Елизавета Дворецкая - Источник судьбы
– Вот уж о чем я никогда не мечтал, – хмуро отозвался Эвермод. – От таких родичей нам одни беды.
– Однако теперь беду чуть не навлек на вас сам твой родич Альдхельм, – заметил Рерик. – Большую беду.
Он коротко рассказал о ссоре на пиру и о том, что дело едва не дошло до большого кровопролития, которое с трудом удалось остановить усилиями графини Теодрады и обоих аббатов. О попытке сжечь усадьбу они с Бернульфом по дороге уговорились не упоминать. Весьма вероятно, что услышав о таком, Эвермод наотрез отказался бы от родства с норманнами, а Бернульф и сам был не прочь прибрести родственные связи с графами, пусть и такие отдаленные. В этом случае Утрехтское епископство уж точно никуда бы от него не ушло!
Но и после краткого пересказа событий Эвермод помрачнел еще сильнее. Особенно когда Рерик объявил, что в знак дружелюбия и преданности своего рода он должен отослать в Дорестад двоих своих младших сыновей.
– Никогда не бывало такого, чтобы я отдал из дома своих детей! – резко ответил он. – И не будет, пока я жив! Если боги от нас отвернутся, лучше моим сыновьям погибнуть вместе со мной, чем стать рабами норманнов!
– Никто не говорит о рабстве. Если ты дашь согласие на мой брак с девушкой, твои сыновья будут жить в нашем доме, под покровительством своей сестры, и расти, как подобает людям их происхождения.
– А если не дам? – прямо спросил Эвермод. – Если я хоть что-то понимаю из того, что вы говорите, то дела у моего родича Альдхельма из рук вон плохи. Почему он сам не приехал?
– Видимо, стыдится показаться тебе на глаза. Ведь это он оскорбил хозяев в их доме, да еще и в священный Праздник Дис! Если же ты не дашь согласия на мой брак, то, похоже, девушка из вашего рода станет моей рабыней, а не женой. И три ее младшие сестры тоже – все они сейчас находятся в нашей усадьбе.
Лицо Эвермода потемнело. Его сыновья, до того молча слушавшие, напряглись, будто готовые в любое мгновение вскочить и броситься на гостя.
– Со мной сто человек, и все отлично вооружены, – быстро напомнил Рерик. – Не подвергай смертельной опасности твой род, Эвермод, и мы сумеем договориться. А если я женюсь на ней, то мы с вами станем родичами, и тогда наш долг пред богами будет в том, чтобы жить мирно и поддерживать друг друга. Боги у нас одни.
– Милосердный Господь наш Иисус Христос! – многозначительно напомнил Бернульф.
Рерик кивнул, но по его глазам Эвермод прекрасно понял, о каких богах идет речь. За двести лет христианизации франкские проповедники не сильно преуспели, и хотя за времена франкского господства Фризия стала считаться христианской страной, новая вера затронула лишь самый верхний, внешний слой ее жизни. При каждой попытке свергнуть иноземное господство фризы первым делом сжигали церкви и монастыри, опоры чужеземной власти. Почти в каждой семье были истинно верующие христиане, а Бернульф, местный уроженец, мог даже стать первым епископом-фризом, но такие пока составляли меньшинство.
Старик задумался, глядя в огонь, освещавший помещение. Помня о своем родстве с древними вождями фризов, он был не менее горд, чем Альдхельм, но сильнее чувствовал ответственность за будущее рода, поэтому как следует обдумывал все свои решения и поступки.
– Вот что я тебе скажу! – произнес он наконец и поднял глаза на Рерика. Молодой граф почти годился ему во внуки, но твердо встретил напряженный взгляд из-под косматых седых бровей. Если он сейчас проявит слабость, то покорить этот неуступчивый род будет гораздо труднее, но Рерик чувствовал за собой силу. Ведь и он был прямым потомком конунгов. – Вот что я скажу тебе, граф Рерик, – повторил старик. – Я сам поеду с тобой в Дорестад. И сам разберусь с делами моего родича Альдхельма. Что, годится тебе старик вместо пары неразумных детей?
Ночь Рерик с хирдманами провели на лугу – даже если бы хозяева пожелали пригласить их в дома, то сотенная дружина не поместилась бы на площадке терпа. Но торфа для костров им выделили, а шатры и припасы у норманнов имелись с собой. К местной мокрой погоде они уже привыкли – из жердей и щитов сооружались небольшие крыши, прикрывающие огонь от мелкого дождя и ветра, дозорные, как всегда, то обходили стан, то травили байки у огня, вспоминая Франкию, Фландрию, иногда даже родные хутора – в Смалёнде, Уппланде, Халогаланде. До утра ничего не случилось. Зато утром…
Занятые утренними сборами, на пастуха, пробежавшего по тропинке на торп, норманны не обратили внимания. Через некоторое время к ним спустился один из сыновей Эвермода – самый старший, Гамельберт.
– Отец приглашает графа Рерика, – сказал он, сдержанно поздоровавшись. – Пришли кое-какие известия.
– Какие же?
– Он сам вам расскажет.
Оказалось, что пастухи на дальнем лугу, когда рассвело, обнаружили на прибрежном песке корабли, которых там вовсе не было вечером. Они пришли ночью, что само по себе удивительно – ночью ведь вдоль берегов не ходят, чтобы не сесть на мель или не наткнуться на камень. Причем корабли были норманнские, и, по уверениям пастухов, больше походили на боевые, чем на торговые.
– Вот чтоб их тролли взяли! – Рерик с размаху хлопнул себя по бедрам. Положение дел было ясно: еще какой-то морской конунг в поисках добычи высадился на берег. – Сколько их?
– Кого? – Пастух, какой-то из многочисленных юных племянников или двоюродных внуков Эвермода, хлопнул ресницами. Ему было лет четырнадцать или пятнадцать, и одеждой ему служила рубаха из толстой шерсти и овчина, край которой от дождя набрасывался на голову.
– Да кораблей! – Сегодня вошедшее у норманнов в поговорку тугодумие фризов раздражало Рерика особенно сильно.
– Пять! – Пастух в подтверждение растопырил пальцы. – Один когг, остальные ваши.
– А людей много?
– Еще как много.
Более определенного ответа добиться не удалось, и Рерик знал, что получить его он сможет только сам. К счастью, дружина уже полностью собралась в дорогу.
– Шатры, котлы и прочее оставляем здесь, идем за ним, – распорядился Рерик, кивнув на пастуха. – У нас гости. Которых не приглашали.
– На море штормит уже не первый день, – сказал Эвермод. – Возможно, эти люди вовсе и не сюда направлялись. Но тебе, граф, конечно, стоит посмотреть на них поближе. Ведь ради этого ты здесь и живешь.
В глазах его мелькнула насмешка. Старый фриз был очень рад, что граф с дружиной оказался у подножия его родового терпа и теперь именно он пойдет навстречу вражеским мечам. Которые держат такие же, как и он сам, норманны.
– Когда я вернусь, – Рерик слегка выделили голосом эти слова, – мы закончим нашу вчерашнюю беседу. А тебя я пока попрошу о двух вещах. Первое: послать гонца в Дорестад к моему брату, графу Харальду, а во-вторых, оповестить окрестные терпы и предложить мужчинам вооружиться и собраться сюда, чтобы поддержать нас, если возникнет нужда. Если это морской конунг, ищущий добычи, то лучше нам пока отложить в сторону наши разногласия. Я прав?
– Пожалуй, да. – Эвермод кивнул, будто они договаривались о цене за ягненка. – Я посмотрю, что можно сделать.
Привычным скорым шагом норманны двигались вслед за пастухом. Как всегда, позвякивали о края щитов наконечники ремней и подолы кольчуг – не зная, как сложится разговор с Эвермодом, Рерик на всякий случай велел дружине снарядиться как следует и теперь благословлял свою предусмотрительность. Но на душе у него было нехорошо. Это был не страх, но жгучая досада. Как же не вовремя тролли принесли этих… кто они там? Они могли бы прийти чуть раньше – пока Харальд не успел поссориться с Альдхельмом. Они могли бы явиться попозже – когда ссора так или иначе была бы улажена и заложники жили бы уже в графской усадьбе, обеспечивая норманнам покорность и поддержку эделингов. Но пришельцы явились именно сейчас, когда их отношения с местной знатью на переломе и неизвестно, чем все кончится! А кончиться может очень плохо. Все двести лет, что фризы живут под властью франков, они пытаются сбросить иноземное владычество, обрести прежнюю свободу – каждое подросшее поколение, чью юную пылкость вдохновляют бабкины предания о доблести предков, затевает очередной мятеж, убивает графов и королевских мессиров, священников и монахов-проповедников, разрушает церкви и восстанавливает святилища. И то, что Альдхельм так обнаглел, говорит о том, что очередная вспышка не за горами. Если это не случайная пьяная болтовня, если фризы действительно готовы вновь выступить, то пятисотенную норманнскую дружину сметут, и никто не поможет. А если им с Харальдом придется сначала вступить в бой с неизвестным морским конунгом, защищая этих самых фризов… Сколько у них тогда останется людей?
И останусь ли у Харальда я сам? – скорее с горечью, чем с тревогой подумал Рерик.
Ему был двадцать один год – он верил в свои силы и совершенно не боялся смерти.
– Это вон там. – Пастух показал на длинную, тянущуюся вдоль моря песчаную гряду. – За ней.
