Майя Белобров-Попов - Русские дети (сборник)
Предложили ей пойти на обследование. Коротко сказала: «Нет». Слов, кроме «нет» и «да», словно не знает. Но очень быстро всё усваивала, даже если мы между собой говорили, она всё запоминала. Вечером я стала молиться, и она со мной. Оказалось, она знает молитвы, читает молитвослов и Псалтирь даже по-старославянски, чего раньше не умела. Молилась с удовольствием, а когда у меня во время молитвы вдруг мысли посторонние возникали (молитва рассеивалась), она меня дёргала: «Ба, ты не молишься». Ну, думаю, раз читаем, то это уже хорошо. Даю ей учебник 5-го класса, который она окончила несколько дней назад. Прошу почитать, а она не может. Даже одного слова не может прочесть, если книга нецерковная.
Стала выяснять, что и кого помнит из школы, оказалось, ничего и никого. Зато всех помнит из воскресной школы: и детей, и учителей. Помнит всех священников и всё, что есть в храме: вещи, одежду, служителей всех называет, которых раньше и не знала. Потом она говорить стала, как трёхлетний ребёнок, не выговаривая звуки, коверкая слова. Но эти же звуки чётко произносила в молитве. Спрашиваю:
– Из чего ты пьёшь?
– Из сяшки.
– Из чего причащают в храме?
– Из Чаши, – да ещё прибавит, что причащают Телом и Кровью Господа и при этом стоят Ангелы и Сам Господь.
– А ты видела?
Закрывает глаза рукой, не отвечает. Не выговаривает «р», а в пении «Радуйся, Радосте наша…» звуки все произносит очень чётко.
Пришли в Знаменский храм. Чувствует себя как дома. Ко всем иконам приложилась и мне велела. Встретили батюшку Николая. Мать Тани спросила у него:
– Она будет нормальная?
Он ответил:
– Она нормальнее нас с вами!
– А учиться она будет?
– Сейчас об этом беспокоиться не надо.
– А к психиатрам её вести нужно?
– Не нужны ей психиатры! – даже возмутился батюшка.
Но мать опять за своё, мол, надо всякие справки мирские, потребуют в школе. Тогда он согласился:
– Ну, сводите.
А Таня ничего не слышала, она готова была прижаться к батюшке, так и стояла со сложенными для благословения ладошками. Спала со мной, никуда меня не отпускала, часто ложилась головой на колени. Повели её к причастию через день. Отца Тихона не было. Исповедовал отец Геннадий. Она меня спросила, что исповедовать. «Грехи», – говорю. «А у меня нет грехов, – ответила она. – Буду исповедовать грехи рода и человечества». Батюшка был удивлён. Но я недалеко стояла и объяснила ему, что у девочки амнезия и её надо часто причащать.
Участковый врач сказал, что такое может быть при шизофрении, энцефалите. Сдали анализы. Ничего не нашли в крови. А голову просвечивать она не давала.
Утром мне рассказывает, что ночью во сне летает с Ангелом в рай. Говорит, как там хорошо. Видела Богородицу, Господа, святых, особо батюшку Серафима. И так несколько ночей подряд. Привели вновь к отцу Тихону, она ему тоже рассказала про рай. А он ей говорит:
– Ты уж не летай туда, поживи пока на земле.
Утром она с грустью мне рассказала, что Господь её в рай не пустил. Сказал:
– В послушание батюшке Тихону пока поживи на земле.
С тех пор она сны про рай не видела.
Услышала, что мать называет младшего братика Ванькой, и говорит ей:
– Будете называть Ванькой, вырастет Ванька. Будете называть Иваном, вырастет Иван, а будете называть Иоанном, вырастет Иоанн, Богу угодный.
Я привела её к себе в дом, в мою комнату. Ей очень понравилось, назвала маленькой церковью (у меня иконы по всей стене). Сразу сделала замечание, что они в пыли. А я уже несколько дней с ней, дома не была. Ну, я сразу намочила тряпочку пыль убрать, а она спрашивает:
– Что ты делала этой тряпочкой? Ею нельзя иконы протирать. Это святыни. Нужно совсем неиспользованную тряпочку.
Сама все протёрла и расставила. Объяснила мне, что закрывать один лик другим нельзя, лучше совсем убрать иконочку, хорошо подарить кому-то. Потом рассказала, что, когда она была у Господа в раю, Он показал ей зал с крестами и сказал:
– Один твой. Ты свой уже пронесла. Будешь отвечать за грехи бабушки, мамы, папы, брата Петра и дяди Андрея.
А креста снохи там нет (она не крещеная), и у братьев Михаила и сродного Даниила пока нет (они младенцы – четыре и три года).
После того как отец Тихон не разрешил ей в рай летать по ночам, она сказала, что теперь можно голову просветить, а до этого там был Ангел. Повели её на анализы. Смотрели на трёх различных аппаратах, анализировали и ничего не нашли: ни шизофрении, словно даже и лёгкого испуга не было в недавнем времени. Сказали, что амнезии быть не должно, девочка здорова. Ещё её обследовали психолог, психиатр и определили интеллект пятилетнего ребёнка. Когда психолог задала задачку о магнитофонах, решать отказалась: «Плохо. Давай про карандашики».
А когда задали вопрос, чем похожи вино и пиво, она возмутилась и строго говорит:
– Нехорошо такие вопросы ребёнку задавать.
Психиатр констатировала:
– Психических заболеваний нет.
Конечно, врачам о нападении мы не говорили. Сказали, что были судороги. Иначе могли обвинить Церковь, что, мол, довели ребёнка. Хотя особого рвения к молитве у неё до этого не наблюдалось. Была как все. Иногда уклонялась даже от вечерних молитв, в храм не хотела идти, пост нарушала, была болтлива, капризна, часто не слушалась. С младшим братом дралась, старшего могла и обозвать. Но была ласкова, любила животных, отзывчива на чужие боли и горести. То есть обычный ребёнок, каких я видела сотни, работая в школе учительницей более сорока лет. Теперь я смотрела на неё и видела, что Господь сотворил чудо. Её поведение соответствовало всем заповедям евангельским. Причём даже глазами и ушами не согрешала, чуть чего, она их просто закрывала.
Стали мы выяснять, какая у неё есть одежда, что она будет носить. От всего отворачивалась. От праздничного платья из коллекции «Барби» шарахнулась со страхом, а ещё несколько дней назад была в нём на вечере по окончанию 5-го класса. Но это было раньше. Выяснилось, что ничего она не наденет, кроме моей длинной юбки и кофточки с длинными рукавами.
Интересно ещё и то, что она чувствовала, чья это одежда. Раньше у неё были футболки и обувь, подаренные девочкой из состоятельной семьи. Я их перестирала, раньше она их носила с удовольствием, а теперь сказала:
– Плохой человек носил.
А когда девочки пришли её проведать, она потом сказала, что приходила та, которая отдала футболки. Спрашиваю, чем же она плоха. А Таня говорит, что дома у них плохо и «грязи» (так звала деньги) плохие.
Про братьев сказала, что Пётр много нагрешит против Бога, потом будет монахом и будет всю жизнь замаливать свои грехи; а Иоанн, если сразу отдать в духовную школу, будет праведным, иеромонахом, и будет отмаливать род.
Физическое её состояние зависело от нашего поведения. Например, мать с отцом сидят и разговаривают об одной женщине с работы. По нашему разумению, они её не осуждали, а просто вроде говорят о ней. А Таня упала, дыхание её прервалось, только крикнула:
– Дайте икону!
Пётр мигом принёс ей икону Божией Матери. Она ею лицо закрыла и, полежав немного, сказала, что жить ей здесь оставалось несколько секунд и что её опять спасла Богородица. А почему так с ней, она не говорила. Мать сама догадалась, очень уж привычен грех осуждения.
Потом Пётр согрешил ропотом на отца. Какими выражениями, он нам не сказал. А у Тани отнялся язык. Она онемела и знаками показала, что Пётр должен читать канон покаянный Иисусу Христу. Пётр на коленях начал читать, Таня рядом сидит и головой качает, у самой слёзы в глазах. Он не кается. Тогда я ушла в другую комнату и тоже стала читать канон, помолившись перед этим. Половину прочла. Таня прибежала ко мне и шёпотом, но словами говорит:
– У вас получилось вместе. Господь меня простил.
Вот так мы познавали силу греха.
Потом она запросилась в Дивеево к батюшке Серафиму. Сама попросила благословения у отца Тихона.
До нападения она видела сон, что в лесу заблудилась, на неё напали двое мужчин, которые когда-то батюшку Серафима били, и он её спас. Устыдил их, напомнив их покаяние. Привёл её в пустыньку, и она там ночевала. А утром батюшка вывел её и, показав на восходящее солнце, сказал:
– Иди к солнышку, и дома будешь.
Она пошла и нашла дорогу домой. Оказалось, что сон она помнила.
Когда стали собираться в поездку, обнаружили, что обуви у неё нет. Надо на рынок. А там она зажала лоб рукой и заплакала:
– Вам хорошо, что не видите ничего. Здесь совсем нет ни одного Ангела, а бесы до облаков.
И побежала. Я говорю:
– Танечка, закрой глазки, я доведу тебя.
А она мне:
– Я же и с закрытыми глазами вижу.
Так тогда с ней ничего и не купили.
И ещё за эти дни два раза видела не глазами. На вокзале испугалась одного пьяного. Когда спросили, сказала, что он весь облеплен страшными бесами. А у других на плечах на одном Ангел, на другом бес. Мне говорит:
– И у тебя, бабушка, сидит бес, и ты его слушаешь иногда, а Ангел в это время плачет. А у маменьки бес больше Ангела.