Захар Прилепин - Обитель
Мари покормили – она ела с жадностью, но непрестанно поднимала благодарные и просящие глаза, и даже когда жевала, всё равно улыбалась.
Галя, подсвечивая фонарём, без спросу рылась в их вещах, рассматривая чужие карты, какие-то тетради.
“…Думает, что шпионы…” – решил Артём, сначала съев высокую банку консервов, а потом накаливая её над огнём и грея о неё руки.
Отужинав, Мари снова суетилась возле своего друга или мужа, натерла ему грудь водкой, он мычал.
Хотела и его покормить – без толку…
Всё посматривала на Галю.
Протерев лицо больного, Мари решительно подошла к ней и начала объяснять что-то важное.
Галя, присев и поставив фонарь рядом, даже не вслушивалась, только иногда кивала, причём не Мари, а самой себе.
Листать очередную тетрадь в перчатке было неудобно, она спрятала её под мышку. Одежды были громоздки, и перчатка скоро выпала. Мари тут же подняла перчатку и подала Гале, продолжая разговаривать.
Галя не вернула тетрадь на место, а убрала себе за пазуху. Взяла наконец перчатку, но не надела. Голая рука у Гали была красная, натруженная, почти мужская. Потушила фонарь. Села ближе к Артёму. Он передал ей банку. Галя непонимающие посмотрела внутрь.
– Погрейся, – пояснил Артём.
Артём и теперь ни о чём не думал, уверенный в том, что решение должна принять Галя: а кто он такой? Он никто.
– Я так поняла, у них разбилась лодка, когда они причаливали, – сказала Галя негромко. – Они живут тут неделю, и чтоб не замёрзнуть – лодку сожгли. Потому что жечь было уже нечего.
Мари села напротив и кивала головой на каждое Галино слово, как будто понимала, о чём идёт речь.
Артём ничего не отвечал.
– Она сказала, что они были в пути сюда неделю. Семь дней.
Эта новость не прибавляла бодрости.
Артём оглянулся вокруг – было совсем темно, и море шумело, невидное.
А может быть, это не море, а ветер шумит? А море, к примеру, замёрзло? И дальше можно идти пешком. Пешком – дольше, труднее. Зато нельзя утонуть. Только замёрзнуть. И очень скоро…
Пусть лучше это море шумит.
– Если мы оставим их – оба погибнут. Если возьмём с собой – умрёт в дороге мужчина, неделю он не протянет.
– Спасти! – попросила Мари, кивая головой, и снова начала разрывать под тряпками своего любимого, чтобы всем было понятно.
Парень действительно был совсем плох, ещё раз отметил Артём.
Но жалости не испытывал никакой.
– …И у нас раньше кончится топливо – потому что расход увеличится, – закончила Галя.
– А откуда они плыли? – спросил Артём.
– Я не поняла, – сказала Галя. – Но до норвежских вод нам всё равно дольше, чем назад. И погода портится.
“Интересно, – думал Артём, – а где-нибудь в мире ещё есть такие сумасшедшие, которые сидят посреди моря и думают, как им удобнее умереть – по дороге в море или вернувшись домой?”
– Надежда на то, что мы доплывём одни туда, куда собирались, – есть. Только нужно оставить этих людей здесь. Хотя мотор в холоде не заводится, и если ударит мороз – он откажет… А если мы вернёмся… Если мы вернёмся, я не знаю, что будет. Будет, скорее всего, очень плохо, – Галя бросила пус-тую банку в огонь и посмотрела на Мари. Та тоже смотрела на Галю.
Галя могла бы сказать: “Зато мы спасём людей”, – но этого, понимал Артём, говорить не стоило. И Галя понимала. Два часа назад они собирались убить любого красноармейца, хоть всех до единого, что встретились бы им на этом острове, – и теперь вот завести речь о спасении неведомых чужеземцев: бред, несусветный бред.
– Нам надо туда, – сказала Галя Мари, – и махнула в тёмную сторону чужбины.
– No, no! – Мари сложила руки у лица; но чтобы показать, куда всё-таки надо плыть, ей пришлось руки разомкнуть.
Она показала на Соловки, на невидимую отсюда Секирную гору.
* * *Утром Артём, невозможно и помыслить, проснулся в хорошем настроении. Мари несколько раз за ночь вставала к мужу, поддерживала огонь, побросав туда последние щепки, а затем и весло – весло почему-то она решила оставить на самый конец.
Вообще она отогревала мужа, но Артёму нравилось думать, что все эти заботы для него, и он спал ещё крепче.
В сущности, Артём угадал.
Вчера Мари нашла для него сухие унты и шерстяные носки, и он переобулся.
А едва рассвело, Мари начала готовить какую-то похлёбку – у неё оставались неведомые приправы и незнакомые крупы.
Похлёбка быстро вскипела, и, хотя аромат быстро уносило ветром, Артём успел его почувствовать.
В предвкушении завтрака он, ещё путаным утренним рассудком, представлял себя путешественником, открывающим новые острова.
“…Назову их сам, – сонно думал Артём. – Остров Афанасьева, на котором сейчас мы… А самый первый – остров Владычки… Надо бы и Бурцеву свой островок тоже…”
То, что они двинутся на Соловки, Артём не сомневался.
Отчего-то казалось, что предстоящая дорога – домой.
Возможно, так оно и было.
Застонал этот мужчина, муж, друг.
Его стон доказывал, что надо возвращаться.
Ещё он доказывал, что Артём здоров, молод, и губы у него не обмётанные. И он даже почувствовал легчайшее, еле торкнувшееся мужское возбуждение, что его почти рассмешило: дурак-человек, торчит посреди ледяной воды, а всё равно собирается продолжать свой никчёмный род.
…Немного пахло гнилью, от земли или от больного, – но это не мешало и не сбивало желания питаться.
“Плоть из плоти, плотью в плоть, плотью о плоть, плотью за плоть, плоть, плоть, плоть…” – повторял шёпотом Артём.
Где-то поблизости начала ворочаться Галя: судя по её движениям, сейчас она не спала, а ночь провела плохо. Ещё Артём догадался, что она сердится на него, – надо же, ещё не начинали жить, а он всё уже знал про Галю.
…Сердится из-за того, что решение должна принимать она.
Хотя, на самом деле, никаких других решений про запас не имелось.
Просто надо было подниматься и двигаться назад в каменные свои хоромы.
“…Привезут обратно на Секирку, – спокойно рассуждал Артём, потому что Секирка ещё казалась далёкой. – Скажу: привет, братва. Где тут моё третье снизу место в штабелях?..”
Пока завтракали, Артём несколько раз пытался улыбнуться Гале, но та не отвечала и отводила холодные глаза в сторону. По еле заметному движению строгих её челюстей Артём понял, что Галя иногда кусает щёку. Суп её стыл, поставленный у ног.
Котелки иностранцев были блестящие и аккуратные.
Мари смотрела на Артёма и Галю то ли с надеждой, то ли с ужасом и разговаривать сегодня боялась, словно вчера была пьяна, а теперь стеснялась сама себя.
В утреннем свете Мари оказалась некрасивой, носатой, впрочем, с добрыми глазами.
Суп был вкусным. Самым, быть может, вкусным в жизни Артёма… Хотя вот ещё, когда мать к Троянскому приезжала… Но там было понятно, чем кормят, а здесь нет.
Сыпала скользкая морось и тоже попадала в суп, но Артём не огорчался.
Остров при свете был грязный, нехороший. Жить тут не хотелось.
Мари раскопала своего мужа, он ещё не умер, и даже, сдаётся, назрела необходимость сменить ему бельё, чем жена и занялась.
“…Галя бы меня в подобной ситуации пристрелила, – мрачно решил Артём, поднимаясь; ещё подумал и завершил мысль: – И правильно бы сделала”.
На дне лодки лежал сырой снег. Лодка была чужой, холодной, скользкой, – а ещё вчера казалась совсем обжитой.
При виде снега, падавшего в воду, стало ещё отвратительнее, и по телу пошла дрожь – как перед рвотой или в простуде.
Согревался, загружая вещи обратно. Галя ему помогала. За всё утро они не сказали друг другу ни слова.
– У них должно быть оружие, – сказала Галя, когда закончили погрузку. – Найди, надо забрать. И все остальные их тетради с картами. Сделай всё сам, хорошо? Вот она идёт.
Мари бежала к ним в страхе и растерянности, готовая пасть на колени, зарыдать, завыть, убить их, разбить мотор чужой лодки…
Но когда подбежала совсем близко, не смогла говорить, только всхлипывала и дрожала.
– Едем вместе, – твёрдо сказала ей Галя. – Вам жизнь, нам казнь. А пока – вместе. Собирайте вашего… кто он там…
С каждым Галиным словом в глазах Мари, вопреки несусветной погоде, загоралась новая искра, и лицо становилось всё теплее, всё благодарнее.
– Вот бы моя судьба так смотрела на меня, как она, – сказала Галя на обратном пути к догорающему огню и лежанке больного.
Он неожиданно очнулся и ошарашенно смотрел на пришельцев, как будто они были не совсем люди, а, к примеру, подоспевшие просоленные на местных ветрах ангелы.
– Может, он притворяется? – весело спросил Галю Артём.
Она неожиданно улыбнулась.
– Полундра, флибустьер! – велел Артём. – Нашёл время спать…
Галя засмеялась.
Вокруг них суетилась Мари, не зная, что делать.
Да ничего не надо, бери своего суженого за ноги, понесли.
…Домой шли по лёгкой зыби. Дорога до монастыря казалась близкой. Надо было только увидеть маяк.
