Василий Гурковский - Семь жен Петра, кузнеца-гинеколога
«Что же ждет тебя, Петя, дальше, – спрашивал он себя, – неужели все эти напасти не закончатся? Что же мне делать теперь, сейчас?! Ведь явно надо что-то менять! Только – ЧТО и, главное, – КАК?! Менять место – так я не могу, это наш семейный корень, а может, место хочет поменять… меня?» – и такие мысли появлялись в голове Петра.
Жизнь сама внесла свои коррективы – началась война с Германией. Первая мировая – назовут её позже…
Петр был согласен пойти на фронт, может, что-то поменяется в его судьбе, а может, суждено ему там остаться… навсегда. Обращался к волостному военному начальству, но его в армию не брали – возраст, а потом – двое детей, без матери, – куда их девать? Да и надеялись, что война скоро закончится…
Но все оказалось гораздо сложнее и дольше. Война и не думала заканчиваться, ни через год и ни через два.
Где-то через год с лишним после её начала повестку на призыв в армию получил и Петр. Он даже обрадовался и не стал искать какие-то освобождения и льготы. Поехал в село, где раньше жила Клава, посетил дом её матери. Самой матери уже не было, жил там старший брат Клавы с женой и сыном. Петр уговорил их переехать в его хутор, жить там как хозяева, пользоваться всем, что там имеется, следить, конечно, за всем, особенно за кузницей, она стояла закрытой, короче говоря – жить там нормальной жизнью до тех пор, пока он не вернется с войны. Если ему не будет суждено вернуться – они могут там жить всегда или продать усадьбу, но обеспечить будущее его дочек Марии и Клавы.
Такое распоряжение Петр сделал и в сельской общине, чтобы все было по закону и потом не было возникающих проблем. Все было оговорено, записано и сторонами подписано… Петр мог идти в армию с уверенностью, что в его хозяйстве будет порядок, а детки будут в его отсутствие под присмотром родных людей. Главное – на хозяйстве оставалась и тетя Зина. Она уже знала – где, что и как, поэтому её племяннику с семьей будет с ней только лучше…
Петр явился на призывный пункт в Никополь, потом пароходом на сборный пункт, в Херсон, а оттуда после непродолжительной подготовки был отправлен на фронт. Все сразу вместе – хозяйство, кузница, хутор, жены, дети, все неприятности – ушли куда-то далеко-далеко и дай Бог, чтобы он, Петр, когда-то ко всему этому вернулся… по-хорошему… живым, а там будет видно – с такими мыслями Петр медленно двигался на Запад, в сторону боевых действий.
Было начало лета 1916 года, когда Петр прибыл туда, куда его направили. Определили его в артиллерию, скорее всего как кузнеца, имеющего дело с металлом. Так как специальной подготовки он не имел, то был прикреплен ездовым к гаубичному орудию. Его задачей было обеспечение передвижения орудия с места на место. Когда он прибыл на батарею – сразу пошли проблемы с его обмундированием. Батарейный старшина, фельдфебель, не имел в наличии ничего, что можно было бы надеть на Петра, особенно верхней одежды – шинели, сапог, шапки, да и простого солдатского обмундирования для него не было ни в батарейном, ни в полковом запасе. Ну, шить же для него специально никто не будет, а надеть просто нечего, так и служил Петр некоторое время при своих лошадях в гражданской одежде. Старшина пообещал поискать по большим складам, но намечалось большое наступление в Карпатах, и всем было не до поисков нужной формы для какого-то солдата…
Боевое крещение Петр получил уже через несколько дней. Какое-то специальное подразделение германской армии на рассвете окружило батарею, где служил Петр, с целью уничтожить её. Три орудия на определенной дистанции стояли на позиции на вершине холма, обслуживающий персонал и батарейные командиры тоже находились там. А коноводы – ездовые с лошадьми, как и положено по военным правилам, располагались в низине, в замаскированном укрытии.
Группа немцев где-то просочилась через наш передний край, вышла на место дислокации батареи и напала на ничего не подозревавших и не ожидавших нападения с другой стороны артиллеристов. Завязался неравный бой. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но на беду для немцев у русских был коновод – Петр…
Как потом рассказывали коноводы других орудий, услышав наверху крики и выстрелы, Петр схватил металлический лом, пристегнутый к орудийной упряжке, и бросился к батарее, успев только крикнуть: «Присмотрите за лошадьми!» Больше они Петра в тот день не видели. Через несколько минут к расположению батареи подлетел казачий отряд. Нескольких убегающих немцев они порубали, а одного взяли в плен, пожалели, он по-русски кричал: «Сдаюсь, сдаюсь!» Оказался – чехом, свободно говорил по-русски. Он рассказал, что когда они напали на батарею, старались делать все тихо, но не получилось – кто-то стрельнул, кто-то вскрикнул… И вдруг из-за бугра выскочил какой-то… не человек, скорее – дьявол в гражданской одежде и с блестящей железной палкой в руках. В течение нескольких минут он уничтожил половину их группы, остальные в страшном испуге бросились бежать прямо на русские окопы, а тут казаки подоспели, так что никто из немцев добежать никуда не успел…
Как докладывал командир казачьей сотни командиру полка: «Когда казаки прискакали на батарею, там никого в живых уже не было. С десяток немцев бежали вниз, в сторону наших окопов, мы их догнали, а потом прошлись по батарее. У одного из орудий – гора тел; показалось – вроде бы кто-то шевелится. Разбросали трупы – а там мужик! Наш, живой, гражданский, не знаю, как он там оказался. Весь в крови, в синяках, царапинах, порезах, но живой, даже пытался встать передо мной! Он там человек пятнадцать-двадцать уложил. Ну, могучий парень! Мы его в госпиталь отправили, но, думаю, у него ничего страшного нет».
Петра в госпитале посетил сам командир полка, там же вручил ему первый Георгиевский крест 4-й степени и, в присутствии сопровождающих его офицеров и врачей, пожал руку и спросил, чтобы он хотел попросить у командования полка. Петр просто сказал: «Мне бы форму солдатскую подобрать, а то неудобно как-то в своем воевать, тем более на мне все изорвали!» Полковник недоуменно посмотрел в сторону своего адъютанта и бросил: «Через неделю доложишь об этом мне!» Кроме как чудом, объяснить было нельзя тот факт, что с ломом в руках, разобравшись с целой группой вооруженных и подготовленных немцев, Петр не получил ни одного серьезного ранения. Через две недели его выписали из госпиталя, могли бы и раньше, но не была готова пошитая специально для него солдатская форма.
За год пребывания на фронте на груди Петра появились все четыре степени Георгиевских крестов, он получил звание подпрапорщика. Никогда он не прятался от пуль и снарядов, много раз принимал участие в рукопашных схватках, и горе было тому противнику, кто попадался на его пути…
Нет, он не искал смерти, он, наоборот, думал о жизни и своих маленьких девочках, которых надо обязательно вывести в люди, а кто это сделает, если не он.
После одной из немецких газовых атак Петр получил значительную дозу отравления, и после этого, учитывая весь его достойный годовой фронтовой путь, возраст и двоих маленьких детей дома, командир его полка сам инициировал его демобилизацию. К концу 1916 года Петр прибыл на родной хутор. Целый и невредимый. А война продолжалась дальше, уже без него. Он сделал свое дело, внес свой вклад как настоящий русский солдат! А теперь он снова – кузнец и… отец! И впереди – уже другие текущие заботы…
Глава 5
За год, поведенный на фронте, Петр внешне почти не изменился, но внутри у него изменилось многое. Когда он ещё был дома и пережил несколько необъяснимых смертей своих любимых и родных людей, то думал, что это божья кара падает на него одного. Он как-то с этим смирился – раз уж беда касается только его, значит, так надо, значит, в чем-то он это заслужил… Но когда на фронтовых позициях и почти каждый день он видел вокруг себя десятки и сотни смертей, то поневоле спрашивал у Неба: за что гибнут эти ни в чем не повинные люди? Ведь их вина была только в том, что кто-то там наверху, среди правителей, не поделил что-то – власть, деньги или территорию, а несчастные солдаты с обеих сторон убивали друг друга, сами не зная за что, прикрываясь и внутренне оправдываясь принятой присягой. Петр понял, что несправедливости на свете гораздо больше, чем он раньше думал, и гораздо больше, чем этому миру её надо. Жизнь его разделилась: до войны и после. И хотя война где-то продолжалась – для него она закончилась, и дай Бог – навсегда.
И сам Петр был далеко уже не тот молодой парень, который искал способы закрепиться в этой жизни. Он прибыл в волость как герой, как старший унтер-офицер. Только за золотого Георгия первой степени ему полагалось 120 рублей ежемесячного пособия. На одни эти деньги уже можно было жить, плюс еще ряд других льгот – по налогам и т. п.
Полковой фотограф перед демобилизацией сделал Петру подарок – большое фото в полный рост, с четырьмя Георгиевскими крестами и аксельбантами. Получилось внушительно и красиво. Петру понравилось, он вставил снимок в старинную рамку и повесил в большой комнате, на память. Иногда подходил к фото и разговаривал с собой: «Да, Петя, ты получил самую большую награду от Господа Бога – вернулся домой с такой войны даже не раненый! И все же – ну какой же ты герой, Петя, если без женщины в доме жить не можешь!» И это было, к сожалению, правдой.
