Юрий Туровников - Легенды о героях и злодеях
– Ну, что, други, время ужина. Где околачивается корабельный кок?
– На камбузе, готовит очередную бурду, – подал голос один матрос, нещадно дымя трубкой.
– Боцман, – крякнул другой. – Не хочу тебя огорчать, но вино, что мы везли в Кромстен, заканчивается. Осталось всего пара бочонков, я про провиант молчу. Мне мясо нужно, я не могу жрать этот кратотофель, или как там его.
– Во-во! – стали поддакивать остальные моряки.
– В самом деле, Джон, – буркнул старик в застиранной рубахе и повязкой на голове. – Поговори с капитаном. Какого нарвала мы мотаемся в океане, как угорь в проруби?! Ладно я старый, но остальные-то молодые. Они уже во сне всех портовых девиц перещупали. Одноглазый Гарри уже на деву с мечом, что на форштевне, засматривается. Того и гляди, обесчестит нашу посудину, как потом на ней ходить? Кстати, где он? Не уж-то уже свое гнусное дело делает?!
Команда закатилась смехом.
– Вон, храпит на тюках с исподним! – гоготнул юнга, паренек лет пятнадцати.
Морской волк поправил висящий на цепочке свисток, облизал потрескавшиеся от соленого морского ветра губы и прислонился к переборке носового отсека.
– Други, капитану виднее. У него есть карта, с проложенным курсом. Вероятно, мы огибаем места скопления пиратов или рифов. Лично я не хочу пойти на корм рыбам, не знаю как вы. Уверен, не сегодня-завтра впередсмотрящий порадует нас своим криком. Да где кок, Ктулху его задери?! Я готов сожрать любую бурду, которую он приготовит!
В этот самый миг по лестнице загрохотали чьи-то сапоги.
– В следующий раз, боцман, специально для тебя я наготовлю ракушек, что облепили днище нашей посудины, и буду кормить этим варевом, пока в порт не прибудем. Пусть на зубах хрустят, если таковые еще остались! А с теми, что не вывалятся после этого, цинга поможет, – насупился долговязый мужик, в заляпанном переднике, с пышными усами и с наколками на обеих руках. Он спускался по ступеням, держа два парящих котла.
Завидев корабельного повара, моряки одобрительно застучали ложками о миски, которые, как по волшебству, появились у них в руках.
– Я чую запах мяса! – крикнул кто-то из матросни. – Что это? Неужели ты освежевал попугая нашего капитана? Други, ну-ка посмотрите, вся ли команда в сборе?
– Меньше знаешь – полнее желудок! – сказал кок, ощеря свой беззубый рот. – Налетай, подешевело!
Он вытащил из сапога половник и принялся разливать похлебку, обжигая пальцы особо голодным. Матросы вливали горячее варево в глотки, обильно запивая его кислым вином, хмелея с каждым мгновением все сильнее. Боцман, чуткий на ухо, услыхал, как отбили склянки, и поменял вахтенных. Когда котлы опустели, и с одним бочонком вина было покончено, пришла пора веселья. Шторм не сможет испортить настроения просоленным морякам. Тем более, что в трюмах относительно сухо и тепло. Пусть трясутся от холода те бедолаги, что на палубе. Юнга выудил из тюков походную мандолину, покрутил колки, подтягивая струны, и заголосил.
Как-то раз в Карибском море захватили мы фрегат.
Он достался нам без боя, ликовал в ту ночь пират!
Нас не мучили вопросы, почему на корабле
ни единого матроса не скрывается во мгле.
Дни веселые настали, дьявол круто пошутил,
Очень скоро мы узнали, что корабль проклят был!
Право, не могу не улыбаться, часто вспоминаю я
первый раз, когда в бою голландцы насмерть ранили меня.
Я был готов умереть, я упал и закрыл глаза,
но не увидел я смерть…
Матросы, разом закурив трубки, стали подпевать ему на разные голоса.
Веселый Роджер в небе, британский герб на теле.
Стреляет из обрезов толпа головорезов!
Они не трусят смерти, проворные, как черти,
И, обкурившись планом, гордятся капитаном.
На французской мы земле гостили – сталью угощали нас.
За четыре дня меня убили девять или десять раз!
Когда испанцы взяли в плен, возле крепостных казнили стен,
Затем в овраге среди скал свой череп я в кустах искал!
Я искал!
Веселый Роджер в небе, британский герб на теле,
Стреляет из обрезов толпа головорезов!
Они не трусят смерти, проворные, как черти,
И, обкурившись планом, гордятся капитаном.
Португальцы вешать нас пытались, но убить нас не смогли!
Мы раскачивались и смеялись – круто время провели!
И хоть английский я пират, кораблям Британии не рад.
Ядро попало мне в живот, собирал себя примерно год.
Бедный мой живот…
Тут загорланил боцман.
Мы горели, мы в воде тонули,
Выживали каждый раз!
И ни шпаги, ни ножи, ни пули
не смогли угробить нас!
Молись, приятель, чтобы бог
Скорей уплыть тебе помог,
И этим шкуру твою спас
в тот день, когда увидишь нас!11
Угомонились далеко за полночь, после сотен партий в кости и традиционного мордобоя. Шторм растворился, будто его и не было вовсе, на небе проступили звезды, что отражались в морской глади. Свежей ветер наполнял паруса и гнал «Валькирию» вперед.
Сменив штормовые паруса, моряки разделись до портков, а кто и вовсе донага, и разлеглись на палубе погреть кости. Боцман стоял возле рулевого и смотрел в подзорную трубу. Впереди зияла только бескрайняя вода. Ни единого судна на горизонте, ни крохотного клочка суши.
– Акулий плавник мне под ребра, – сплюнул здоровяк под ноги. – Что на уме у нашего капитана?
Кормчий пожал плечами.
– Я не силен в морских науках.
– А я тебя и не спрашивал. Я сам с собой. Всегда приятно поговорить с умным человеком.
Рулевой улыбнулся и ничего не ответил, продолжая удерживать штурвал обеими руками, на которых вздувались вены, проступая даже через татуировки. Впередсмотрящий в своей бочке храпел так сильно, что его было слышно даже в трюме. На полубаке расположился кок, который чистил уже всем осточертевший картофель, бубня под нос какую-то песню. Вахтенный у двери полуюта перевернул огромные песочные часы и отпил очередную склянку. Загорающие моряки, как по команде, молча перевернулись кто на живот, кто на спину. Боцман только покачал головой, достал трубку, закурил и поднял взгляд. Бескрайнее синее небо. Ни облачка. Даже жутко становится. Скорее бы услышать крик чаек.
– Держись курса, – морской волк похлопал усатого моряка с могучим торсом по спине и решил проверить капитана корабля, может, на этот раз ему повезет.
Спустившись вразвалку по скрипучей лестнице в полумрак утробы «Валькирии», освещенной тусклым светом масляных ламп, боцман, выдыхая сизый дым, подошел к каюте капитана. Возле двери дежурил юнга. Паренек слюнявил пальцы и перелистывал пожелтевшие страницы какой-то книги. Завидев старшего, он поднялся с пола и вытянулся в струну. Боцман махнул рукой, мол, сиди, и постучал в дверь и подергал за ручку.
– По-прежнему заперто… Капитан, это Джон. У вас все в порядке?
По ту сторону двери послышалось какое-то движение, а после прозвучал хриплый приказ.
– Ложимся на обратный курс! Ктулху всех вас забери!
Боцман закрыл глаза и прошептал проклятье, затем посмотрел на юнгу.
– Что читаешь?
Тот смутился.
– Правила ведения абордажа. Мало ли что. Я хочу карьеру военного моряка делать.
– Ну-ну, – ухмыльнулся боцман и покинул трюм.
Морского волка терзали несколько вопросов: в своем ли уме капитан, и как долго до бунта. Рано или поздно провиант закончится, и матросы поднимут бучу и потребуют от кэпа ответа, какого окуня они столько времени болтаются в океане, как червяк на крючке. Он, конечно, до поры до времени будет на стороне капитана, но если перед его носом помашут заточенным клинком, тут уже не до кодекса. Жизнь – она подороже будет. И едва здоровяк ступил на палубу, как нос к носу столкнулся с коком. Тот почесал подбородок, покрытый щетиной, пригладил усы и прошептал.
– Не хочу тебя расстраивать, но если завтра вечером мы не войдем в порт, то жрать будет нечего.
– Спасибо, Бен, я учту, – Он почесал лысину и сжал кулаки. – Плюну на все и уйду в матросы!
Боцман выбил о сапог остатки табака, засунул трубку за голенище и поднялся на мостик к рулевому, который уже разделся то портков, оборвав штанины. Обмотав голову рубахой, тот что-то бубнил. Подойдя ближе, боцман понял, что кормчий перечисляет названия парусов.
– Фор-стеньга-стаксель. Стаксель… Средний кливер. Кливер… Фок. Нижний фор-марсель. Грот. Грот-бом-брамсель, чтоб его! Фор-ундер-лисель и контр, мать его, бизань!
– Ты чего?
Рулевой сплюнул.
– Голову напекло. Чтобы рассудок не потерять, смотрю по сторонам и все, что вижу, называю. Кстати, не плохой стих получился. Может, мне в поэты пойти? Буду деньгу на площадях зашибать.
Боцман гоготнул.
– Ты штурвал держи, стихоплет, пока на рифы не налетели. Кстати, я чего пришел. Ложимся на обратный курс, – рулевой выпучил глаза. – Не смотри на меня так, это приказ капитана. Разворачивай посудину.
