Елизавета Дворецкая - Источник судьбы
И останусь ли у Харальда я сам? – скорее с горечью, чем с тревогой подумал Рерик.
Ему был двадцать один год – он верил в свои силы и совершенно не боялся смерти.
– Это вон там. – Пастух показал на длинную, тянущуюся вдоль моря песчаную гряду. – За ней.
Приблизившись к гряде, Рерик остановил дружину и дальше пошел сам, в сопровождении двоих телохранителей. На вершину они взобрались ползком, прячась за кустами жесткой травы. С гребня открылся вид на береговую полосу и несколько лежащих на песке кораблей. Пастух не ошибся – один из них был плоскодонный когг, а четыре других – норманнские лангскипы, длинные боевые корабли. Самый большой – на восемнадцать весел по борту, остальные меньше. Возле кораблей расположились люди – числом от сотни до полутора. Пленников или рабов Рерик не заметил – все мужчины были вооружены. Женщин среди путников не имелось, по крайней мере, на первый взгляд. Огня не разжигали – топлива этим людям было негде взять. Корабли выглядели неповрежденными, но не похоже, чтоб их владельцы собирались скоро пускаться в дорогу.
– Справимся, а, конунг? – спросил рядом Эгиль Кривой Тролль.
– А чего же не справиться? – отозвался с другой стороны Асвальд Лосось. – Они вон какие раззявы, даже дозоров не выставили. Да если мы сейчас на них ударим, половина из той лощины, – лежа, он показал локтем направление, – а половина вон оттуда, где ручей – разобьем, они и опомниться не успеют.
– Ой, смотрите, баба! – охнул Эгиль, перебивая полководческие замыслы товарища. – Да целых две, клянусь кривым троллем!
– Где? О, конунг, правда! Женщины.
Рерик и сам увидел, о ком говорили телохранители. От массы лежащих, сидящих на песке, шатающихся туда-сюда в вынужденном безделии людей отделились две женщины и пошли вдоль той самый гряды, на которой притаились наблюдатели. На вершину они не лезли, а намеревались обойти ее сбоку. Зачем – несложно было догадаться. Если мужчины все свои дела делали прямо на берегу, в лучшем случае отойдя в сторонку, то женщины предпочитали уединиться. Тем более что одна из них, кажется, была не из простых – с вершины Рерик разглядел, что ее одежда, хоть и неброская, сшита из хорошей ткани и даже по виду новая. Вторая, по-видимому, служанка, была одета лишь в некрашеную вадмель, а накидкой ей служила черная овчина со свалявшейся шерстью, используемая по нужде и как одеяло, и как подстилка.
– Вот это очень кстати, – заметил Рерик. – Возьмем потихоньку этих двух и у них выясним, что за люди, откуда и чего хотят. Лучше не придумаешь. Нам боги помогают.
Так же, ползком, они переместились к нужному склону гряды. Оказавшись по другую ее сторону, отгороженные и от взглядов, и от морского ветра, женщины присели на песочке, тщательно подобрав подолы. И хорошо, что они успели закончить свои дела. Иначе могли бы сильно испортить одежду, когда прямо из-под земли перед ними выросли трое чужих мужчин и немедленно бросились на них!
Эгиль и Асвальд напали каждый на свою пленницу, обхватили их и зажали рты. Взору Рерика предстали только вытаращенные от испуга глаза.
– Не вопить! – сурово приказал он. – Будете молчать – ничего страшного с вами не случится. Вы меня вообще понимаете?
Одна из женщин – служанка – осталась неподвижна, вторая попыталась кивнуть, насколько ей это позволяла широкая корявая лапища Эгиля, зажавшая рот. На груди у нее Рерик заметил довольно крупный серебряный крест, видный из-под толстого шерстяного плаща.
– Сейчас тебя отпустят, – так же строго продолжал он, обращаясь к христианке. – Не кричи. Мы только зададим тебе несколько вопросов, клянусь Господом. Я тоже христианин, не бойся.
И в доказательство предъявил свой серебряный крест, подаренный графиней Гизелой, который предпочитал всем аббатским и епископским крестам, захваченным во Франкии, украшенным золотом, эмалью и самоцветами.
Женщина, кажется, несколько успокоилась и расслабилась при этих словах и при виде креста. Рерик кивнул Эгилю, и тот отпустил ее.
Когда хирдман убрал свою лапищу с лица пленницу, стало видно, что она еще довольно молода – лет двадцати с небольшим, и вполне миловидна, хотя не так чтобы красавица.
– Я хочу знать, что это за люди. – Рерик кивнул в сторону берега. – И с какой целью они сюда прибыли.
– Там… – Женщина сглотнула, пытаясь перевести дух после внезапного испуга. – Там Анунд конунг, сын Эйрика, конунг… бывший конунг Упсалы. Он брат Бьёрна конунга из Упланда. Мы все оттуда.
– И что он здесь забыл? Собрался в поход на Фризию?
– Нет. Не так чтобы… Не в поход. Он ищет помощи. Он поссорился со своим братом, Бьёрном конунгом, и ищет могущественных людей, которые могли бы стать его союзниками. Он был уже в Сканей и в Хейдабьюре, но тамошние конунги предпочитают не ссориться с Бьёрном конунгом. А Гудрёд присоединился к нему, потому что у Анунда конунга одиннадцать кораблей и с ним можно попасть в Дорестад, не дожидаясь других купцов.
– Одиннадцать кораблей! – воскликнул Эгиль.
– Кто такой Гудрёд? – спросил Рерик.
– Это торговый человек из вика Бьёрко, он был фелагом моего мужа. То есть мой муж был его фелагом. Он умер. Мой муж.
– Я вижу здесь только четыре корабля. Где остальные?
– Их разметало ветром. Уже три дня мы идем при плохой погоде. Кормчие советовали Анунду конунгу остановиться и переждать, но он не хочет задерживаться. Опасается, что Бьёрн конунг пошлет за ним погоню.
– И у него нет намерений пограбить земли, мимо которых он идет?
– Я не слышала ни о чем таком. Гудрёд об этом ничего не говорил. Но еще ни разу на стоянках Анунд конунг не затевал ничего богопротивного и не причинял никому обид. Он христианин и потому воздерживается даже от «береговых ударов».
– Надо же, как мне повезло. – Рерик несколько успокоился. – А ты-то кто такая?
– Меня зовут Катла дочь Гудбранда. Я родом из вика Бьёрко. Мой отец вел большую торговлю по Восточному пути, и мой муж тоже. Но они оба уже умерли.
– И ты принялась за их дела? – Рерик усмехнулся. – Как ты-то оказалась на торговом корабле?
– Я держу путь в Дорестад. Моя мать приняла святое крещение много лет назад, вместе со всей семьей, когда в Бьёрко впервые прибыл святой человек Ансгер, монах из Корвейского монастыря, что во Франкии. И хотя потом ему пришлось покинуть Бьёрко, а христовы люди претерпевали там гонения, моя матушка сохранила верность истинной вере. В Бьёрко больше нет ни священников, ни церквей, только благодаря Божьему человеку Хардгейру ей не пришлось умереть без святого причастия. А еще она перед смертью поручила мне отправиться в Дорестад, где много церквей, и раздать за упокой ее души ее имущество нуждающимся. Ведь в Бьёрко одни язычники.
– А что, язычники не нуждаются? – Рерик поднял бровь.
– Если человек не хочет обратиться за помощью к истинному Богу, он сам виноват в своих бедах, – с простодушной уверенностью ответила путешественница. – И от их благодарности душе моей матери не будет никакой пользы. А если раздать имущество христианам, то их молитвы помогут ей. Ведь она уже очень много лет не могла исповедаться в грехах, потому что во всем Свеаланде не осталось ни одного священника.
– Да уж, у нас этого добра хватает! – обнадежил ее Рерик. – Тут неподалеку имеется настоятель монастыря Сен-Ломэ, аббат Бернульф. Так что ты сможешь исповедаться хоть сегодня утром.
– Благословит тебя Господь, добрый человек! – Катла с острова Бьёрко искренне обрадовалась. – Он и научит меня, как лучше сделать мое дело. А нельзя ли мне узнать твое имя: я обязательно помолюсь за тебя.
– Сделай одолжение! – Рерик усмехнулся. – Меня зовут Хрёрек сын Хальвдана, я – граф Фрисландский.
– О!
– Иди назад и скажи Анунду конунгу, что граф Фрисландский желает говорить с ним, – велел Рерик. – Я подойду к кораблям, и пусть его люди не хватаются за оружие, если он хочет найти здесь мир и помощь.
На берегу возле кораблей Рерик появился во главе всей своей дружины – построенной и вооруженной. Впереди шел его знаменосец, рядом – охраняющий знамя, потом сам Рерик в сопровождении троих телохранителей, а далее хирдманы. Анунд конунг, предупрежденный Катлой, тоже ждал его под собственным стягом и тоже в окружении телохранителей. Остановившись шагов за пять, Рерик поприветствовал его, и тот учтиво ответил. Анунд конунг оказался человеком еще молодым, лет двадцати пяти или около того – среднего роста, плотный, даже слегка полноватый, он носил небольшую бородку, а темно-русые волосы гладко зачесывал назад и связывал их в хвостик. Брови у него тоже были темные и пушистые, на щеках цвел румянец, и общее впечатление Анунд конунг производил человека деловитого и в целом довольного жизнью. Его неизменно сопровожал сын бывшего воспитателя, по имени Гудмунд, – на несколько лет моложе, рослый, на целую голову выше конунга, худощавый парень, с простым непримечательным лицом, однако, выглядевший смышленым и сообразительным.
