Владислав Князев - Русская комедия (сборник)
ХИМИКАТОВ. «Директору конторы. Копия: в прокуратуру. Копия: в женсовет. Копия: в общество защиты животных… Заявление. Прошу разобрать аморальное поведение гражданина Сверчкова, который на почве беспричинной неприязни в присутствии свидетелей оскорблял меня словесно, угрожал расправой, предпринял попытку задушить… Прошу принять в отношении хулигана самые строгие меры воздействия». Конец цитаты. Вот это сальто-мортале!
СТЕКЛОТАРОВ (тоже восхищен). Ярко, выпукло, по-достоевски. Товарищ баба, благодарю за творческий подход к решению сложной производственной задачи. Массовый клиент и руктоварищи всегда проявляли большой интерес к де Бальзаку… или к де Мопассану?.. нет, к этой… как ее… от слова «Жорж Санд»… ага, к аморалке.
ХИМИКАТОВ (хмыкает). Аморалка? Да тут стопроцентное бытовое хулиганство! Запросто уголовное дело раскрутим… Подчеркиваю новаторский характер интриги: у Шекспира герой закалывается, мы же режем его без ножа.
СВЕРЧКОВ (пытается шутить) . Шекспир облизывается, Шиллер исходит слюной, у Шоу – колики в желудке.
СТЕКЛОТАРОВ. Объявляю плановую кульминацию!
ХИМИКАТОВ. Слушается дело о…
СВЕРЧКОВ (вскакивает с пола) . Музыка! Да не романс! Перепляс!.. Где там у вас розы? (Семенит к Мизинчиковой. В связанных руках – букет.) Дорогая, начнем все сначала!
МИЗИНЧИКОВА (даже не взглянула на цветы). Фи! Бутафория.
СВЕРЧКОВ. После спектакля куплю настоящие. Честное гусарское.
МИЗИНЧИКОВА (холодно). И вся любовь?
СВЕРЧКОВ. В ресторан! За мой счет! Впервые в жизни!
МИЗИНЧИКОВА. Хочу анекдот. Ваш старый смешной анекдот насчет женитьбы.
СВЕРЧКОВ (растерянно) . Насчет женитьбы я серьезно. С завтрашнего дня.
МИЗИНЧИКОВА. Ха-ха-ха… Рассказывайте. Но… по писаному.
Протягивает ему лист бумаги. Сверчков не понимает, в чем дело, читает вслух.
СВЕРЧКОВ. «Директору конторы… Копия: в прокуратуру… Копия: в психлечебницу… Прошу дать согласие на законный брак с гражданкой Мизинчиковой…»
МИЗИНЧИКОВА. Распишитесь, мой принц.
СВЕРЧКОВ. Пожалуйста. (Связанными руками ставит свою подпись.)
ХИМИКАТОВ. Поздравляю. Свадьба сегодня?
МИЗИНЧИКОВА. Сразу после спектакля.
СВЕРЧКОВ. Как то есть после спектакля? Стоп! (Указывает на бумагу, то бишь на свое брачное заявление.) А зачем тут печать? Почему круглая? На каком основании с гербом?
МИЗИНЧИКОВА. Ха-ха-ха.
СВЕРЧКОВ (засуетился) . Нет, вы играйте, да не переигрывайте. (В зал.) Вы все – по домам, а меня – в загс. (Совсем разволновался.) Где мой кинжал? Я сделаю себе харакири!
СТЕКЛОТАРОВ. Тихо, спокойно, радостно. Теперь все вам будет делать жена. И яичницу, и язву, и харакири.
МИЗИНЧИКОВА (благодушно). Жить будете. Правда, без штанов.
СВЕРЧКОВ. Нет, кроме шуток…
ХИМИКАТОВ (удовлетворенно). Вот вам и муки, и страданья. Всё, как и было запланировано.
СВЕРЧКОВ. На помощь!
МИЗИНЧИКОВА (не наглядится на смежника). Как мучается! Любо-дорого… Усилить?
СТЕКЛОТАРОВ (обеспокоенно). По-достоевски, но… рискованно. Смотрите: вон блондинка в бельэтаже… шатенка в седьмом ряду… а вон еще две Дездемоны, жгучие брюнетки… ох, как сострадают нашему новатору! Так и хотят его за муки полюбить.
СВЕРЧКОВ. Дайте мне мышьяку! Полцарства за мышьяк!
СТЕКЛОТАРОВ. Да, по графику пора… Объявляю развязку! Прошу развязывать осторожно.
МИЗИНЧИКОВА (дразнит). Бедненький зюйд-вес-тик. Сейчас я вас развяжу… (Принимается за дело.) Несчастненький норд-остик. Вот таким я вас люблю.
ХИМИКАТОВ (провозглашает). Она его за муки полюбила!
СТЕКЛОТАРОВ. Поздравляю с трудовым достижением!
МИЗИНЧИКОВА (звонко целует смежника) . Ах, дурачок! Что я, Золушка? С нашим героем в загс идти. Ха-ха-ха… (Картинно рвет его заявление.)
СВЕРЧКОВ (зачарованно). Какая женщина! Богиня… Нет, ведьма… Да что там! Труженица, товарищ, мать! М-м-м… (Горячо целует ей руки, плечи, подол.)
ХИМИКАТОВ. Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним!
СТЕКЛОТАРОВ. Трогательно, душещипательно, как в бане… нет, как в балете… фу! Ну где все в мыле… ага, в мыльной опере.
СВЕРЧКОВ. Шекспир шмыгает носом. Шиллер роняет слезу. Шоу рыдает навзрыд.
СТЕКЛОТАРОВ. Кушать подано. Сейчас только еще одну иди-иди… ага, идейку… под занавес протащу… (Эпически.) Когда я был директором столовой, то прошел хорошую школу жизни. Познал, где… не доложить… кому – переложить… а главное – как доложить. Не удался, скажем, борщ по-украински, не получились макароны по-флотски, а компот по-сызрански вообще в рот не возьмешь. И сразу же – контролеры, ревизоры, и тэ дэ, и тэ пэ, и прр… пр-роверяющие. В чем дело? – спрашивают. (Сверчкову.) А ну, что отвечает им шекспировский герой?
СВЕРЧКОВ (театрально). Неладно что-то в Датском королевстве.
СТЕКЛОТАРОВ. Мудро, но… теперь это уже карета прошлого. В ней можно доехать до того, что даже эти… которые сверху спускают… несъедобные… ага, рукинструк… не такие. Дальше поехали: мукнаук – не сякие. Совсем далеко: ЦУК – не такая и не сякая. Дальше некуда: лично товарищ Самый Сам… такой-сякой. Приехали!
ХИМИКАТОВ. Уточняю. Докатились до вопиющего анти.
СТЕКЛОТАРОВ. Потому что «кушать подано» не так. Причины ошибок, промахов, провалов и всех прочих бед надо искать не вверху, а всегда ниже. Это такие нижеследующие причины. А – гастрит. То есть: ух они, наше горе-ученые. Ошиблись. Бэ – пониже. Колит то есть. Ах они, наши инженеры, тоже горе. Просчитались. Вэ – еще ниже: седалищный нерв. Ну прорабы, значит, наши. То еще горюшко. Промахнулись. Гэ – совсем низко: пяточные шпоры. Догадались? Правильно: эх наш народ, горе горькое. Сам во всем виноват… В крайнем случае можно потрогать выше пояса. Хронический бронхит. То есть: ох они, директора наши. Перестарались немного… Но никак не выше. Голову, то есть высшее руководство, никогда не тронь! Недоложили – виноват гастрит. Переложили – колит. Бывает сразу и недо, и пере. Недопере. Значит – седалище. Ну а если, уж и недо не и пере не…. недоперене… Тогда ух она, жаба! (Ударил себя в грудь, охнул.) Нет, все-таки лучше пятки. Ух они! (Потопал как следует ногами.) Больно, конечно, зато голова цела… (Сверчкову.) Итак, товарищ герой! Прошу подать кушать ревизорам правильно.
СВЕРЧКОВ. В Датском королевстве все неладно, а у нас все на лад. И под лад. В смысле – налажено и подлажено. Под мудрое руководство ЦУК.
ХИМИКАТОВ. Уточняю формулировку: под мудрым руководством ЦУК!
СТЕКЛОТАРОВ. Ну вот теперь можно и пирожное «наполеон» подавать.
ХИМИКАТОВ (в зал). Предлагаем вашему вниманию заключительную операцию производственного цикла: финал. Наш оптимистический финал. Немыслимый в мировой классике.
СТЕКЛОТАРОВ (отмахивается от мировой классики). Куда им! У них там, откуда интуристы, хапи-энд…
ХИМИКАТОВ. То бишь все случайно. У нас – все по плану.
СТЕКЛОТАРОВ. У них – что удастся хапнуть. У нас – отдай не греши.
ХИМИКАТОВ (объявляет, как в цирке). Внимание, внимание! Коронный аттракцион люкс, популярный со времен античного мира: «Бог из машины!» Алле-гоп! И бог прямо оттуда… (показывает, как с потолка спустят «бога» с помощью механизмов) тут как тут! Мы прибегаем к этому классическому приему, чтобы наполнить его новым содержанием и наглядно, в сравнении, продемонстрировать преимущества нашей системы.
СТЕКЛОТАРОВ. Понял, товарищ народ? У них – бог. У нас – руктоварищ. У них – из самодельной машины. У нас – из зимовской бронированной «Чайки».
СВЕРЧКОВ. Да разве наш пролетариат сумеет лучше, чем в древнем мире?
ХИМИКАТОВ. У нас все будет новаторски.
СТЕКЛОТАРОВ. У них бог – прямо как снег на голову. Как кирпич с крыши, а может, даже с луны.
ХИМИКАТОВ. У нас… впервые под луной… прямо… из зала! Алле!
На сцене появляется красная трибуна.
СТЕКЛОТАРОВ (обращаясь в пространство). Дорогой товарищ харя… Фу! Опять склероз от волнения. (Мизинчиковой.) Товарищ главная энтузиастка! Давайте лучше вы. Грудь колесом, без одеяла и тэ дэ, и тэ пэ, и пр.
МИЗИНЧИКОВА. Дорогой наш инкогнито! Мы, конечно же, знали, что вы здесь, с нами. Но виду не подали. Зачем? Ведь нам нечего от вас скрывать, зато есть что показать.
ХИМИКАТОВ. Плановое преобразование сценической действительности успешно завершено!
МИЗИНЧИКОВА. Поставьте свою резолюцию: «Добро. Утвержда-а-а-ю».
ХИМИКАТОВ. Красные чернила наготове.
МИЗИНЧИКОВА (приглашает инкогнито на сцену). Милости просим.
СВЕРЧКОВ (сгибает спину и обретает вид кукиша). Просим милости.
Сцена ждет, но… никто не поднимается со своего места.