Александр Староверов - Баблия. Книга о бабле и Боге
– Понимаю, самой интересно. Ну давай разбираться. Только вместе давай. Договорились?
Алик кивнул. В горле у него пересохло. Сейчас, сейчас узнает. Сейчас все смысл приобретет. Сейчас…
– На мой взгляд, существует три варианта объяснения, произошедшего с нами. Начинай, я продолжу…
– Я сошел с ума. Ты и Либеркиберия бред моего больного сознания.
– Это раз, – сказала Ая и разогнула палец на руке.
– Я не сомневался, что так и есть. До сегодняшнего дня не сомневался.
– А сегодня что стряслось?
– Сегодня я тебя встретил. Здесь, в Москве, на Патриарших. Это невероятно, невозможно. Но это факт. Мы сидим и разговариваем.
– Не факт, галлюцинации причудливы. Подумаешь, пруды. Могли бы и на Луне болтать, если галлюцинация.
– Но парень тебя трогал. Сказал, что ты настоящая…
– Тоже показалось.
– Ну, не знаю…
– Ладно, не буду тебя мучить. В своем существовании я уверена на сто процентов. Значит, вариант с шизофренией отпадает. Остается еще два. Есть идеи?
В горло как будто песок сухой набился. Язык не желал слушаться Алика. То, что предстояло произнести, то, о чем он думал с тех пор, как увидел Аю за скамейкой на Патриарших… Этого не могло быть. Не могло. Никогда. Он сделал усилие, язык отлип от нёба. Выговорил.
– Есть. Идеи есть.
– Давай, – подбодрила его Ая.
– Ты бог. Истинный. Единый и единственный. Ты играла со мной с самого начала. Голоса, Либеркиберия, наша встреча, проблемы в конторе и с семьей. Все задумано тобою. Показать ты мне что-то хотела. Вывести куда-то. Но я, тупой, не понял. Прости меня, пожалуйста, Господи.
На глазах снова выступили слезы. «Неужели, – думал. – Неужели это он… она. Чем я заслужил? Кто я такой? Не счесть людей на земле. Есть святые, есть грешники. А я самый обычный, среднестатистический. Верчусь в меру сил. Добываю пропитание, как могу. За что? Если, правда, если…»
– Это два, – спокойно сказала Ая и разогнула второй палец.
– Как это два? – прошептал, пораженный ее будничным тоном Алик. – Просто два? И все?! Умоляю, не мучай меня. Скажи. Умоляю, Господи!
– Не торопись. Чего ты кипятишься? Мы просто рассуждаем. Да, просто два. Есть такой вариант. Признаю. Но есть еще один как минимум. Например, истинный бог не я, а ты. И это ты мне показать что-то хотел.
– Но я не бог! – закричал он. – Не бог я. Я обычный парень. Самый обычный!
– Ну, во-первых, не ври. Не обычный, раз я тебя полюбила. Во-вторых, а мне откуда знать, бог ты или не бог? Может, ты сумасшедший бог? Устал от ответственности, сошел с ума. Себя забыл. На меня решил все свалить. Чем не вариант?
– Господи, пожалей, – простонал Алик.
– Ну точно, шизофреник. Я с ним как с разумным существом, а он в припадке бьется. Хорошо. Давай серьезно. Ты не бог, верю тебе. Но кто тебе сказал, что бог я? Не буду утверждать, что я самая обыкновенная. Скромностью излишней, в отличие от тебя, не страдаю. Ая уникальная, единственная, красивая, хорошая вся такая. Но чтобы бог? Вряд ли.
– А кто же тогда бог? – глуповато спросил Алик.
– Вот, ключевой вопрос. В самую точку. Детективы любишь?
– Не очень.
– А я люблю. Если в закрытой комнате труп и два живых человека, но никто из живых не убивал, тогда что?
– Самоубийство? – догадался он. – Но я все равно не понимаю…
– А говоришь обыкновенный. Мне даже мысль такая в голову не пришла. Если самоубийство, зачем детектив писать? Нет, не самоубийство. Тогда третьего надо искать, – сказала Ая.
– Но как третий пробрался к ним? Комната ведь заперта.
– А он и есть комната. Понимаешь? – пояснила Ая.
Алик ничего не ответил. Лицо скривил, застонал, руки царапать начал. Ая, не давая ему скатиться в очередной приступ, продолжила:
– Нам обоим показать что-то хотели, обоих куда-то вывести. Бог экономит силы. Дуплетом, как в бильярде. Одним махом семерых убивахом. Да не переживай ты так. Я же люблю тебя. Не рви душу. Это гормоны, всего лишь гормоны. Обыкновенные гендерные различия. Вот я не переживаю ничуть. Потому что баба. Сложилось – значит, судьба такая. Сколько раз видела, останется женщина одна с тремя детьми на руках. И ничего, пашет, как лошадь, на пяти работах. Детей на ноги поднимает и не жалуется. А мужик, малейшая неприятность – и сразу: за что? почему? в чем смысл? Мне без разницы, кто на меня эту ношу повесил – ты, бог, я сама. Не имеет значения. На мне два мира, и я буду их тянуть, раз так уж вышло.
Алик перестал корчиться. Смирился почти. Выше головы не прыгнешь, и так высоко поднялся. Вот перед ним существо, которое рулит на Земле всем. Действительно всем, он по себе знает, как это происходит. Он видит ее, он ее любит. А кто ее создал, главный она бог или не главный. Так ли это важно? Он почти смирился, но заорал вдруг истерично:
– Ты врешь! Врешь! Ты знаешь, что ты бог. Не ври мне. Не смей мне врать!
Он схватил ее за плечи и начал трясти. Голова болталась туда-сюда, медные волосы растрепались и обдавали его ветром. Она улыбалась, прикрыла свои удивительные изумрудные глаза и улыбалась маленьким вытянутым ртом золотой рыбки.
– Скажи! Скажи, сука! Ты мне должна сказать! Ты скажешь! Не молчи, скажи!!!
Ая замерла, он попытался ее толкнуть, но не смог. Как будто дом многоэтажный толкал. Не сдвинулась ни на миллиметр. Перестав улыбаться, но так и не открыв глаз, она холодно произнесла:
– Пятьдесят на пятьдесят. Или я, или не я. Миром правит вероятность. Кинь монетку.
– Монетку? – ошеломленно повторил Алик. – Монетку кинуть?!
Он задохнулся и уткнулся лицом в ее колени.
– Мооонеееткууу, – завыл. – Я не хо-чу мооонеееткууу. Я лю-блю те-бя. Не хооочууу!!!
– Ну хватит, любимый. – Ая открыла глаза, и две теплые зеленые искры упали ему на голову. Согрели, высушили слезы. – Прекрати, пожалуйста. Я сама не знаю. Честно. Да даже если бы знала, не сказала никогда.
– Почему, Аечка? – спросил он, целуя его руки. – Нет, не говори, не надо. Я понял. Я все понял.
– Ничего ты не понял, дурачок. Если бы понял, другой вопрос бы задал. Бедный, глупый Алик. Я тебе тысячи раз говорила: сам, сам. Ты должен дойти до всего сам. А ты? Глупый гений, самоуверенный трус. Все бежишь, прячешься. От себя не спрячешься, любимый. Даже я не смогу тебе в этом помочь.
Он поднял голову с ее таких родных, родней чем у мамы, коленей. Он хотел сказать ей, что любит, что жить без нее не может, поцеловать ее хотел. Но в последний момент он заметил на ее лице ожидание. И ждала она явно не поцелуев.
– Я понял, я правда понял, – прошептал он.
– Тогда скажи.
Он несколько раз открывал рот, набирал воздух в легкие, сказать хотел, но постоянно передумывал, менял вертящиеся на языке фразы. Закрывал рот, снова открывал. Выдыхал набранный воздух. Наконец он решился и, медленно произнося слова, спросил:
– Зачем ты здесь появилась, Ая?
– Вот! Вот, любимый! – Она подпрыгнула даже от радости. – Я верила, я знала. Ты не мог не понять. Ты – любовь моя. Я не могла в тебе ошибиться. Молодец, умница. Ура! Я не дура, я не дура! Аллилуйя!
Она скакала вокруг него, кидалась ему на шею, трепала за щеки, снова скакала. А он стоял обалдевший, любовался ею, такой красивой, настоящей: и не понимал, чем вызвано ее счастье. А потом понял. Сказал тихо:
– Я запутался, да?
– Да уж, запутался. Я думала, не распутаешься. Поэтому и появилась. Свои собственные законы нарушила. Трудно мне свои законы нарушать. Энергии много уходит. Ну там голос, куст неопалимый, еще куда ни шло. Но ты же у нас практик, материалист почти что. Пришлось. Пошло, конечно, прозвучит, но я раньше только одному человеку вот так являлась. Миша его звали, а может, Маша, а может, и Моша. Не помню, много времени прошло. Тоже чудак вроде тебя был, все метался между внутренним зовом и славой мирской. Так что ты у меня второй от сотворения мира. – Ая помолчала немного, а потом вдруг запела противным хриплым голосом: – «Все мы, бабы, стервы, милый, бог с тобой. Каждый, кто не первый, тот у нас второй!» Фу, гадость! – Ее передернуло от отвращения. – Но это тебе за молитву твою. Я как услышала, так чуть с седьмого неба не грохнулась. Ты что, реально думал, что все твои приключения, мир, тобою сотворенный, наша встреча – все только для того, чтобы ты дом на Рублевке купил и квартиру в Лондоне? Чтобы семь миллионов смешных зеленых бумажек заграбастать? Ты так думал, да?
– Да, я так думал, – еле слышно, дымясь от стыда, как потухшая головешка, сказал Алик.
Ая согнулась пополам, схватилась за живот и захохотала.
– Ой, не могу. Ха-ха… Прости, не могу. Какой же ты все-таки забавный. Ха-ха-ха… Первый заместитель самого Леонида Михайловича Карповича! – сквозь слезы стонала она. – Самого! Ха-ха-ха… Куда там бог? К чему Вселенная? Когда первый заместитель самого Леонида Михайловича. Держите меня, сейчас лопну от смеха вместе с Землей и Либеркиберией. Ха-ха… Прости, любимый, не могу…
Она повалилась на скамейку, задрыгала ножками, смеялась и плакала, подхрюкивала даже иногда. Через пару минут успокаиваться начала постепенно. Не сразу, прыскала еще смехом, вытирала слезы на зеленых глазах. Успокоилась наконец.