Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том первый
Юрку, за его неустанное трудолюбие и громадную силу, а еще за молчаливость и какую-то угрюмость, она наименовала Медведем. Но так как в тех местах, где они все жили, а речь идет об одной деревушке Сибири, медведей называли ведмедями, то Юрка, тут же получил соответствующее прозвище и стал Ведмедем.
То, что Юрка – Ведмедь, сам он, конечно же, не знал. Но отношение Нюты к себе чувствовал и потому тормозил, не ухаживал, а все тянул и тянул с объяснением. А, когда уже перестал спать, стал худеть, мать не выдержала и посоветовала спросить у Нюты прямо, люб он ей или не люб. Под давлением матери он сдался и пошел вечером к ее дому. Нюта вышла к нему на крыльцо, молча, выслушала его невнятное объяснение, смеяться не стала, а просто сказала, что нет, не люб и никто не люб. Почему так? Да так, не люб и все, перегорело в ее душе тяга к любви, а может и вовсе сгорела.
Юрка, было, загорячился, доказывая, что он-то как раз нормальный мужик, а не пьянь какая подзаборная. Но Нюта тут же наотрез отказала, запахнулась в шаль и ушла в дом, не попрощавшись.
Бедный Юрка не выдержал такого испытания. Он, понял, что всю жизнь, со школьной скамьи любил только ее, Нюту. И зачем уезжал из деревни? Женился бы на девушке, тогда-то она не такая была, жизнь еще светилась в ее глазах, и сейчас жил бы счастливым человеком…
Юрка загоревал, но дело свое знал. Пора было возвращаться к работе, и он смотался в город за машиной. Она у него в ремонте стояла. Машина, большой рыжий КАМАЗ, на котором Юрка мотался по дорогам страны, доставляя грузы разных фирм, слушалась хорошо. Юрка называл ее танком. Еще он пригнал из города трактор, трактору очень обрадовались деревенские, тут же посыпались заказы на вспашку огородов и прочие необходимые дела… Юрка пригнал также большую серую «Волгу», на которой принялся подвозить всех и вся. Он подвозил до станции и до города всех, кроме Нюты. Ее он игнорировал и одновременно хотел побольнее задеть. Но она на все его уловки отвечала полным и несомненным равнодушием. Мать твердила ему, что он найдет получше, не такую гордячку, а хорошую женщину, одиноких ведь много. Но Юрка все сох, все вздыхал и печалился, и наконец, стал пить.
А напившись пьяным, кидался к КАМАЗу, лез за руль и колесил по полям на бешеной скорости. Иногда на полном ходу прыгал в речку, но речка была мелкая, по колеса и его танк преодолевал ее без труда.
Мать жутко переживала и вначале висела на руках у Юрки, чтобы он не гробил машину. Но поняв, что с пьяным сыном не сладишь, стала ключи прятать.
Юрка, пьяный, лез в трактор и также на бешеной скорости скакал на нем по полям. Мать и от трактора ключи прятала. Оставалась «Волга», но тут уж мать упредила действия Юрки, спрятала ключи и ответила ему категорическим отказом на униженную просьбу дать покататься.
Тогда Юрка дабы унять любовную тоску полез к клубу задирать пришлых, мужиков и парней из других деревень. Все они пришли на дискотеку.
Скоро завязалась большая драка. Дрались дубинами и кулаками. Но Юрка со своей тоской оказался всех сильнее. Вокруг него, как вокруг былинного богатыря повалились в беспорядке поверженные враги. Стон от синяков и ушибов, нанесенных безжалостным Юркой, стоял великий. При чем Юрка особо и не разбирал, где свои, где чужие, лупил, под горячую руку. В результате, в конце концов, обе стороны объединились и мужики, свои да чужие завалили Ведмедя, не без труда, общими усилиями, повязали его и спустили в подвал клуба, да так там и оставили выть, метаться и порвать к утру веревки.
Мать сходила к Нюте, пожалобилась ей. Нюта пришла к Юрке. Он, избитый, но трезвый и тихий сидел уже в уголке дивана, дотащился как-то из клуба… Ему было стыдно, очень стыдно за свои дела. Он не смог поднять глаз на нее, но она заставила, посмотрела пристально, изучающе в самую глубину его мутных от пьянства красных глаз и сказала ему, что если он из-за нее так с ума сходит, то это напрасно, надо уметь уважать себя, а не слушать движения похотливого тела. Она говорила и говорила, и невидимая волна презрения к нему, так и окатывала его ледяной волной с ног до головы.
Она уже ушла, а он все еще содрогался в этой волне презрения, излучаемой ею, и не мог выбраться. И впервые задумался не над тем, что она ему не принадлежит, словно вещь или рабыня, а над тем, что она тоже человек. Не баба, как говорят про нее деревенские мужики, а человек. И причем человек много испытавший, много перенесший…
Юрка бросил пить, совсем бросил, мать рыдала от счастья.
Юрка даже преобразился, он попытался убедить себя в необходимости начать новую жизнь, без Нюты. Он и ходить стал по-другому. Вся фигура его задышала энергией. В глазах запрыгали бесноватые искры, над глазами заблистал большой прекрасный лоб с характерно изломанными морщинами, свидетельствующими о великой работе ума.
Он старался позабыть о своей меланхолии или как говорили деревенские, мелихлюндии.
Встречаясь случайно с Нютой на улице или завидя ее в магазине, куда заходить, все-таки приходилось то за куревом, то за продуктами, он коротко здоровался с ней. Она вежливо кивала в ответ, скользя по нему равнодушным и холодным взглядом.
По-прежнему возле нее ошивались деревенские пьянчуги и по-прежнему она игнорировала их настойчивые приставания.
И все, наверное, так и продолжалось бы, и мне нечем было бы закончить свой рассказ, разве только так и оставить, но однажды, ночью, Нюта вспомнила о Юрке. Случилось это в связи с болезнью одной из ее дочек. У девочки оказался приступ аппендицита. И Нюта бросилась к Юрке, как за спасением. Он без слов завел «Волгу», завернул больную девочку в одеяло, посадил в машину и под причитания Нюты аккуратно, стараясь не трясти, повез в город, в больницу. Здесь, у операционной, Нюта то стояла у двери, прислушиваясь к тому, что там за дверью происходит, то бросалась к Юрке, молчаливо прижимавшемуся к подоконнику. Она хватала Юрку за руку и прислонялась лбом к его плечу. В этот момент жизни она была вовсе даже не ледяная и не равнодушная, а искала помощи и поддержки у него. И он неуклюже приобнимая ее, шептал ей слова утешения и приободрял, как мог, говоря, что все обойдется…
А через несколько дней они уже все вместе ехали домой, в деревню. И девочка, еще слабая после операции, улыбалась им обоим.
Ну, а после, не сразу, конечно же, лед между ними окончательно растаял. Юрка полюбился не только Анюте, но и ее дочкам, очень смешливым и радужным девочкам. Он и сам с ними научился радоваться всему вокруг и в их доме, действительно и, несомненно, не смолкал смех.
Своей преданной любовью он исцелил душу Нюты, и оказалось, что она умеет любить и быть любимой. И только иногда она все-таки думала, что Юрка – Ведмедь, но это бывало в довольно-таки редких случаях, когда он проявлял основную черту своего характера – неуклюжесть…
Добрый гений
Очерк-зарисовка о Торопове Владимире Васильевиче
На выпавшем за ночь белоснежном покрывале снега, припорошившем асфальт, хорошо читались следы. Вот прошел, касаясь кое-где земли ледорубом, рыбак в валенках с галошами. А вот мелким шагом в обуви на каблуках пробежала некая молодая особа, поскользнулась и упала. После чего ее следы стали какими-то неровными, будто осторожными. Видать, боялась опять оказаться на снегу. Следующие следы пьяного. Заметно, как много раз он спотыкался, падал, а когда вставал, опирался руками и коленями. Похоже, расшиб чего-то себе: на белом очень заметны пятна крови. Снег снегом, а под ним лед. Ледяные лужатины, скрытые белым покрывалом, скользкие и коварные, поджидали своих жертв, будто охотники в засаде.
Родной поселок только-только просыпался, а Владимир Васильевич Торопов, в прошлом тракторист опытно-производственного хозяйства «Григорьевское», уже вышагивал метры, постукивая своей бессменной тростью. После перенесенного инсульта он с ней не расставался. И хоть у него была нарушена речь, неподвижна правая рука, да и на ногах он держался не совсем уверенно, для всего Михайловского, поселка расположившегося под Ярославлем неподалеку от старинной Норской слободы, он был самым, что ни на есть добрым гением. Уже не раз люди, повесившие было нос из-за разных житейских неурядиц, встречая его на дороге, начинали улыбаться и шутить, воспрянув духом. В их головах обязательно появлялась мысль: уж если Торопов каждодневно преодолевает жестокие хвори, выходя на свои прогулки, то им-то, более или менее здоровым, что?! И кивали, приободренные его радушием, на неизменное: «Здравствуйте!» Поселок, совсем небольшой, Владимир Васильевич знает, как свои пять пальцев. Вон там, в старом барском доме, администрация, возглавляемая Леонидом Борисовичем Почекайло. И старожил ворчит про себя, что. Мол, ремонт в администрации власть имущие сделали, а библиотеку довели до того, что все книги осенью дождем закапало. Но, слава Богу, наконец-то ее закрыли на ремонт, упаковав все книжные полки в полиэтиленовую пленку. Когда откроют после ремонта, будем михайловцам радость. Но опять омрачается лицо Владимира Васильевича, потому что видит перед собой бывшую сельскохозяйственную выставку. Когда-то, во времена Ф. И. Лощенкова, на ней можно было познакомиться со всеми достижениями полей и ферм нашей области. Сегодня от прошлого благолепия остались руины, мусор, да битые стекла, будто война прокатилась. Впрочем, такие разоренные уголки сегодня найдутся во многих местах, во многих хозяйствах.
