понятно! Я сама тебя угощу. Рыться в чужих вещах – неприлично, а брать их – уж и вовсе недостойно. Это называется воровством.
Неля злилась на дядю, который своим назойливым вниманием и откровенностью хотел расположить актрису, завоевать ее благосклонность. Но ничего этим не добился. Неле было обидно и за него, и за себя. Обидно, что о ней он рассказывал только плохое, а ведь после смерти мамы и бабушки, вплоть до появления Нины, она готовила ему обеды, которые он забирал с собой, стирала, и не всегда у нее хватало сил, чтобы вылить воду из тяжелого корыта. И, в самом деле, правда была в том – он еще стоял для Нели на пьедестале, который ему воздвигли в семье. Она вдруг почувствовала, что его авторитет, значимость стали тускнеть. А она ему верила больше чем маме и бабушке, также, как и своим учителям, стране, правительству.
Через некоторое время Неля узнала, что дядя посвятил Нину еще и в то, о чем в их семье не упоминалось, было, своеобразным табу, как и на свинину. Да и сама девочка узнала об этом чисто случайно. Где-то в самом начале пятидесятого года жизнь ее находилась в опасности, свалила неизвестная инфекция. И как сквозь пелену до девочки донесся голос мамы, сообщавшей доктору, что еще в полуторагодовалом возрасте, Неля перенесла инфекционный менингит, живя в то время с бабушкой в маленьком провинциальном городке. А затем болезнь отразилась на нервной системе девочки, и она отличается от других детей. Потом Неля долго допытывалась у мамы и бабушки, что это за болезнь, пока они не рассказали очередную легенду (такую же, как о ее отце). Она, Неля, мол заболела одновременно малярией и воспалением легких, горела вся в огне и бабушка, спасая внучку, бросила свое хозяйство, дом, сад, корову, схватила ребенка в охапку и умчалась ночным поездом в Москву, к маме, где Нелю «вытянули» буквально с того света.
Ничего не подозревая, что актриса уже посвящена в историю перенесенной болезни, Неля однажды начала ей рассказывать о любви, испытываемой к ней бабушкой. В доказательство привела, как пример, этот случай. Еще что-то хотела сказать, но Нина оборвала ее.
– Да никакого воспаления легких с малярией не было и в помине. Инфекционный менингит. Странно, что ты выжила и осталась почти нормальной.
Так вот, во второй раз Неля услышала о своей злополучной болезни. В тот момент Нелю потрясли не столько унизительная снисходительность в тоне Нины, как бы ставившая ее на место, а предательство дяди. Может быть от ощущения его «коварства» она захотела в тот миг найти опору, которая была бы также прочна, как любовь ее бабушки к ней. И, возможно, поэтому еще больше потянулась к Нине. Все возможно. Тем более за эти три месяца совместного проживания, девочка почувствовала привязанность актрисы к ней, ее теплоту.
Неля сделала вид, что не заметила интонаций в голосе актрисы, а про себя решила, что деньги, которые берет из маминой пенсии на завтраки в школу, будет складывать и в один из дней обязательно купит не только красную икру, но и черную. Принесет домой, поставит на стол и торжественно объявит: «Вот! Угощайтесь!» В этой фантазии ее интересовало – будет ли актриса прятать эти яства, так же как она прятала конфеты. Пусть допытывается, где Неля взяла деньги. Единственное, что знала твердо – ни за что не произнесет, что это «гостинец»
