Лёля Графоманская - Что написано пером (сборник)
Короче говоря, я начала нервничать из-за своей технической беспомощности и обратилась к коменданту нашего здания с просьбой посоветовать специалиста, способного помочь. Через полчаса милый человек Александр Николаевич привел ко мне такого специалиста и, уходя, пожал плечами: мол, чем могу, а там – разбирайтесь сами! Ну и разобрались: принтер заработал, парень ушел и оставил висящее в воздухе свое изображение. Знаешь, бывает такая плотная внешность, что не сразу выветривается после того, как человек уходит. Так обычно бывает тогда, когда это какой-то особый человек, который должен что-то сказать или о чем-то напомнить.
Итак, парень ушел, а я наморщила лоб и стала думать: что за знак мне был? (Я про знаки неспроста тут говорю. Только не думай – я не пытаюсь оттянуть славу у Коэльо. Он, конечно, писал про знаки, но придумал их не он, не он их и первый заметил – он только объяснил «на пальцах», как надо пользоваться этим знанием). После недолгих раздумий я пришла к выводу, что специалист по принтерам-компьютерам очень похож на Одного Товарища. Прическа другая, правда, и легкая небритость в наличии (чего Один Товарищ себе не позволяет), а так – одно лицо.
История, произошедшая со мной и Одним Товарищем несколько лет назад, стала моим букварем и дипломом в области прочтения знаков. С тех пор я твердо знаю, почему мое правое плечо немного ниже левого – на нем всегда сидит мой Ангел-хранитель. Избито? Нет, просто это также точно, как и то, что снег белый. Однако никому в голову не приходит упрекать поэтов всех поколений, воспевающих на все лады белизну снега. Вот и мне не надо пенять зазатасканность образов и тем.
2
Великий сантехник
…Я ввинчивалась в кризис. Моя семейная жизнь опять закончилась. (Тогда я думала, что поражением. Потом позиции были пересмотрены, но обэтом не сейчас). Муж ушел в другую жизнь, откуда не хотел возвращаться. А с ним идти я не хотела и не могла. Наши отношения напоминали спасение утопающего без участия самого утопающего: я в лодке, держу мужа за ноги, а он весь под водой, но при этом держится за корень, вросший в дно, и кричит мне: «Тяни же, тяни!» Ну, я и тяну. А он не отпускает корень, но и ноги из моих рук не вырывает. Общественно-социальные привычки крепко в нас сидят, потому как заколачиваются поколениями. Где уж тут сообразить, что можно надорваться? Я обессиливала. Меня не хватало детям, дому, простым радостям, меня почти не было даже у себя самой – я вся была в лодке. И в этот момент просто не могла не произойти эта банальная до тошноты история.
…Я позвонила Одному Товарищу, с которым когда-то раньше была знакома довольно продолжительное время. Мы не были друзьями, даже приятелями не были, просто мы состояли членами одного временного коллектива. Потом коллектив по естественнымпричинам рассыпался, и каждый свалился в свою колею. Один раз мы встретились на пересечении наших путей, пообщались семьями, и взаимоотношения наши скатились до того уровня, когда редкие звонки, в основном по делу, не обижают, а придают значимости в собственных глазах. Один Товарищ занимал очень ответственный пост в крупной компании, где был заместителем Самого и, следовательно, фактически делал всю работу руководителя (чтоб потом стать самому руководителем и наконец перестать работать). У Одного Товарища были, естественно, в запасе многочисленные полезные связи и перспективные знакомства. Вот этим-то обстоятельством я и решила воспользоваться, когда назрела необходимость. Я позвонила, он легко и сразу согласился на встречу, и мы на следующий же день пообедали в небольшом ресторанчике. Я без предисловий изложила суть просьбы, он обещал помочь (и помог).
Потом он учил меня пить текилу, слизывая соль с руки, а потом накрыл мою руку своей и прямым текстом предложил стать его любовницей. Вот так. Не могу сказать, что без предисловий – все-таки текила и была этим предисловием, но я тогда об этом не догадывалась. Я сразу же согласилась – от шока, от собственной простоты и честности в таких вопросах. Я совершенно не умею играть с мужчинами: или «да» или «нет». А тут полнейшая необходимость и своевременность – повторяю: я обессилела в лодке.
Он пообещал, что снимет для наших встреч квартиру в удобном районе, и что-то еще обещал, но я особо не вслушивалась, потому что мне ничего больше от него было не надо – просто, чтоб он был. Один Товарищ, конечно же, был глубоко женат, имел двух дочек и… А что «и»? Все, говорю же, банально до тошноты – все это вы можете прочесть в любом бульварном романчике. Но я вовсе не об этом.
Наше первое тайное свидание произошло на следующий же день, и я допустила ошибку: вошла в это море не по щиколотку, а по колено или даже глубже (это не я придумала выражение про щиколотку – так меня наставляла когда-то одна моя знакомая) – я сама утонула, и на любовника обрушилась. Я не сообразила, что этот романчик – пищевая добавка, а не основное питание: завтрак, обед и ужин. Я заваливала его эсэмэсками – он отвечал. Я спрашивала о следующей встрече – он обещал, что придумает что-нибудь. Мы несколько раз ходили вместе обедать в какой-то японский ресторанчик, и мне хотелось съесть его самого. Он всегда говорил, что сам умирает от желания, что все время думает обо мне.
За давностью описываемых событий и, видимо, ввиду их итоговой неважности для меня, я уже не могу точно вспомнить последовательность, но это и не имеет значения. Я просто изложу в вольном порядке события, которые сложились потом в философию, принесшую покой и комфорт в мою жизнь: все что ни делается, все к лучшему. Философия не нова, и не я ее вывела, но ведь когда на моем огороде из семечка, купленного в магазине, вырастает кабачок – это только мой кабачок, пусть и не я его придумала. И съем этот кабачок только я.
…Мы томились в ресторанах, телефонных сообщениях и коротких разговорах, мы… Хотя, я не знаю насчет «мы». Теперь мне кажется, что томилась только я. Я думала так, когда после принятого решения мужественно не звонила ему до тех пор, пока спасительная философия не вытеснила разрушительные мечты. Но когда надежды еще разламывали меня, я осознавала, что опоздала со своей гордостью. Охотник уже видел, что вальдшнеп подстрелен. И от того, до смерти его убили или нет, уже ничего не зависит: охотник, не торопясь, пойдет по кровавому следу и засунет свою добычу в сумку, и повесит крыло в гостиной у камина, и химическим карандашом подпишет на рамке порядковый номер трофея. Идя за добычей, он может прицелиться еще в парочку птичек, пусть и не попасть – все равно вальдшнеп уже в кармане. Конечно, раненая птица может встретить добрую фею, которая польет ее раны живой водой. И тогда вальдшнеп вспорхнет из-под носа охотника, когда тот уже опустит ружье и протянет руку. И улетит. Чтобы стать мишенью для другого охотника. Или прожить остаток своей вальдшнепьей жизни в камышах на болоте, не позволив себе больше ни разу волшебного ощущения полета.
Я намечтала – и поверила. Я хватала телефон, потому что мне казалось, что он звонит, я плохо соображала, теряла перчатки и регулярно сжигала котлеты и всякую другую еду на сковороде.
Наконец я позвонила подруге в другой город и собрала вещи в дорогу, решив билет купить прямо на вокзале на любой подходящий поезд. У меня было два дня и совсем не было мозгов. Это теперь мне известно, что чем дальше уезжаешь, тем меньше шансов убежать. Он как почувствовал! Позвонил вдруг за час до моего выхода из дома. Приехал, отвез на вокзал. Я купила билет на поезд, отходивший через полтора часа. Все это время мы с ним стояли в помещении билетных касс, из-за зимней одежды с трудом обнимая друг друга. Я все больше вздыхала, как черепаха Тортила, он прижимал меня к себе, вдавливал мое лицо в воротник полушубка и периодически осторожно предлагал не ехать, подождать до выходных – он будет свободен и обязательно что-нибудь придумает. Один Товарищ – очень сильная личность, я покорилась (!) его внутренней воле и сдала билет за десять минут до отхода поезда. Он отвез меня домой. Обнимал всю дорогу, гладил по голове и повторял: «Бедная моя девочка…». Ну и кто не продастся с потрохами, я тебя спрашиваю?!!
Видимо, в этот момент мой Ангел-хранитель забеспокоился и начал принимать меры. До моего сознания он достучаться не мог, прекратил всякие попытки и стал действовать самостоятельно.
В середине недели Один Товарищ позвонил и сказал, что все устроил, и в выходные на целых двое суток мы с ним едем на дачу его знакомых в Подмосковье. Кроме нас там никого не будет, и мы сможем всласть напроникаться друг в друга, выговориться, выплакаться, нажалеться и нацеловаться. Он сказал, что приедет за мной на машине в субботу в двенадцать часов дня.
К одиннадцати я оделась, собралась и замерла в стойке около окна. Не хочу описывать умирание времени в промежутке между двенадцатью и шестью вечера. Я уже зализала эти раны. Звонить? Не стала. Он потом сказал, что он так и знал, что я не буду звонить. Я классически простояла у окна всю субботу, а в воскресенье запретила себе ждать.
