Саша Филипенко - Красный Крест. Роман
«О черт…» – думаю я.
– Вы не заглянете ко мне?
– Да-да, конечно…
Вновь оказавшись в ее квартире, я решаю не повторять вчерашних ошибок. Татьяна Алексеевна проходит дальше, но я остаюсь в коридоре. Спустя несколько минут она возвращается с листком бумаги.
– Что это?
– Эпитафия. Я бы хотела попросить вас выгравировать эти слова на моей могиле. Я не знаю, кто похоронит меня. Раньше я рассчитывала на Ядвигу, но она теперь сильно болеет.
Развернув бумажку, я читаю четыре слова и, улыбнувшись, обещаю, что обязательно выполню ее просьбу.
– Значит, я могу на вас рассчитывать?
– Да, не переживайте.
– А с кем вы собираетесь здесь жить?
– Один, – отвечаю я.
– Один? А как же ваша жена? Вы такой красивый – мне почему-то кажется, что у вас обязательно должна быть жена.
– Черт, Татьяна Алексеевна, прошу вас, не начинайте!
– А что я такого спросила? Так есть у вас жена или нет?
– Да… была.
– Была да сплыла, да?
– Черт, да!
– Что ж вы нервный-то такой, Саша, а? Все у вас черт да черт. Как вы познакомились?
– А какая разница?
– Разница, милый мой, большая! Когда люди знакомятся – это всегда прекрасно, а вот беды случаются позже…
– Да как все познакомились…
– А «как все» – это как?
– На вечеринке, на обыкновенной вечеринке.
– Здесь, в Минске?
– Нет, в Екатеринбурге.
– Ну так расскажите!
– А я не хочу…
– А я прошу вас!
– Татьяна Алексеевна, да говорю же, что как все познакомились! Можно я пойду?
– Вас старуха просит – вам сложно? Вот расскажете, а потом идите хоть на все четыре стороны!
Я тяжело вздыхаю, ставлю на пол пакет с едой и, прижавшись к двери, говорю:
– Я вообще не собирался туда идти, но меня друг пригласил. Сказал, что будут крутые девчонки…
– И она оказалась самой крутой, да?
– Да. На самом деле это была не обыкновенная вечеринка – там собирались местные знаменитости: парень, который пел про победу Аргентины над Ямайкой; поэт, написавший «Прежде чем на тракторе разбиться, застрелиться, утонуть в реке». Музыкант, чье творчество мне никогда не нравилось, оказался на удивление приятным парнем, а вот талантливый поэт, напротив, – тяжелым пассажиром. Стихи его мне очень понравились, но вел он себя странно.
– Это нормально для поэта.
– Его поведение было нормальным для шпаны, ну да ладно. Признаться, я довольно странно себя чувствовал. Знаете, все эти провинциально-светские беседы… тот еще коктейль вашего Молотова. В общем, я потоптался немного и уже было собирался уходить, как вдруг ко мне подошла она.
«Покидаете нас?»
«Да, завтра на тренировку», – ответил я.
«Вы спортсмен?»
«Не совсем. Я – арбитр».
«В самом деле? Значит, вы должны знать, как важно соблюдать правила».
«И?»
«И не уходить с поля раньше времени».
«Меня здесь и быть-то не должно было. Друг дозаявил меня в самый последний момент».
«Значит, своим будущим замужеством я обязана вашему другу?»
«Вот это да! – подумал я. – Совершенно потрясающая женщина, знает меня меньше минуты, а уже флиртует».
«Кажется, мы совсем не знакомы», – смущенно заметил я.
«С моим первым мужем я была знакома с первого класса – это не спасло наш брак. Не хотелось бы наступать на те же грабли».
«Поэтому вы решили выйти за меня?»
«Да, а почему бы и нет? Вы скромный, симпатичный, к тому же, судя по всему, часто бываете в разъездах».
«А вы собираетесь мне изменять?»
«Нет, никогда. Я неудачно пошутила…»
«Сбежим отсюда?»
«Я уж боялась, вы не предложите…»
Так и познакомились. Обыкновенная прогулка. Смущенный он, смелая она. Я пытался шутить, и Лана, кажется, даже смеялась. Хороший вечер. Несколько часов, которые в фильме показали бы одним длинным кадром. Музыка светлой радости, контрабас и щеточки. Я обгонял ее, что-то рассказывал о футболе, и она улыбалась. Переулки, рука в руке и пиджак на крючке указательного пальца. Следующим же вечером Лана переехала ко мне.
– Лана – это сокращение от Светлана?
– Нет, это такое славянское имя.
– И что оно означает?
– Земля.
– И Лана была красивой?
– Очень! После нашей первой ночи, по пути на игру, я думал, что она похожа на последнее желание. Если бы меня приговорили к высшей мере наказания, если бы только согласились исполнить мою последнюю волю – я бы попросил еще раз посмотреть на нее. Закрывая глаза, я улыбался и понимал, что отныне бесстрашен, что нет больше силы, способной меня напугать, как нет смерти, потому что есть Лана. Я не мог поверить собственному счастью. Когда Лана впервые поцеловала меня, я подумал, что произошла ошибка. Метровый офсайд! Восемьдесят тысяч человек на стадионе видели, что я влез в положение вне игры, но линейный арбитр почему-то не поднимал флажок. Черт, Татьяна Алексеевна, это было так славно…
– Ну а что потом?
– А потом счастье, совпадение. Мы говорили и ни в чем не разочаровывались. Болтали и соглашались, улыбались и радовались. Лана забеременела в ноябре двухтысячного, во время нашей поездки в Париж. Ну разве может быть что-нибудь прекраснее и пошлее?
– И?
– Что и?
– Вы сказали, что жена сплыла…
– Это вы сказали.
– Хорошо, я спрошу еще раз: что случилось с вашей женой?
Я замолкаю. Опускаю глаза. Смотрю на собственную грязную обувь. Глупость! Глупость покупать замшевые ботинки осенью. И недели не проносил, а они уже выглядят так, будто им несколько лет. К тому же холодные… Я думал, что осень в Минске будет мягче… «Буду носить их на теплый носок», – думаю я.
– Александр!
– Да?
– Я спросила, что случилось с вашей женой?
– Так я ведь сказал вам – она забеременела…
– И это конец истории?
– Середина. Вместе с чудесной новостью пришли первые боли. Исследование показало, что у Ланы рак. Я помню, как мы сидели в кабинете моего друга, того самого, что пригласил меня на вечеринку, и, рассматривая снимки, он тихо объяснял, что ситуация безнадежна. Почти как любовь. Теперь я понимаю, что в тот день меня поразил не диагноз даже, но то спокойствие, с которым он говорил.
«И сколько мне осталось?» – спросила Лана.
«Сложно сказать. Мы знаем много удивительных случаев, но я бы не закладывался больше чем на три месяца…»
«Три месяца?»
«Да… ну, максимум четыре. Опухоль неоперабельная. Здесь, собственно, нечего предпринимать. Выражаясь понятным языком, раковые клетки съедят твой мозг. Единственное, что я сейчас вам могу посоветовать, – позаботиться об обезболивающих. К счастью, в Екатеринбурге с этим проблем нет».
«Да, мы все найдем. Значит, ты прогнозируешь пять-шесть месяцев?»
«Я сказал три-четыре».
«Да, милый, он сказал три-четыре».
«Какой у тебя срок, Лан?»
«Пара недель…»
«Мы сделаем аборт…»
«Нет!»
«Что значит нет?»
«Я не хочу делать аборт…»
«Послушай, это не вопрос выбора. Я бы мог построить эту беседу иначе. Вывернуть все как варежку и начать с того, что следует сделать аборт, потому что беременность может ухудшить твое состояние и даже привести к смерти. Ты бы догадалась, что диагноз плохой, но я не думаю, что так следует говорить с пациентом и, тем более, с близким другом. К сожалению, в твоем случае момент упущен. Точнее, и не было никакого момента».
Я помню, как мы сидели на скамейке возле больницы. Я держал Лану за руку и пытался понять, почему беда свалилась именно на нас? Болело в груди, к горлу подкатил ком. Чтобы не расплакаться, я водил языком за щекой.
«Мне кажется, мы должны попробовать…» – спокойно сказала Лана.
«Конечно! Я уверен, что у нас получится».
«Нет, милый, я не об этом. Все ведь и так понятно… Я о другом – мне кажется, я успею родить ребенка…»
«Да, но…»
«Что но?»
«Химиотерапия и все лекарства, которые ты теперь будешь принимать… Беременным и так стараются не давать ничего лишнего, а на тебя обрушится настоящая химическая атака!»
«А я не буду ничего принимать. Проживу ровно столько, сколько бог даст».
«Почему бы нам не попробовать побороть болезнь, а потом сделать еще одну попытку?»
«Потому что ее не побороть. Пройдет сто лет, и люди будут смеяться над нами, возможно, жалеть. Я уверена, что когда-нибудь рак будут лечить легко, но вот видишь, не сегодня, не теперь. Прошу тебя, давай не будем говорить об этом. Ты слышал, что сказал Максим. Не будет никакой второй попытки, не будет борьбы. Ты не можешь пробежать сто метров за семь секунд, а я не смогу обмануть смерть. Дай мне хотя бы шанс побыть мамой! Я всю жизнь об этом мечтала! Пожалуйста, не бросай меня…»
Лана сжала мою руку, и я замолчал. В моей жизни были только университет и судейские курсы. Таких ситуаций мы не разбирали. Задача без правильных решений. Я соскребал краску со скамейки указательным пальцем и сглатывал слюну. Лана гладила себя по животу, и, опустив глаза, я смотрел на трещины в асфальте.
