Анатолий Тосс - Женщина с мужчиной и снова с женщиной
Вот я и пригнулся, и присел на кресельный подлокотничек, на второй, на свободный. Девушка окинула меня неудивленным взглядом, видимо, она была привычна и к подсаживающимся незнакомцам, и к их импровизациям. Ее глаза были широко открыты, будто хотели задать какой-то мучивший ее вопрос, рассеять сомнения. А еще она улыбалась… В общем, выглядела она вполне кокетливо.
Я пригнулся к ней еще ниже, чтобы нас ничего не разделяло, чтобы остаться с ней наедине посреди этой шумной и людной комнаты.
– Я тут, кстати, факиром работаю, – начал я с импровизации. – Мое сценическое имя Амадеус Модельянович Розовсконтти. Хотите, я вам свое искусство продемонстрирую?
– Какое искусство? – спросила она, и улыбка ее засветилась еще ярче.
– Могу с фокуса начать, – предложил я.
– С какого фокуса? – повторила она вопрос.
– А вот сейчас увидите, – сказал я, лихорадочно подбирая на ходу правильный фокус. Потому что при наличии неподалеку Инфанта фокусов было хоть отбавляй. Он одним своим нечесаным печальным видом уже гарантировал и фокус, и всю остальную белую магию. А если покопаться в нем поглубже – то и черную.
– Итак, приготовьтесь, – предупредил я, сигналя Илюхе, чтобы он выпускал из загона и гнал на нас тренированного на фокусы Инфанта.
– Я готова, – доверилась мне девушка.
– Трах… – начал я первой строчкой фокуса. – Барабах… – осел я плотнее собственным весом на деревянный подлокотник. – Карабах… – склонился я к девушке, к самому ее ушку. – Бах!!! – закончил я троекратным восклицанием.
И как ни странно, фокус свершился.
«Трах… Барабах… Карабах… Бах!!!» – отдалось мощно отовсюду.
А потом эхом в ушах: «Бах, карабах, трах…»
И мы с девушкой полетели…
Но летели мы хоть совместно, но недолго и скоро, слишком скоро внезапно приземлились.
А потом оказалось, что я лежу на ней, придавливая ее собою, как недавно придавливал подлокотник кресла, на нас падают какие-то тяжелые куски и я ее прикрываю своим собственным телом. А треск все еще не окончился, он все еще трещит повсюду и подламывается.
– Что вы сказали? – спрашивает девушка из-под меня. А глаза ее всего лишь в сантиметрах.
– Бах, барабах, – напомнил я ей губами прямо в ее губы, но тут что-то плотное рухнуло на нас и придавило.
Я хотел, чтобы она еще что-то спросила, чтобы я мог ей еще раз ответить в самые ее губы. Я хотел продлить прекрасное мгновение до бесконечности, но тут она вильнула подо мной своим приятным, упругим телом… а потом вильнула еще раз… Ну, а я знал по опыту, что такое виляние означает. В данном случае оно означало, что пора выбираться из завала.
А когда мы выкарабкались, оказалось, что кресло, внутри которого еще недавно сидела девушка, а на подлокотнике примостился было я, как бы и не существует больше. А вместо него груда поверженного, разобранного по многим мелким частям заготовок – из дерева, поролона, железа.
– Так чего ты сказал? – переспросила девушка уже стоя, тут же переходя на «ты» от недавней нашей напольной близости.
– Сказал, чтобы трах, тарабах, – признался я. – Вот кресло и рухнуло вдребезги. Это фокус такой, я же обещал. Да ты полюбуйся, как именно оно рухнуло! Получи удовольствие! У него же не просто отдельная ножка отломилась, нет. Оно вдребезги распалось, как древняя Римская империя, на много, теперь уже не связанных между собой, кусочков.Мы постояли, посмотрели на кресло, покачали головами.
– А интересная, надо сказать, конструкция у него была, – оценил я бывшее кресло. – Сложная, изобретательная. Надо же, как дизайнерская мысль далеко продвинулась в области мягкой мебели. Из такого количества несвязных кусочков единое кресло собрать. Надо же!
– Ты чего, и вправду факир? – посмотрела на меня девушка с любопытством, а потом зашлась очаровательным заливистым смехом. – А я думала, ты прикалываешься, ну так, чтоб познакомиться только.
– Ага, факир, типа старика Хоттабыча, – подтвердил я. – А кресло я с собой приволок, реквизит факирский такой, знаешь? Как на него сядешь, скажешь «трах, барабах…», так оно и разваливается по кусочкам. А ты сам в результате оказываешься лежащим на девушке. Хотя можно, конечно, чтобы девушка на тебе. Но это смотря на какой подлокотник сядешь.
– Во, прикольно, – снова засмеялась моя новая знакомая, не сдерживая радости. – И ты сам прикольный, – оценила она меня сквозь смех. И тут же подтвердила своей подошедшей на треск подруге: – Мань, он действительно жутко прикольный.
Но Маня только плеснула из своих глубоких глаз горсткой раскаленных, медленно тлеющих угольев. И ничего не сказала.
А тут раздался скрип поворачиваемого замка двери, ведущей в спальню, и на пороге появился Лондырев. Вид у него был, как у инопланетного пришельца, только что слезшего со своего космического корабля и пытающегося разобраться в нашей земной жизни. То есть потусторонний был у него вид, не въезжающий в наши будничные обстоятельства.
– А… что… случилось что-нибудь? – двинулся Лондырев на недавний треск и интеллигентным движением пальца левой руки поправил интеллигентные очки на интеллигентном лице. Он только левой рукой и мог поправить, потому что правой заметно поддерживал брюки на не остывшей еще талии.
Мы с девушкой одновременно развели руками, так как получалось, что мы являлись соучастниками этого кресельного развала. Что было, если разобраться, совсем неплохо, потому что обычно соучастие сближает людей. А именно сближение с ней и входило в мои недалекие планы.
– Да… – сказал задумчиво Лондырев, который, похоже, в груде мусора все же узнал свое бывшее кресло. В конце концов, он на нем тоже когда-то сидел. Потом он снова подтянул штаны и снова задумчиво промолвил: – Да…
Но тут его вежливо тронули за рукав, и он обернулся.
– Послушай, Лондыридзе, – мягко произнес Илюха. – Всякое бывает, ты не принимай близко.
– Да, да, – закивал Лондырев, которого, видимо, в данный момент кресло особенно не взволновало. Вот оставленная девушка в спальне его взволновала, и он менять ее на кресло не хотел. Тем более на то, что от кресла осталось.
Я чувствовал, что мне тоже надо как-то его подбодрить. Н у, насколько я мог. И я подбодрил:
– Лондыряну… – обратился я к хозяину Мише, который, как и вчера хозяйка Зоя, меня к себе совершенно не приглашал. – Старикашка… – выигрывал я время, подбирая для него еще один экспромт. И подобрал, но теперь уже заготовленный и успешно проверенный на других. – Разбившееся кресло, оно, если разобраться, как посуда. Это ж на счастье! На долгое твое счастье с новой твоей девушкой, которая сейчас в спальне простаивает, кстати, одиноко и вхолостую.
На этих моих словах Лондырев нервно поправил интеллигентские свои очки, что означало, что он о девушке помнит и переживает за ее незапланированное одиночество.
– А вот когда свадьбу сыграем, – добавил я жару, – тогда и всю мебельную стенку можно будет на мелкие осколки разнести. Тоже для счастья. Ты только меня позови, я…
Но тут я ощутил на себе Илюхин строгий взгляд, который просто кричал, умолял, требовал: «Заткнись, а?!.»
– Ой, не могу, он говорит, что кресло развалил на счастье, – снова зашлась смехом соучаствующая мне девушка. – Вот это счастье, всем бы, блин, такое. Ты и вправду такой прикольный или только прикидываешься?
– Ну да, бывает… Что тут поделаешь, – согласился Лондырев и интеллигентными движениями поправил одновременно и брюки на талии, и очки на переносице. – Ну, так я пошел, – решил он наконец и двинулся ватным, как в забытьи, шагом в смежную спальню.
На пороге он, правда, приостановился как бы в секундной нерешительности, но, пересилив ее, шагнул внутрь. И дверь замкнулась за ним.
– Ну, ты тайфун, – потрепала меня по плечу Жека, которая ради меня даже забыла своего чувака с мужественной бородкой. – Ты просто торнадо, ты – океанское цунами, – выдавала она восторженно, вглядываясь в меня как будто в первый раз и как будто не веря. – Ты – итальянский вулкан Везувий. Просто-напросто «девятый вал» с картины Айвазяна. Здорово ты все сметаешь на своем пути.
Я опустил голову, мне правда было неловко.
– Ты, лапуля, – добавил свое Инфант, – должен в контакт входить только с железобетонными конструкциями. А приседать только на дополнительно укрепленные поверхности. Которые армейскими спецчастями проверены с ихней тяжелой бронетанковой техникой. Я вообще не понимаю, как тебя девушки на себе иногда выносят, не разламываются? Или бывали все-таки несчастные случаи? Кстати, кто такой этот китаец Зяйзязян?
У меня даже плечи опустились. Потому что получалось, что и Инфант был прав.
– Да, стариканище, – подвел общую черту Илюха, – могуч ты, это факт. Похоже, заколдовали тебя, как принца из «Аленького цветочка». Вон в тебя уже второй день как демон разрушительства вселился: вчера инкрустированный столик с паркетом, потом сервант с хрусталем. Про последующие за ними человеческие жертвы я уже не говорю. Похоже, так и не отпустило тебя, старикашка, похоже, на сегодня перекинулось. Ты бы поосторожней все же – силы в тебе, видать, немерено, так ты старайся ее укротить по возможности.
