Игорь Соколов - Метафизика профессора Цикенбаума
Сомнамбулизм Цикенбаума
Приходит ночь и Цикенбаум голый бродит
С девчонкой юной по пустынной крыше,
Две сомнамбулы в могуществе природы
Они хотят подняться еще выше…
Тела сплелись, глаза уже не видят
Их страсть кипит как адская работа,
Летают словно космонавты по орбите,
Не приближаясь к смыслу ни на йоту..
Хотя зачем он им в интимной схватке,
Не поддается осмыслению оргазм,
Все что можно распахнулось в беспорядке,
Перемалывает разум цепкий лаз…
Разверстую чернеющую нишу
Цикенбаум ощутил уже до слез,
И поднялся с девой выше крыши,
Достигая сердцем состоянья звёзд…
Сидоров подумав, водку пьет
Сидоров подумав, водку пьет
Над Окою в тишине бескрайней
Дева возле ног его поет
И зовет в свою земную тайну…
Сидоров в волнах ее берет,
Обхватывая, нежно проникает,
И за мгновенье продлевает род,
Из лона девы выплывает деток стая…
И Сидоров смеется, ведь из вод
Детки рыбками небесными взлетают,
Возвышая полюбившийся народ,
Всех собачек взволновав до лая…
Уже деревню пробуждает их полет,
Детки ангелами в звездочках смеются,
Сидоров за девой в даль плывет,
Цикенбаум где-то плачет в чувствах…
Языком лаская девы тайный вход,
Он рождает в ней магическое буйство,
Весна воспламенила весь народ,
И все бегут друг в друга, и в огне трясутся…
Одна Ока спокойна гладью вод,
В волнах луна дрожит как жертвенное блюдце,
И Сидоров за девой вдаль плывет…
Как живые возрождением спасутся?! —
Информацией владеет только Бог…
Цикенбаум плыл за лесом
Цикенбаум плыл за лесом
С нежной девой по Оке,
Изучая с интересом
Узор линий на руке…
У девчонки на ладошке
Разместилась вся страна,
А глаза будто у кошки, —
Бросишь взгляд – лишишься сна…
Долго трогал Цикенбаум
Ее линию судьбы,
Дева словно съела маун, —
Вся трепещет от любви…
И впивается когтями,
Раздирая его грудь
И профессор в ее яме
Стал отчаянно тонуть…
Под волною бьется рыбка,
Чувства бурные кружа,
Под луной ее улыбка, —
Часть земного миража…
Быстро солнце опустилось
И профессор в ней дрожит,
И она дрожит на милость,
Придушив в объятьях стыд…
Льется реченька вдоль травки,
Льются страсти из души,
В ее сладостной канавке,
Как в таинственной тиши…
Так светло проникновенно
Зарождается дитя,
Что в порыве неизменном
Двое в рай уже летят…
О заклинившей любви Цикенбаума
Меня клинит любовь к красоте,
К бесконечным и нежным изгибам,
К исступлению чувств в темноте,
К самым бешеным страстным порывам…
Цикенбаум девчонке шептал,
На сучок бросив белое платье,
В тебе есть бездонный коралл
И бесценная пропасть объятья…
Легкомыслие все же прекрасно,
Обнажает в момент наготу,
Я на вкус с тобой пробую счастье,
Привязав к ощущеньям мечту…
– Профессор, – взмолилась девчонка, —
Молчите и делайте секс,
Делайте сладко и тонко,
Как будто читаете текст…
И онемел вмиг профессор,
Девчонка уселась верхом
И над Окою за лесом
Ночь понеслась кувырком…
Лишь дикие странные звуки
Из трав поднимались к луне,
И шепот: О, Боже! О, муки!
Девчонка как сказка во сне!
– Да ладно, – сказала девчонка, —
Не сказка, а юная бл..дь,
Но ты мне заделал ребенка
И надо семью создавать!…
Сидоров опять в Оке напился
Сидоров опять в Оке напился
И взлетает с девой на волнах,
Амулетов водит катер, но без смысла,
Девы прячутся в безумных камышах…
Цикенбаум с девой бродит в рассужденьях,
Что такое с миром происходит? —
И тут же обладает ей в мгновенье,
Забываясь ночью на природе…
Кузнечики, сверчки кругом стрекочут,
Воет рядом птица на ветвях,
Что-то происходит этой ночью,
Амулетов бросил катер в камышах…
Дико вопли из кустов взмывают в небо
И я с девами в волнах уже кружусь,
В глубокой тьме любая дева
Со страстью поднимает в сердце грусть…
И эти странные волшебные виденья
С годами скроются в прекрасной тишине
И воплотятся в чувство сожаленья,
И будут девами являться лишь во сне…
Так обозначил путь наш Цикенбаум,
Растаяв с девой за Окой вдали,
И я как Сидоров хранил безмолвный траур
По всем обманчивым течениям любви…
Любовь изничтожает быт
Ума лишен, помешан, просто болен,
Цикенбаум изучает в страсти стыд,
У Оки девчонку мучает с любовью,
От стыда девчонка сладостно кричит…
Обагряя его образ жаркой кровью,
Уже спустя минуту напевает хит,
Довольная сиюминутной ролью,
Цикенбаума уже от чувств знобит…
Он опускается у ног ее безвольно,
Проклиная человечество и быт,
Политику, эстраду, шутки с солью,
Во что разум как мертвец уже зарыт…
Не в силах насладиться здесь покоем,
Он уже готов сбежать на Крит
И с Минотавром стать мифическим героем
Или с Орфеем снизойти в Аид…
Дабы добыть из мрака Эвридику,
Девчонка песенкой вдруг захлебнулась дико
И вся от вожделения кипит,
И Цикенбаум занырнул в нее вновь лихо…
И уже забыл про остров Крит,
И только стонет жалобно и тихо,
Кропотливо изучая в страсти стыд,
Профессор входит в лоно как Орфей в Аид,
Девчонка чудно дышит Эвридикой,
Вот так Любовь изничтожает быт…
Сидоров искал в Оке лобзания
Сидоров искал в Оке лобзания
Девы юной под хмельком,
Взлетали волны вместо одеяния
И берег радовал веселым огоньком…
Цикенбаум у костра носился с девами,
Амулетов песни грустно пел
И только я один боролся с нервами,
Боясь растаять в бездне пылких тел…
И как на грех, меня свалила в мрак девчонка,
Окутав океаном страстных брызг
И за кустами щекотала тонко,
По звездам прыгал мой безумный визг…
Вот так я ощутил пожар мгновений
И долго таял с ней в загадочной тени,
Где другие сладострастные виденья
Обретали контур сказочной страны…
Ужасная пора Цикенбаума
У Цикенбаума ужасная пора,
Все девы словно сговорившись, соблазняют,
Летят в аудиторию с утра
И страстно дышат увлеченной стаей…
Профессор уже еле говорит,
И что сам он говорит, – не понимает,
Сердце его бешено стучит,
Взор, скользя по девам, полыхает…
Он падает на деву впохыхах,
Ноги не выдерживают тело,
И его карьеры чуя крах,
Девы раскрывают лона смело…
Дверь в аудиторию закрыта,
Сдают студентки яростный семестр,
Через профессора летят как через сито,
Углубляя им безумье нежных мест…
Уборщица, имея ключик свой,
В аудиторию зашла и обомлела, —
Профессор распластался как герой
И стая дев над ним порхает озверело…
С тех пор эта уборщица нема,
Не может говорить, но пишет бойко,
Цикенбауму шлет часто письмена, —
«Профессор уложите меня в койку!»
Сидоров примчался с девой к древу
Сидоров примчался с девой к древу,
Они вдвоем сидели у Оки,
Пили водку и вздыхали в небо,
И нежили друг друга от тоски…
Дождь прошел, они промокли,
Но вдвоем им было хорошо,
Об этом извещали ночью вопли,
Тела сплавлялись в сладостный ожог…
Душа плыла над спящею Окою,
Их тени в лодке отплывали вдаль,
Рассвет касался доброю рукою
Их слез рисующих безумную печаль…
Раскрылось древо нежным лоном
И дева тут же небо обняла,
И Сидоров немножечко влюбленный
Рассмеялся в ощущении тепла…
Со смехом расстелилось в звездах чудо,
Вокруг листвою зашептала твердь,
И дева чуя глас от уда,
Осознала, как бессильна Смерть…
Усталость Цикенбаума
Цикенбаум от жизни устал
И пил водку один у Оки,
Тут же дева лежала в кустах,
Умирая от страшной тоски…
Был профессор задумчив и нем,
В реке видел судьбы темный путь,
Много разных таинственных тем
В нем пытались мысль развернуть…
Только дева разделась мгновенно
И профессора в суть увлекла,
И с ним падая в нежное сено,
Окружила морем тепла…
И рыдал в этот миг Цикенбаум,
И лилась благолонная кровь,
Так весь разум его растрепала
Сотворившая с ним же любовь…
Цикенбаум пел, а Мухотренькин