ЛюдМила Митрохина - Уроки тьмы
Болезнь росла и взрослела вместе с ним, она поселилась и жила в нём каким-то неведомым и неуловимым существом, непредсказуемым в своих действиях. Он сроднился с ней, пытаясь понять, отчего ей лучше, отчего хуже, думал, как с ней справиться, как заключить хотя бы временное перемирие, чтобы она угомонилась: занимался спортом, вёл правильный здоровый образ жизни, активно жил и работал. Но так и не смог за всю жизнь пробиться к ней ни он, ни один из лечащих его врачей.
Олегу показалось, что он мыслит вслух. Он не заметил, что плёнка вращалась впустую, и стал говорить:
«В том же 90-м году я пришёл первый раз в студию изобразительного искусства, которая находилась в Доме культуры имени Шелгунова на Петроградской стороне. Для незрячих людей он стал вторым домом. Работало множество кружков, библиотека с читальным залом, по воскресеньям проводились концерты, вечера, праздники. Придя в художественную студию, я был потрясён тем, что увидел. Неужели тотально слепой человек мог выполнять такие вещи! В основном занимались лепкой. Я познакомился с работами Тамары Куренковой, Ларисы Павловой, с большими впечатляющими объёмными портретами Анатолия Кончакова, слепого со школьной скамьи, с темперными яркими иконописными работами Наташи Селивановой с остатком зрения, Володи Божанова и других. Особенно потрясли работы Куренковой. Она полностью потеряла зрение в школьные годы, училась в школе для незрячих детей. Тамара в основном работала с глиной, делала мелкую пластику декоративных направлений со сказочными сюжетами. Я не мог поверить, что эти удивительные художественные работы были выполнены незрячим человеком. Я как художник считал в то время, что это нереально. Внутренне меня это подтолкнуло.
Бросился искать литературу, чтобы понять тайну творчества слепого. Кроме книги Б. Розова «К незримому солнцу» о первом незрячем художнике России Василии Нечаеве и книги Г.М. Кустова о Лине По я ничего не нашёл. Всё шло от преподавателей и от таланта учеников Юрия Алексеевича Нашивочникова, который тридцать лет своей жизни посвятил изобразительному искусству незрячих художников, создавая для них свои методики, благодаря которым растёт мастерство незрячих, делая их жизнь полноценнее и богаче. Это удивительный художник и человек. В своё время он закончил скульптурный факультет Академии художеств в Петербурге. В начале 60-х годов он стал заниматься преподавательской работой. Не где-нибудь, а в городской школе незрячих детей. Обучая детей изобразительному искусству, он одновременно разрабатывал методику для незрячих художников. Дети делали определённые успехи. В 1976 году при Доме культуры имени Шелгунова открылась изостудия «Художник», которую возглавил Юрий Алексеевич со своими лучшими учениками. Это, пожалуй, была первая студия изобразительных искусств для незрячих художников в Советском Союзе, в которой отрабатывали методики Нашивочникова, осваивали новые материалы, краски и всевозможные техники исполнения. Появились первые выставки в музее Истории Ленинграда, в Академии художеств. К сожалению, Юрий Алексеевич через год после моего прихода покинул студию по болезни. Но первые уроки мастерства по лепке глины я запомнил на всю жизнь, за что я ему очень благодарен.
Всё, что я увидел в студии, – меня ошеломило. Я стал постоянно ходить на занятия, но не знал, с чего начинать. Здесь, в студии, я впервые взял глину в руки, долго её мял, крутил, катал, пытаясь что-то сделать из неё. Но ничего путного не получалось. Чтобы я ни делал – всё ломал и начинал снова. Глина оказалась очень пластичным материалом. Пожалуй, самый удобный материал для незрячих.
В это время свет стремительно угасал у меня в глазах. Я уже не мог смотреть телевизор, читать, а тем более рисовать. В студию я ходил регулярно, не пропуская ни одного дня. Наконец, из-под моих рук вышла первая работа – бюст «Бабуля». Скульптурой в студии занимались двое – я и Кончаков, остальные – мелкой пластикой. На всё лето студийная мастерская закрывалась. Уходя, мы какие-то работы оставляли, а крупные размачивали. В таком виде, без обжига, работы нельзя было оставлять. Вскоре у нас появилась маленькая печечка с небольшой камерой для обжига.
В это же время к нам пришёл новый преподаватель Марина Яковлевна Розен – керамист, прекрасный мастер и удивительно добрый, мягкий человек. Её ровное отношение ко всем присутствующим, профессиональные советы, создавали дружескую атмосферу, наполненную творчеством. Первые уроки керамики мы получили от неё. Она знакомила нас с творчеством известных мастеров-керамистов по книгам. Появилась у нас керамическая печь – камера 30x40. Я стал приобщаться к керамике, видя, какие она таит в себе возможности. Там можно было фантазировать. Особенно мне понравилась работа с пластом. Я увлёкся барельефами: раскатывал тоненькие пласты глины, стеком наводил рисунки, потом расписывал и обжигал эти пласты. Пытался делать крупные барельефы религиозной тематики. В студии появился гончарный круг. Тамара Куренкова первая его освоила и много работала на нём.
От керамики я стал отходить, так как свою работу, расписанную преподавателем, я не считал авторской. А Валюта хорошо освоила роспись и всем помогала.
Я придумал, как незрячему расписывать фактуру: просушенную работу надо сначала тонировать нужным тоном для будущей росписи, для чего надо растворить нужный колер, окунуть туда работу и просушить. Если работу не протонировать перед росписью, то черепок будет трудно ровно покрыть кистью. Для покрытия черепка надо брать много краски на кисть и класть толстым и ровным слоем по поверхности обожжённого черепка, чтобы после обжига не появились плешины. После обжига тонированной работы можно приступать к росписи глазурью. Режутся трафареты из бумаги, кладутся на черепок, тонируются, просыхают, кладётся цвет, тогда можно кисточкой делать фактуру или что-то дорисовывать сверху. И это всё. Возможности ограничены для незрячего. И я отошёл от керамики.
Скульптура у меня была на первом месте. И в этой области Марина Яковлевна оказала огромную помощь и поддержку. Общение с ней на разные темы доставляло истинное удовольствие. Даже сейчас, когда она уже не работает преподавателем в студии, наша дружба продолжается. Я стараюсь показывать ей все мои работы, получаю серьёзную критику, полезные советы, которые всегда заканчиваются интересной беседой.
Из Академии художеств приходила к нам в течение двух лет чудесная преподавательница керамики и скульптуры Н.А. Ромишевская. Первые уроки скульптуры я получил у неё и запомнил на всю жизнь. С ней начал портрет Александра Невского, который закончил позже один, потеряв уже окончательно зрение.
Валентина долго не решалась ходить со мной в студию. После моих настойчивых предложений полепить всё же пошла и увлеклась керамикой. Валюта стала делать неплохие работы, добившись определённых успехов. У неё были оригинальные задумки и много доброго юмора в работах. А в школе по рисованию она получала не выше тройки. Марина Яковлевна часто называла её народным художником. Мы с Валюшей с увлечением делали бессчетное количество керамических изделий ко всем праздникам, чтобы подарить своим родным и друзьям. Но самое главное, что мы с ней теперь были всегда вместе…»
Олег остановил запись. Тревожное ожидание звонка от сына выводило его из равновесия. Мысли крутились вокруг жены.
«Наверное, уже вечер, – подумал Олег. – Надо самому позвонить сыну».
Он поднялся из-за стола, развернулся, сделав два шага в сторону, дотронулся руками до стеллажа. Там на открытой полочке стоял его будильник. Нажав на верхнюю кнопку, услышал резкий металлический голос: «Двадцать часов сорок пять минут».
– Ничего себе! – сказал он и заторопился в гостевую комнату к дивану, где стоял старый телефон с круглым крутящимся диском. Сколько раз сын предлагал купить новый, кнопочный, но он привык к этому, набирая безошибочно телефонные номера наощупь.
Что интересно, он помнил многие номера лучше, чем в зрячей жизни. Когда ему вдруг хотелось позвонить тому, с кем давно не общался, он внутренне сосредотачивался, чтобы представить свою старую, затрёпанную пухлую записную книжку, мысленно прикасался к нужной букве, открывал страничку и видел запись номера телефона как картинку. Более того, всплывали в памяти все исправления, зачёркивания, изменения, всё, что внесено было со временем. Но это свойство зрительной памяти проявлялось всё реже и реже. Телефон сына он набирал на автомате.
– Сынок, это ты? Только пришёл? Я так и понял. Как там мама? Да ты что! Сегодня только сделали, и уже в палате? Фантастика! Неужели? Давление в норме? Ты всё правильно сделал. Даже смеётся? Спасибо. И ей от меня. Успокой её, у меня всё хорошо. Еда есть. Всё нашёл. Нет, ничего не надо. Лучше к ней зайди. Жду не дождусь. Лидера нашли. Валюшу дождусь и в честь неё пробег сделаю. Скажи ей обязательно. У тебя всё нормально дома? Ну и хорошо. Пока, пока. Целую.
