Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга первая. Лидер
Кристина, конечно же, не стала сильно протестовать. Да и вообще никак протестовать не стала. А только-только нашла в себе силы удержаться и не завизжать от радости. А папа ушел окрыленный. Давно он не чувствовал себя так хорошо – он словно сбросил с плеч десяток лет, распрямился, и даже его личный водитель сразу заметил в нем произошедшую перемену. И сделал комплимент. На что папа был весьма доволен.
Конечно, можно пространно живописать, что же еще произошло тем вечером: как из штаба вернулась Мария Харитоновна, как она десять минут бегала по квартире в попытке разнюхать и что-то прояснить для себя, но так ничего толком и не обнаружила. И только подозрительно рассматривая довольное, как круглая полная луна, лицо Кристины, пришла к выводу, что ее сына, похоже, сегодня взяли в оборот. Она даже принялась звонить ему домой, но получила отворот-поворот и страшно разозлилась. Бабушка и папа долго кричали друг на друга в телефон, но потом в итоге почти успокоились, бабушка вытащила из серванта початую заветную бутылочку и хрустальную стопочку, достала из холодильника остатки сыра и багета и как следует напилась сама с собой. А Андрейка просто спал.
Наутро по квартире все бегали, как ошпаренные. Назавтра был день выборов, и сейчас – хоть по всей стране и был объявлен «день тишины» – в партийных штабах работа кипела, как у мартеновских печей в тридцатые годы. И, кроме того, бабушка разбудила Кристину пораньше, велела ей одеваться и следовать за ней. Иван Иванович распорядился доставить Кристину на Красную Пресню, где она должна была начать входить в курс дела.
Впервые за последние несколько недель Андрейка остался дома один. Он недоуменно бродил по квартире, пытаясь осмыслить, что же произошло, и может ли он опять спокойно читать в своей комнате. Повсюду была раскидана незамысловатая одежда Кристины – и даже кое-что лежало на кроватке Андрейки, брошенное впопыхах и в горячке сборов – так что ему пришлось для начала собрать все эти вещи в одну кучу и свалить их на тахту Кристины. Постепенно шаг за шагом Андрейка учился отстаивать свое личное пространство. И появление в доме няни послужило для этого хорошим катализатором.
Андрейка вдруг совершенно ясно и отчетливо понял, что даже если никого не трогать и ничего не делать, это вовсе не означает, что в один не очень прекрасный момент рядом с тобой не появится человек, который сочтет, что имеет все права причинять тебе неудобства. А коль скоро он появился, то нужно уметь поставить его и себя в такие рамки, чтобы тебе было наиболее комфортно.
Что сказать – мысль была неизбитой, а самое главное, вполне осознанной, так что, мы с удовольствием имеем право констатировать, что Андрейка сделал еще один шаг на пути к самостоятельной взрослой жизни. В общем, он решил напомнить Кристине о ее правах и обязанностях, и кто в этом доме хозяин. И от предвкушения будущих баталий с превосходящим его по возрасту противником яростно сжимал кулачки, сурово хмурил брови и играл желваками на худеньком мальчишечьем лице. В общем, готовился.
Это была суббота. День, безусловно, такой же хороший (особенно, с утра), как и вечер пятницы. И, может быть, вновь обретенное одиночество, а, может, разлитое в воздухе напряжение перед выборами – какое, к слову сказать, все дети очень хорошо чувствуют (и не только перед выборами, но, например, и перед Новым Годом или Восьмым Мартом) – помогло Андрейке ощутить себя на просто маленьким мальчиком, а человеком с большой буквы, который тоже имеет право. А, может, просто подошел возраст. Тут мы ничего определенного утверждать не смеем.
Итак, Андрейка свалил все Кристинино барахло ей на тахту. И, заняв свое излюбленное место у себя в комнате, стал дочитывать очередной приключенческий роман. Но, странное дело, через некоторое время (а он все еще находился в состоянии серьезного возбуждения от предстоящей эпической битвы с Кристиной за жизненное пространство) он обратил внимание, что его все больше и больше интересуют моменты проявления в романе девочек, девушек или просто дам, и кое-какие подробности их взаимоотношений с мальчиками, юношами или просто взрослыми кавалерами.
Это было так ново и так неожиданно, что Андрейка долго не мог понять, что же привлекает его внимание – ведь до сего момента существование вокруг девочек, девушек и просто дам его никоим образом не волновало. Но мы-то знаем – что с ним творилось, поскольку сами взрослые, и многое уже понимаем. Кстати, забегая вперед, скажем, что в тот день Андрейка так и не разобрался, что с ним произошло, а вскоре и совсем забыл об этом моменте пробуждения в нем не мальчика, но будущего мужчины.
Суббота, стоявшая тогда на дворе, была по всем критериям особенной. По крайней мере, для семьи Капитоновых. И даже для Христинки Ноги, которая, конечно, имела пока к ней весьма опосредованное отношение. Эта суббота была знаменательной – она, словно красная черта, подводила итоги. Для бабушки и дедушки, для папы Ивана Ивановича, для его сына Андрейки, который, сам того не понимания, вступил в новую пору своего созревания, для Кристины, в конце концов, коли уж она появилась в нашем жизнеописании. И, кажется, все они это прекрасно понимали или чувствовали – но только каждый по-своему.
А вечером все собрались за праздничным столом на все той же кухне – и даже папа, который впервые за много месяцев приехал не в костюме, а в обыкновенных джинсах, свитере и куртке на пуху. Так он казался гораздо моложе, весь вечер заразительно смеялся, травил анекдоты и байки, в общем, был настоящей душой компании, в чем, конечно, была заслуга Кристины, которая тоже вместе с папой весь вечер смеялась, веселилась и даже пела со странным, так и не ставшим привычным уху Андрейки заунывным акцентом.
Воскресенье выдалось очень тихим и каким-то необыкновенно радостным. По крайней мере, Андрейке так казалось. Ему вчера так толком и не удалось повоевать с Кристиной, а сегодня почему-то и не хотелось. В квартире царило умиротворение. Когда он проснулся, рядом никого не было. На плите стояла дежурная кастрюля с еще почти теплой кашей, в холодильнике – сыр, масло, а на столе – круглая булка хлеба с броским названием: «Московский полубоярский». Андрейка, не спеша, позавтракал, уткнувшись носом в книжные страницы, и вдруг, неожиданно поймал себя на мысли, что ему хочется пойти покататься с горки. Он рассеянно смотрел на книгу перед собой и не знал, что с ней делать. Потом неуверенно закрыл ее, проверил, есть ли у него ключи от входной двери, оделся и вышел на улицу.
Ярко светило солнце, возле дома чувствовалось оживление. Было десять часов утра. Народ целыми семьями (взрослые плюс по одному-двое-трое детей) целенаправленно двигался по направлению к Андрейкиной школе, в которой был открыт избирательный участок номер шестьсот шестьдесят шесть по городу Москва. Первым делом Андрейка заглянул к деду в «ракушку». Странно – но того на месте не оказалось. Как потом узнал Андрейка, сегодня дедушка исполнял важное партийное поручение – он возглавлял группу наблюдателей на нескольких избирательных участках и зорким соколом высматривал возможные подтасовки, нарушения и несуразности, которыми, как известно, всегда славилась отечественная избирательная система. Но мимо дедушки и мышь не могла проскочить незамеченной, и поэтому за исход выборов на вверенном ему театре боевых действий можно было не опасаться.
Андрейка поискал глазами ближайшую горку, не нашел и, вспомнив, что на территории школы есть такая – совсем недавно залитая – решил, что там ему как раз сегодня и место. Теперь нужно было найти картонку или фанерку, чтобы быстрее скользить. Тут-то дедушкино мебельное производство оказалось весьма кстати. Неподалеку от его «ракушки» стояли мусорные баки, в которые он постоянно понемногу сгружал отходы древо-пилообрабатывающей промышленности, и где можно было в любой момент разжиться необходимым транспортом для скатывания с ледяных гор. Иногда даже здесь оказывались куски линолеума! В общем, вскоре Андрейка вместе со стойкой неорганизованных, таких же, как и он сам, малышей, катился вниз, пинал ногами всех, кто подвернется, сам получал в ответ тычки и удары, визжал и размахивал руками. Ему было хорошо, и время летело быстро и незаметно.
Горка была обустроена таким образом, что с нее открывался прекрасный вид на центральный вход в школу (а ныне избирательный участок номер шестьсот шестьдесят шесть). И Андрейка видел, как туда стекался трудовой и не очень, просто и совсем непросто одетый, и иногда с песнями и плясками народ – в единственном числе и во множественном, и даже целыми небольшими мобильными соединениями. Шли бабушки и дедушки, мужчины и дамы средних лет, почти совсем юные барышни с кавалерами – в общем, социально активная общественность, которая спешила волеизъявлением повлиять на дальнейшую судьбу страны. И особенно ему запомнилась, как одна старушка вела за руку внучку (скорее всего, внучку), а та несла ярко-красный наполненный гелием воздушный шарик, на котором еще более красными буквами было написано: «Все – в окопы!» и еще внизу: «Вся власть – учредительному собранию!».
