Алексей Олексюк - А76 (сборник)
Они лежали на дне воронки: русский лицом вниз, сжимая в руке рукоятку пистолета, испанец – на спине, запрокинув неправдоподобно красивое смуглое лицо в высокое безоблачное небо.
– Если они видели, как мы выбирались из танка, то непременно доберутся до нас, – сказал испанец.
– Они не смогут добраться.
– Если видели, что мы живы, то обязательно доберутся.
– Они не видели. Дым скрывал нас.
– Но если всё-таки видели?
– Они не видели. И им не преодолеть открытое пространство. Наши пулемёты не дадут им сделать это.
– Они доберутся, когда стемнеет.
– Когда стемнеет, мы выберемся из воронки и доползём до своих. Не говори больше, не трать силы…
Испанец немного помолчал, но потом сказал:
– Я не смогу ползти.
– Qué va! Не говори глупости!
Испанец умолк.
Так они лежали – молча – какое-то время. Лежали под раскалённым, словно покрытым лёгкой испариной испанским небом, на котором не было ни единого облачка. Когда же тень от края воронки, удлинившись, покрыла их головы, испанец облизнул пересохшие губы и заговорил вновь, но теперь голос его звучал глухо и с придыханием. Чувствовалось, что говорить ему тяжело.
– Очень хочется пить.
– Знаю, – отозвался русский, – но у нас нет воды.
Его самого гораздо больше мучила вынужденная неподвижность: всё тело затекло и тягостно одеревенело. Он пытался поочерёдно напрягать и расслаблять различные мышцы, шевелить пальцами на руках и на ногах, но эта «гимнастика» мало чем помогала: едва волна холодных «мурашек» пробегала по телу, как его вновь стягивало онемением.
Словно угадав мысли товарища, испанец произнёс:
– Скорей бы…
Он слегка поворотил голову на бок, отчего в его взгляде появилось нечто птичье.
– Прекрати! – буркнул русский. – Вы, испанцы, слишком много думаете о смерти.
– Да, это так. Но ведь там, по ту сторону, тоже испанцы. И они тоже думают о смерти.
– Там – фашисты.
– Это так, – согласился испанец и вдруг, слегка улыбнувшись, спросил:
– Ты читал когда-нибудь Гарсиа Лорку?
Зерцало вод (Земные пути)
Мальчик отложил книгу и взглянул на воду, которая вся искрилась от солнечных бликов, рождаемых мелкой рябью. Словно сама река была огромной и невероятно длинной рыбой с серебряной чешуёй. Глаза ломило от непрерывных вспышек маленьких колючих звёздочек, особенно частых на перекатах. Мальчик слегка прикрыл веки, а затем взглянул в другую сторону. На картофельном поле, широким мысом вдававшимся в речную излучину, стоял гусеничный трактор с дождевальной установкой. Тракторист лежал рядом с машиной, прямо на сырой земле, надвинув серую кепку на лицо. Он спал, не видя, как по заливному лугу на противоположном берегу бродили коровы под присмотром старого деда, любившего шугнуть местных мальчишек: «А ну, брысь из воды! Тут тёлка надысь утопла, трупный яд в ухо попадёт – мозги сгниют нахрен!» Добрый такой дедушка…
Полуденное солнце висело за спиной у мальчика, там, где в сизой дымке виднелись однотипные домики пригородного посёлка. Тёплый юго-западный ветер гнал по небу полупрозрачные облака.
Больше всего на свете мальчик любил ходить к реке. Почти каждый божий день он, взяв удочки, уходил из дому: не столько порыбачить, сколько посидеть у воды, а если повезёт с погодой, то искупаться и почитать книгу (почему-то после купания особенно приятно прочесть что-нибудь неспешное и вдумчивое). Мальчик не был заядлым рыболовом. Гораздо больше ему нравилось бесцельно бродить вдоль реки или тупо сидеть на берегу. Если же становилось скучно, он вынимал из сумки какую-нибудь книгу, устраивался поудобнее и читал.
*
Мужчина в чёрном флотском кителе и с чёрным чемоданом в руке вышел из троллейбуса, который, избавившись таким образом от последнего пассажира, повернул к ржавым воротам депо. Огромный, о двенадцати головах, полдень замер в зените. Однотипные частные домики из серого кирпича тянулись справа и слева от дороги, но если там, где сейчас стоял мужчина, не было ни единого деревца – только бурьян, в котором паслись какие-то овцы, то на противоположной стороне всё утопало в зелени старых клёнов и тополей.
Дойдя до ближайшего перекрёстка, мужчина пересёк проезжую часть и свернул в проулок, ведший вглубь пригородного посёлка. Взамен звонкого асфальта у него под подошвами теперь глухо отзывалась утрамбованная земля. То и дело приходилось перебираться через глубокие рытвины или вымоины: по их размеру легко было вообразить, каково местным обитателям опосля небольшого дождика.
«Похоже, здесь ничего не меняется», – подумал мужчина, остановившись напротив невысоких железных ворот, разрисованных несуразными ромашками по ядовито-зелёному фону. На стук никто не отозвался. Только из-под калитки вылез взлохмаченный вислоухий пёс, добросовестно гавкнул на чужака и, отойдя в сторону – под старый, «оплешивевший» на макушке тополь, принялся вычёсывать из шерсти паразитов, засохший куриный помёт и семена укропа. Мимо медленно прошествовала чёрная, как смоль, кошка, но пёс в её сторону даже не глянул. Кошка обиженно мяукнула и скрылась в кустах.
«Не стоило мне приезжать», – подумал мужчина.
Присев на врытую в землю стёртую автомобильную покрышку, он машинально оборвал росшую рядом былку и сунул её в рот.
Стоял самый конец августа. Пригородный посёлок нежился в лучах негромкого предосеннего солнца. Лёгкий ветерок, пробегая полосами и порывами по вершинам деревьев, стряхивал вниз сожжённые преждевременным увяданием листья.
Достав из чёрного чемодана толстую записную книжку в потёртом кожаном переплёте и дешёвую шариковую ручку, мужчина положил чемодан себе на колени, на него – раскрытую записную книжку, с минуту задумчиво пожевал былку и принялся что-то писать, изредка поглядывая на придремавшего в теньке пса.*
– Анюта-а, ау-у! – мама сошла с заднего крыльца в сад. – Анюта, там твой кавалер пришёл.
– Кто? – отозвалась Аня, вольготно возлежа с книжкой в самой гуще зелёных насаждений.
– Прости, я и забыла, что у тебя женихов, как собак нерезаных.
– Колька, что ли? – девушка сморщила свой востренький носик. – Пусть подождёт.
Ей очень не хотелось сейчас отрываться от чтения: она уже увлеклась, вжившись в воображаемый мир.
– Нельзя быть такой жестокосердной, – укорила её мама.
– Подумаешь! Ничего с ним не станется. И, вообще, он жуткий зануда: окромя своего моря больше ни о чём говорить не может.
– Чем тебе море-то не угодило? По-моему, Коля очень интересно рассказывает.
– Да уж! Очень интересно целый день слушать о водоизмещении или этих… как их?.. кабельтовых. Я даже слов таких знать не хочу. Какое мне дело, сколько было торпедных аппаратов на эсминце «Новик» и сколько узлов была у него крейсерская скорость? Оно мне надо? Я учусь на филолога, а не на кораблестроителя.
– Ты не справедлива. Коля очень воспитанный и умный мальчик. И готовится поступать в нахимовское училище.
– В прошлом году тоже готовился. Что ж не поступил?
– Там очень большой конкурс.
– Ну да, конечно. Просто туда таких зануд не берут: на корабле от него сбежать некуда, а он своими «брам-бром-реями» кого хочешь в могилу сведёт.
– Ты, Анюта, девушка, конечно, умная, но местами невоспитанная. Пойди, хоть поздоровайся с гостем.
– Ладно, – нехотя согласилась Аня, томно зевнув и заложив книгу оборванным с яблони листком.
Мама, наблюдая как дочь не спеша встаёт с земли и отряхивает платье, покачала укоризненно головой.
А в доме, на веранде, прохаживался из угла в угол угловатый молодой человек в белой футболке и светло-серых отутюженных брюках. Маленький нескладный щенок неопределённой породы радостно подскакивал вокруг гостя, но тот, занятый своими мыслями, следил только за тем, чтобы не наступить ненароком на лапу или на хвост.
– Ну, чего ходишь, как неприкаянный? – спросила Аня, едва появившись на веранде.
– Анюта, я вот что… айда, погуляем! – парень разом остановился, мгновенно подобравшись и распрямив плечи. У него были красивые, очень выразительные глаза.
– Вот ещё! – фыркнула Аня, – Делать мне больше нечего.
– Тогда давай – на речку, а? Искупаемся…
– Не хочу.
– А в кино? Сегодня фильм хороший, про подводников…
– По-моему, ты уже помешался со своим морем, – Аня уселась на перила веранды. – Тебя ещё что-нибудь, кроме моря, интересует?
– Да.
– Что?
– Ты.
Аня чуть не кувыркнулась с перил.
– Ну, ты и дурак!
– Пойдём, прогуляемся. Даю честное слово, что о море даже не заикнусь.
– Я не хочу гулять молча.
– Могу говорить непрерывно в течение двадцати четырёх часов на любую заданную тему.
– Ой, врёшь!
– Даже не преувеличиваю.
– Ладно, – Аня приняла величественную позу. – Расскажи что-нибудь интересное. Только не о кораблях и не о море. Что-нибудь про любовь…
