Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 14–26
– Грамотная, да? Просто лес твоих знаний ограничивается эбеновыми деревьями. А тайга моих включает и ебёновые!
Татьяна Георгиевна и Александр Вячеславович уже просто тихо тряслись от беззвучного хохота.
– Кстати, дорогой интерн, почему вы не спросили меня – когда я считал количество пьющих, – мол, отчего же это вы, глубокоуважаемый Аркадий Петрович, не поинтересовались тарой для Татьяны Георгиевны? Тем более что пластиковых стаканчиков у нашей Елены Александровны предостаточно. Как будто она не рожать, а в подъезд на вечеринку собралась.
– Раз вы не посчитали Татьяну Георгиевну, значит, по каким-то причинам она не употребляет шампанское, – улыбнувшись, ответил Александр Вячеславович.
– Боже мой! Боже мой, как вы умны и добры! Дайте я вас поцелую, дорогой мой человек! Я, конечно же, не так приятен на ощупь, как…
– Аркадий Петрович мне кажется, вы немного… – подала реплику Мальцева.
– Пьяны? – перебил её Святогорский. – Я пьян?! – обратился он к немного перепуганной Елене Александровне. – Я пьян?!! Да вы ещё хирурга не видели! Ха-ха! Не пугайтесь, крошка! Это всего лишь старый анекдот. Не пугайтесь, Елена Александровна. И вы не пугайтесь, дорогая и любимая моя Татьяна Георгиевна. Разве у меня заплетается язык? Да не родилось ещё то шампанское, и близко ещё не вызрело то вино, и водки такой ещё не намешали, чтобы Святогорскому язык заплести! Я просто создаю здоровый психологический климат в нашем разношёрстном коллективе.
– Ну ты бут мне уже будешь давать, Аркадий Петрович?!
– Ксюха, вы из квакеров?[15]
– Чё?
– Вы совершенно не признаёте «выканья», как я успел заметить. Потому и сделал вывод, что вы из квакеров. Квакеры – это такие люди… Впрочем, не важно! Как-нибудь потом, Ксюха Егорова. А пока на, пей! – Аркадий Петрович взял со стола один из стаканчиков с шампанским, высыпал туда какой-то белый порошок, и протянул ёмкость роженице.
– Это бут?
– Это, Оксана Егорова, медикаментозный сон. Крепкий. И в вашем случае – продолжительный.
– А чё с шампанским-то намешал?[16]
– С кипячёной водичкой вас, любезная, не возьмёт. У вас биохимический анамнез не тот.
– Дали бы мне морфину. У вас же есть!
– Нам не нужно, чтобы вам было в кайф. И не потому что мы такие злобные сатрапы и ленимся списывать морфин. Мне и эту груду белого порошка, что я на вас грохнул – хотя мог для добрых людей приберечь! – до самого утра списывать. Причём до следующего. Нам нужно, чтобы тебе был не горький кайф, а сладкий сон. ГОМК для этого дела самое оно. Пей, Ксюха, не сомневайся! Просим!
– Весёлые вы ребята! – просипела Егорова. И выпила стаканчик до дна.
– А теперь, дорогая, можешь посидеть немного с нами, если чудесная Елена Александровна, учитель, а не какая-то там конченая пользовательница инъекционных наркотиков, не возражает против такого соседства. Только – чур! – не танцевать! Даже если очень захочется. Впрочем, если меня не подводит мой опыт, то ровно через пять минут вы захотите баиньки. И будете спать сладко-сладко до самого-самого утра. А может быть даже до полудня. Нормальных людей бут вырубает мягко и ненадолго. Но увы, Оксана Егорова, вас сложно назвать нормальной.
– Я не возражаю, пусть сидит. Она же тоже человек! – подала чистый и звонкий голосок Елена Александровна.
– Ах вы ж моя ласточка! Можно я вас поцелую?!
И Святогорский действительно поцеловал молоденькую роженицу Елену Александровну. Потом все, кроме Татьяны Георгиевны, выпили шампанского. И даже повторили. А Оксана Егорова действительно очень скоро отправилась спать в свой изолятор. Смена, наконец, вздохнула спокойно. И все тут же поклялись на журнале резервных доноров, что материться не будут больше никогда-никогда! Например, целый месяц. Потому что ну реально же уши у всех завяли!
– Татьяна Георгиевна, а почему вы не пьёте шампанское? – поинтересовался интерн, когда удалось, наконец, спровадить слишком общительного Аркадия Петровича на пятый этаж.
Они сидели на ступеньках приёмного покоя, прижавшись друг к другу и постелив под себя один из синих байковых халатов «для выхода».
– Я от него, Саша, дурею. Дурею окончательно и бесповоротно. Совершенно себя не помню. И уж тем более не помню, что творю. Так что не пытайтесь напоить меня шампанским. Вам же разбираться с последствиями. И уж тем более, никогда не пытайтесь подсыпать мне в шампанское ГОМК – вы можете не сдюжить!
– Отчего же?
– Ах, вы не в курсе! Александр Вячеславович, в главном корпусе, на кафедре анестезиологии и реанимации Святогорский регулярно читает лекции курсантам, повышающим квалификацию. Сходите как-нибудь. Это песнь песней, как Аркадий Петрович рассказывает о ГОМК!
Татьяна Георгиевна вскочила, приняла пафосную позу и, достаточно хорошо пародируя ораторскую манеру Святогорского, произнесла:
– ГОМК, он же оксибутират натрия, он же «бут», он же «буратино», он же «ксюха» – препарат со странной, я бы даже сказал мистической судьбой. С момента его открытия прошло почти полвека. Скончался его папаша, французский исследователь Анри Лабори. Казалось бы – вот она, самостоятельная жизнь! Но! Но до сих пор клиническое применение оксибутирата натрия официально разрешено лишь во Франции, в Италии и на постсоветском пространстве. Являясь в нашей стране абсолютно законным средством из арсенала анестезиологов и интенсивистов, ГОМК как анестетик, точнее как гипнотик, тем не менее, всегда отличался выраженной необычностью, нестандартностью, располагаясь особняком в ряду препаратов для наркоза. Ещё в восьмидесятых, желая поглубже разобраться в фармакологии этого препарата, я перебрал около сотни номеров американского журнала «Anesthesiology» и нашел лишь одну маловыразительную статейку о применении оксибутирата, кажется, при зондировании сердца у детей. В британских и канадских журналах я вообще не встретил ни одного упоминания о буте, при том что остальным анестетикам были посвящены десятки и даже сотни публикаций. В толстенном справочнике «Drugs in Anesthetic Practice», составленном известным американским анестезиологом Викерсом, мне встретилась одна-единственная характеристика оксибутирата: «К сожалению, этот отличный препарат недоступен для американских анестезиологов». Причину такого глухого информационного вакуума я понять не мог. Было совершенно ясно, что дело тёмное… Ну и так далее! – она рассмеялась. – Аркадий Петрович действительно очень образованный, очень умный и очень глубокий человек. Про совершенное знание английского и французского языков я даже промолчу. И если он считает, что этой Егоровой надо было выпить ГОМК именно с шампанским – ему я верю. Верю, что она не будет блевать. Верю, что она не возбудится сексуально сверх меры, потому что ГОМК – о да! – отменный афродизиак. Растормаживающий гипнотик, хо-хо! Это вам не стакан виски.
– Вы сейчас очень красивая, Татьяна Георгиевна, – прервал её интерн.
– А что, обычно, Александр Вячеславович, я не очень красивая?
– Вы всегда очень красивая, – он улыбнулся. – Но когда вы говорите о том, кого действительно любите и уважаете, когда у вас хорошее настроение, когда вы всем довольны, когда вы чуть выпили – вы не просто очень красивая. Вы – потрясающе красивая. Вы светитесь.
– Примерно так, Саша, мне когда-то давно говорил мой покойный муж. Его звали Матвей. Много лет назад он погиб в автокатастрофе… Зачем я говорю всё это какому-то интерну? – Мальцева вздохнула и снова уселась на ступеньку. – Ну, выкурим ещё по одной и пора возвращаться в родильный дом. Чтобы не застудить себе всякие важные органы. Вы не обижайтесь на «какого-то», пожалуйста.
– Я не обижаюсь! – ответил он ей совершенно спокойно и протянул прикуренную сигарету. – Я обязательно пойду послушать лекцию Святогорского о буте. Сейчас мои знания о нём, признаться честно, ограничиваются тем, что этот препарат – гипнотик метаболического действия, что он самый мощный из известных стимуляторов гипофиза и даже однократный его приём сопровождается подъёмом на несколько часов уровня соматотропного гормона в десять-пятнадцать раз. И что он анаболик не только опосредованного, но и прямого действия. Культуристы и тяжелоатлеты уже давно используют ГОМК в качестве биоактивной пищевой добавки для увеличения уровня этого самого соматотропного гормона. Оксибутират натрия увеличивает физическую выносливость и аппетит, что также полезно для будущих монстров. Я знаю множество парней, использовавших ГОМК в дополнение к стероидным циклам. Но сам я этим никогда не занимался. Я знал, что нужно есть. И что есть «железо». Этого было достаточно, – он улыбнулся.
– Ух ты! – искренне восхитилась Татьяна Георгиевна. – Я в интернатуре понятия не имела о ГОМК ровным счётом ничего. Да и сейчас я, в принципе, ограничиваюсь знанием необходимым и достаточным. Знаю, что он способствует расширению шейки матки, снижает беспокойство, увеличивает силу и частоту сокращений матки, увеличивает чувствительность миометрия к окситоцину. Он не угнетает дыхание у новорождённых и даже оказывает антигипоксический эффект, особенно при обвитии пуповиной… Ладно, идёмте, Саша. И спасибо вам.
