Лидия Раевская - Билет на вчерашний трамвай
Теперь я погладила Лельку по голове.
– Помнишь, мы с тобой где-то читали: «Я поджидала его в коридоре после занятий – он начал прогуливать лекции, я стала караулить его у подъезда – соседи скинулись на кодовый замок и приказали дворнику стрелять солью в девочку с жоповидным лицом»? Ха-ха-ха!
Но Лелька, вместо того чтобы рассмеяться, почему-то расплакалась. Я почувствовала себя неловко.
– Лель… Лельк, ну хорош, а? Ну ты что? У вас вообще было че?
– Бы-ы-ыло… – проревела Лелька. – Он напился после работы, а я его в гостиницу увезла… Номер там сняла, все как надо… Ночью хорошо было, а утром он на меня даже не посмотрел! А когда я в последний раз в «Байк» пришла, полтинник с меня содрал за то, что у меня вешалки на куртке не было-о-о-о… Ну не сука он, Ксюх?
– Да мерзавец он, Оля, – уверенно ответила я. – Ты посиди тут, ладно? Я щас вернусь.
Я сползла со стула и направилась к выходу. Пиво с димедролом и земляничным шампунем начало действовать, и во мне закипела благородная ярость. Я шла к Коле. К Колюнечке. К мерзкому альфонсу, который не гнушается брать у Лельки подарки, а по утрам делает козьи морды. Я шла его бить.
Но Коли у входа не оказалось. Зато там был добрый Кирилл. Он стоял, привалившись плечом к стене, и о чем-то разговаривал с гардеробщиком.
– Где Коля? – сурово спросила я и посмотрела сначала на гардеробщика, а потом на Кирилла.
– Домой уехал, – хором ответили оба, и Кирилл радостно поинтересовался: – Ты телефончик пришла дать?
– Не совсем. Но насчет дать – это в точку. Кирилл обрадовался еще больше.
– А может, вместо Коли я сойду?
– Запросто. Мне все равно, кому дать. По морде. Пиво тут на редкость мерзкое. От него изжога и агрессия начинается.
Охранник перестал улыбаться.
– А Коля тут при чем?
– А тебе какое дело? Значит, при чем. Он завтра будет? Кирилл заглянул в расписание.
– Будет. С восьми вечера до трех ночи. Ты придешь?
– Обязательно.
Вселив в Кирилла надежду, я вернулась к Лельке. Подруга сидела на том же месте, и пустых рюмок возле нее стояло уже четыре штуки.
– Все в порядке? – спросила меня она и икнула.
– В полнейшем.
– Может, водки со мной, за компанию?
Я на секунду задумалась, а потом махнула рукой:
– Давай!
… А утром проснулась с новым привкусом во рту. «Земляничка», вспомнила я и, приподнявшись на одном локте, посмотрела на себя в зеркало. И водка… Судя по моему лицу – даже в избытке. Лельки рядом не было.
Я дотянулась до телефона и набрала ей на сотовый. Трубку долго не снимали. Я ждала.
– Алле… – Лелькин голос не оставлял сомнений в том, что ей сейчас так же хорошо, как и мне. А возможно, даже еще лучше.
– Ты где? – охрипшим голосом спросила я.
– Я у Генри… Сплю. На раскладушке. И мне плохо…
– Проснешься – позвони, – попросила я и, положив трубку, опять задумалась: кто же такой этот Генри? Что-то не припомню я среди Лелькиных друзей персонажа с таким именем или пого-нялом. Но на любовника он явно не тянет. На раскладушках любовницы обычно не спят. Наверное. Хотя черт их знает? У меня ведь еще ни разу не было любовника.
Я два часа гуляла с сыном, потом варила обед, убирала комнату, гладила Андрюшины рубашки… А день все не кончался. И запах сублимированной земляники преследовал меня повсюду.
Лелька в тот день так и не позвонила. Зато позвонил охранник Кирилл. Которому я вчера оставила свой телефон, а также адрес. Домашний и рабочий. Как я ему себя не оставила – не знаю. Надо у Скворцовой спросить, когда позвонит.
А еще я помнила, что нужно обязательно набить морду Коле-альфонсу. И сделать это сегодня.
Уложив сына спать, я снова подошла к сестре:
– Машк…
– Даже не мечтай. Дома сиди, – отрезала младшая.
– Машк, – не сдавалась я, – мне полчаса нужно. По делу. Я туда – и обратно.
– Знаю я эти твои туда-сюда. Имей в виду: через полчаса я закрою дверь на щеколду. И сиди тогда на лестнице до утра. Все.
Я всегда подозревала, что женская половина семьи меня недолюбливает. Зато мужская – в лице моих папы и сына – с лихвой это компенсируют. Так что баланс соблюден.
Я пулей вылетела на улицу и через пять минут была уже у входа в «Байк». Отдышавшись, я вошла в холл и тут же наткнулась на Кирилла.
– Привет! – обрадовался он. – Ты ко мне?
– Не угадал. К Коле. Кирилл поморщился:
– Ну зачем тебе Коля, а? Я что, хуже? К тому же его нету.
– Как нету?! – заорала я. – Ты мне сам вчера сказал, что он сегодня работает с восьми до трех! Не надо мне втирать, я все помню!
Кирилл странно ухмыльнулся и придвинулся ко мне неприлично близко.
– Все помнишь?
– Да! – в запале крикнула я и осеклась. Потом внимательно посмотрела на Кирилла. На его улыбку. На его руки, которые по-хозяйски легли на мою талию. И простонала: – Только не это…
Охранник широко улыбнулся, а потом заржал:
– А вчера ты говорила совсем другое…
Я беспомощно обернулась и посмотрела на гардеробщика. Тот тоже стоял, улыбаясь во весь рот.
– Где это было? – глухо спросила я, понимая, что вчера настолько низко пала, что в «Байк» больше никогда в жизни не пойду.
В голове тем временем закопошились какие-то смутные воспоминания…
– Там! – хором ответили Кирилл и гардеробщик, показывая пальцем куда-то наверх.
Я зажмурилась:
– Господи… В мебельном магазине, что ли?
Про этот мебельный магазин по «Байку» ходили целые истории. Что, мол, охраняет его по ночам старый алкоголик дядя Ваня, который за бутылку водки пускает туда всех желающих. Кроватей и диванов там хватало.
Я потрясла головой, и память тут же услужливо подсунула мне обрывки вчерашних событий. Черт! Получается…
– Ага! – подтвердил Кирилл и потрепал меня по щеке. – Ксюх, я ж это… Я ж по-серьезному все хочу, правда.
Гардеробщик немедленно испарился. Я молча смотрела на Кирилла.
– Ксень, я знаю, у тебя ребенок… Что ты в разводе…
– Не в разводе я. Он просто ушел.
Зачем я оправдываюсь?..
– Думаешь, вернется? Не надейся. От бабы мужик уйти может. А от сына – никогда. Если ребенка любит, то и от надоевшей жены не уйдет.
Кирилл ударил по самому больному. Всхлипнув, я отвернулась к окну.
На мое плечо легла широкая ладонь.
– Слушай, давай попробуем, а? Я давно за тобой наблюдаю… Ты мне нравишься.
– Тьфу, глупость какая. Я в пятый раз тебя вижу. А вчерашнее вообще не помню. Мне противно.
Ладонь слегка сжала мое плечо.
– Я позвоню тебе через пару дней, можно? В кино сходим, погуляем… В общем, дальше видно будет. Но я серьезно, Ксюш.
Я подняла глаза на потенциального бойфренда и кивнула.
– Позвони.
… И он позвонил. А потом мы пошли в кино. И гуляли до рассвета. И ели мороженое…
А через три месяца у меня скончалась бабушка, оставив мне в наследство отдельную двухкомнатную квартиру.
В которую через сорок дней мы с Кириллом переехали.
Я начала отматывать новую нить от своей катушки жизни…
– Мерзкая баба! – с чувством выплюнул мне в лицо Кирилл, потеряв всяческое терпение. Что немудрено – на втором-то году нашего сожительства.
Сожительство это с самого начала было весьма неудачной затеей. И я пожалела о своем гостеприимстве уже через месяц. Однако, как многие женщины, воспитанные на Домострое, покорно терпела регулярные загулы гражданского супруга, да и побои тоже. Иногда, по особым праздникам, Кирилл снисходительно заменял тумаки на вопли: «Что, сука, рожу воротишь? Где была, отвечай? На работе?! А может, по мужикам таскалась, паскуда? Рожа у тебя больно уж хитрая!» – и тогда я считала, что день заканчивается весьма позитивно.
Я в очередной раз не вовремя купила еще одного козла. Которого теперь не могла продать даже за полцены…
– Сегодня ты ночуешь у Бумбастика! – сурово ответила я своему зайке («зайка» в моих устах, чтоб вы знали – это страшное ругательство) и захлопнула за ним дверь.
Потом села и перевела дух.
Так. Если зайка послушно потрусит к Бумбастику, то через пять минут мне позвонит Лелька и нецензурно пошлет меня куда-нибудь, пожелав покрыться сибирскими язвами и прочей эпидер-сией.
И зайка не подвел. Зайка совершенно точно пришвартовался у Бумбастика… Дзынь!
Я побрела на кухню, на ходу репетируя кричалку, которая должна обезоружить Лельку.
– Алло, Скворцова! – заорала я в трубку. – Моя карамелька пошла к вам в гости! Ты ему дверь не открывай, скажи, чтоб уматывал к себе в Люблино. К бабке.
– Чтоб тебя понос пробрал, ветошь ты старая… – грустно перебила меня Лелька. – Не могла заранее позвонить? Твой нежный сожитель уже сидит с Бумбой на кухне, сожрал у меня кастрюлю щей, ржет страшным смехом, как Регина Дубовицкая, и собрался тут ночевать. Понимаешь? Но-че-вать! А что это значит? Молчи, не отвечай. Мне убить тебя хочется. Это значит, моя дорогая подружка, что я щас беру свою дочь, и мы с ней идем ночевать К ТЕБЕ! Понятно? Я с этими колхозными панками в одной квартире находиться отказываюсь.
Чего-то подобного я и ожидала.
