Николай Коротков - С трудом о прошлом, о былом. Очерки о жителях д. Верхние Таволги
При соответствующем же уходе и на них можно было выращивать многое… Сеяли овёс, ячмень, пшеницу, горох, силосные культуры и даже «королеву» полей – кукурузу. Долгое время не могли расстаться и сеяли древнюю и добрую рожь. Поскольку мельница в деревне была своя, то выращенное зерно использовалось целенаправленно. Думается, если кто хоть раз в жизни попробовал вкусить ржаного или пшеничного хлебушка из муки такого помола, да прямо из русской печки, с её пода, да посаженного на капустный листочек, то этого вкусивший не забудет никогда!
Картошка также во все времена давала стабильный урожай.
На парниках и на огородничестве сажали огурцы, помидоры, капусту, морковь, лук. На первой Ковской пашне был малинник, на территории пасеки, огороженной забором, было много смородины и крыжовника. Вокруг пасеки, для лучшего медосбора, сеяли гречиху, горчицу и клевер. Поля от деревни были огорожены пряслом, что исключало доступ на поля скотине и обеспечивало сохранность посеянного от потравы. Мало того, за поскотиной, в юго-восточной части, огородили значительную часть лесного массива, именуемого народом «редкой». Редка служила пастбищем для большого количества животных, причём значительная часть паслась без пастуха. В этом случае на вожаков лошадиного табуна, как правило, одевали ботала, а передние ноги им спутывали путами. В самое жаркое время, в период активности овода, пастьбу табунов переносили на ночное время. Большинство деревенских подростков в летние каникулы, стараясь помочь родителям, нанимались подпасками и проходили другую школу – школу пастушества. Деньги, по деревенским меркам, пастухам платили неплохие, да и хлебосольные хозяйки угощали поутру с пылу-жару пирожками, ватрушками да шанежками (что тоже не маловажно). Вручая угощение, хозяйки дипломатически наказывали получше присмотреть за их любимыми бурёнками. Память и впечатления об этих летних занятиях у бывших подпасков сохранялись надолго. Они всю жизнь, где бы то не были, вспоминали былые те времена. Ночной лес – не дневной, он другой и заставляет более остро и тонко ощущать и понимать окружающее. Одно только ночное уханье филина даже самых бывалых не оставляло равнодушными, заставляло насторожиться.
Вспоминается, как в 1963 году к нам ночью, во время ночной стоянки табуна, подошли волки. Услышав и почувствовав серых пришельцев и их подвывание, стадо коров сбилось почти в клубок, собака по кличке Дозор панически лезла к нам в ноги. Лошадка – наша помощница, на которой мы пасли – тоже была встревожена. Ружья у нас с собой не было и оставалось только посильнее разжечь костёр и ждать рассвета. Поскольку лето не самое голодное время для волков, то всё закончилось благополучно. Разве только нервы нам пощекотали и особенно мне, тринадцатилетнему подпаску.
Дымящий костёр, согревающий в вечерней и ночной прохладе, звон всевозможных колокольчиков и ботал, навешенных на шеи коров и телят, вперемешку с пением ночных птах, стрекотанием кузнечиков, ширыканьем невидимого коростеля да добавленные к этому запахи цветков и трав с росой, да с фосфорно-зеленоватыми светлячками, светящимися повсюду как-то загадочно. Как всё это, вместе взятое, не могло не взволновать человека и не врезаться на долгие годы в его память?!
С себя прогнать уныние, усталость и хандру
Я поздним вечером спешу к целителю-костру.
Его теплом душой отогреваюсь,
Его дымами, будто ладаном молельным,
Я от напастей спасаюсь…
Средь ночи на сонном пустом берегу
Сижу одиноко – валёжинки жгу…
Под пенье заряночки, рокот ручья
От сна просыпается память моя.
… Живу как умею, на жизнь не ропщу,
Друзей не меняю, врагов не ищу.
А вдруг погодится мне где оступиться –
О том без утайки костру сообщу.
И верится мне – так давно повелось,
Наивным поверьем в душе привилось:
Коль ночью средь звёзд я костру повинюсь –
Усну, а поутру безвинным проснусь…
За полями тянулись сосновые боры – поскотина с вековыми соснами, ревностно и строго оберегаемые для потомков мудрыми стариками. Срубить там дерево считалось грехом. Поскотину называли кормилицей. Черника, калина, брусника, земляника, малина, жимолость, смородина – всё находилось в этих местах. О грибах и говорить нечего – обилие было их!
В хвойниках, на рытвищах – грузди, на склонах к речке, по лесным дорожкам – рыжики, маслята. А сколько живности было в густых зарослях около полей! Мужики до работы успевали сбегать, подстрелить глухаря или косача и проверить поставленные в речке «морды». Это была далеко не забава – дичь и рыба служили хорошей добавкой к семейному столу. Дальше за поскотиной – редколесье (называемое Редкой) с пастбищами для скота и покосами. Позже, в погоне за расширением посевных площадей, Редку вырубили, оголили лога и притоки к речкам. В результате пересохли Бунарка и Фирсиха, почти пересохла Ключевка, Светлая и Таволга обмелели. Омуты, где купали коней, заросли ивняком и взялись кочкарником, а вот названия мест (пашни, урочища, елани, бугры) сохранились со старых времен до теперешних… Ковские елани, Пермяков овин, Иконникова избушка. Лешаков стан, татарские бараки, Долгий мост, Половинный и Телячий лога, мысы, Коротковская, Филиппова, Терентьева пашни, Колногоровская заимка, Мельников ключ, Слияние, Клады, Песковский и Каменный броды, Ерёмин с Ларычевым и Курицыным буграми, Герасимовка, Сивкова, Фирсиха, Лисья гора, Моховое болото… Тропы и дорожки вдоль и поперёк исхожены нашими предками. Местные жители при разговоре понимают, о чём речь.
В этих местах решались человеческие судьбы, зарождалась любовь, жизнь, тут наши корни, здесь на погостах, ставших безымянными, покоятся косточки наших пращуров.
А местные водоёмы и речки… Сколько около них проводилось времени… Речка Таволга берёт своё начало из Таволжанского болота и, пересекая автодорогу Невьянск – Реж в районе Осиновского рудника, направляется в сторону речки Нейвы. Она, неторопливая, имела когда-то два правых притока: Светлую и чуть ниже – Бунарку. Светлая, в свою очередь, имела левым притоком Фирсиху. Во всех речках водилась рыба. В Светлой было много чебака и щуки. Щука была непуганой и её умудрялись ловить силками, изготовленными из конского волоса. Ещё в 60-е годы одному из охотников удалось застрелить в Светлой речке щуку весом около 12 кг. Позже рыба сошла на нет.
Бунарка славилась крупными пескарями тёмного, почти чёрного цвета, поскольку в ней обитало много ручейника, а вода, протекая от начала до конца по густому лесному массиву, настаивалась на корнях трав и приобретала таёжный тёмно-коричневый оттенок. Это и являлось определяющим для окраски пескарей. Премудрые подстраивались под этот цвет. Позже Бунарка, в результате деятельности человека, пересохла полностью, а Фирсиха лишь у самого слияния в Светлую ещё подаёт признаки жизни.
Таволга впадает в Нейву в Нижних Таволгах. Нейва – речка извилистая общим направлением на северо-восток, но местами на извилинах разворачивается чуть ли не в обратном направлении. Длина Нейвы около 300 км. В Алапаевском районе она, минуя село Невьянское, сливается с Режом, миновавшим село Ключи. Далее, слившись в одно целое, они образуют реку Ницу, а Ница будет протекать до Усть-Ницы и соединит свои воды с Турой. Тура – Тобол – Иртыш – Обь – Обская губа, Карское море, Северный Ледовитый океан – это маршрут протекания наших вод.
Нижние Таволги. Река Нейва. На заднем плане здание керамического завода
Пруд с дамбой в Таволгах
О существовании двух прудов в деревне уже говорилось. Третий пруд, сооружённый за пасекой чуть выше Бунарки, обеспечивал полив огородов и культурных пастбищ за Бунаркой. При хорошем естественном зарыблении, в эти три пруда целенаправленно был запущен малёк зеркального и золотистого карпа. Старожилы Верхних Таволог наверняка помнят те времена и что в результате получалось. После появления этих новых обитателей всякая рыбалка в водоёмах была запрещена категорически. Заядлые рыбаки, лишённые любимого увлечения, изнывали страшно и коротали время до желанного открытия. Запретный плод хоть и сладок, но подходить с удочкой на берег боялись.
Новосёлов берегли всячески, подкармливали зерносмесями и комбикормом. Результат превзошел все ожидания, и когда рыбалку разрешили, то отъевшихся за два года на дармовых харчах особей поймать было не так-то просто… На толстую леску и большие крючки они не клевали, а тонкие снасти отрывали. Временами в некоторых местах пруд, что называется, кипел. А сколько было всевозможных всплесков и внезапных громких шлёпаний во время карповых шалостей, от которых взвизгивали полощущие с плотиков бельё женщины и вздрагивали даже бывалые рыбаки, задумавшиеся над поплавками, сидя на берегу или в лодке.
