Александр Филиппов - Аномальная зона
– А люди?
– Люди? – горько усмехнулся старец. – Ваш брат, хм-м, не пропал. Те, что уцелели, закутались в шкуры и вполне адаптировались в суровых условиях, сражаясь с дикими зверями и добывая себе пропитание охотой и истреблением животного мира. Тем более что от нас люди получили умение добывать огонь, усовершенствованные орудия труда, умение отыскивать руду и плавить металл… Впрочем, в последнем человечество на той стадии развития не слишком-то преуспело. И много тысячелетий мы, меряне, снабжали ваших предков из горных выработок медью, железом, наконечниками для стрел и копий, мечами и доспехами. По сию пору сохранили вы легенды о гномах – кузнецах и рудознатцах, владельцах несметных сокровищ…
– Выходит, гномы – это вы? – поднял в изумлении брови Фролов. – А я, грешным делом, считал, что это сказочные персонажи!
– Не более сказочные, чем ваши египтяне или шумеры, – ворчливо возразил старец. —И лепреконы, шотландские пикты, российская чудь белоглазая, лешие да домовые – это тоже мы.
Капитан вспомнил своего недавнего приятеля-уфолога:
– А снежный человек – тоже из вашей братии?
– Из вашей! – отрезал старец.
Милиционер поёрзал на кресле. Он с тревогой ощущал, что с ним творится что-то не то. Словоохотливый собеседник стал видеться вдруг нечётко, словно через туманную мглу. Окружающая обстановка в кабинете тоже дрожала зыбко, перетекала, как марево, контуры мебели – стол, книжные шкафы – искривлялись, а временами совсем исчезали за белой пеленой – так пропадает изображение на экране телевизора в случае нечёткого сигнала.
Фролов потёр виски, затылок, нащупал здоровенную шишку на темени.
«Вот ведь хрень! – соображал он озабоченно. – Видать, повредил что-то в кумполе…»
– Послушайте, папаша, – начал было он, но в этот миг ровный зелёный свет погас. Оказавшись в полной темноте, капитан вскочил, невольно принял боевую стойку, сжав кулаки, предупредил грозно: – Не балуй, старичок. Не на того нарвался. Я из тебя в случае чего всю душу вытрясу…
Но ответом ему была тишина. А потом Фролов услышал плач – тонкий, детский будто, с жалобными вздохами и всхлипами.
– Не могу больше… силы не те, – донеслось до милиционера. – Сдаюсь, служивый, на твою милость…
Привыкнув глазами к темноте, капитан увидел, что в обстановке кабинета и в облике старца произошли разительные перемены.
– Ух ты… – выдохнул изумлённо, крутя головой, Фролов.
6
Он взирал обескураженно на неровные, в острых выступах стены пещеры, на пол, усыпанный щебнем и хрустящими под ногами золой, мелкими косточками каких-то животных. Словно наваждение, исчезли мраморные изразцы, стол и кресла превратились в обломки скалы, а освещалась скудно эта мрачная картина мерцающими по углам гнилушками.
А прямо напротив милиционера на большом чёрном камне восседало полуголое, абсолютно лысое, с мертвенно-бледной кожей, завёрнутое в лохмотья существо, лишь отдалённо напоминающее благообразного старца, с которым беседовал только что. Ростом с шестилетнего ребёнка, существо походило на вставшую на задние лапки ящерку. Смотрящие пристально на капитана глаза были непропорционально велики и не блёкло-голубые, как виделось ранее, а жёлтыми, горящими во тьме, будто кошачьи, нос крючком. Руки длинные, с кривыми когтистыми пальцами.
– Господи, что за чертовщина? – воскликнул Фролов.
– Увы, грустная реальность, мой друг, – скрипучим голосом изрекло существо. Так, наверное, заговорила бы, если б смогла, крыса. – Прошу простить меня за маленькое представление, сеанс гипноза, устроенный давеча от скуки и однообразия моего подземного бытия.
– А где… всё?? – не понимая, в растерянности обвёл руками вокруг милиционер.
– Я же говорю – гипноз, – по-совиному хлопнув жёлтыми глазами, ответило существо и поскребло когтистым пальцем лысый череп, покрытый струпьями грязи. – Признаюсь, проявил слабость. Захотел… как это по-русски… пустить пыль в глаза, предстать перед незнакомцем… мнэ-э… в наилучшем свете. Вполне, между нами говоря, нормальное с точки зрения человека, желание. Вы же тоже квартирку перед приходом гостей прибираете, хотя живёте в обычных обстоятельствах как свиньи…
– Ну-ну! – прикрикнул Фролов. – Говори, да не заговаривайся, образина страхолюдная!
– Да уж, чего-чего, а ужас в сердцах людей вызывать мы умеем, – самодовольно оскалила редкие клыки страхолюдина. – Я же объяснял про врождённые телепатические способности мерян! Но… я уже стар и не могу долго контролировать чужое сознание. Поэтому отпустил твой разум, и ты увидел всё в истинном свете.
Внезапно капитан вспомнил, что старец потчевал его чем-то безумно вкусным, и с омерзением вскричал:
– Чем же ты меня на самом деле кормил, сволочь?!
Существо прикрыло глаза, оставив две жёлтые, как ущербная луна, щели:
– Тебе лучше не знать, любезный… Впрочем, уверяю, что это была вполне безопасная, здоровая и экологически чиста пища. Без разных там гормонов, антибиотиков, пестицидов.
– Тьфу! – в сердцах сплюнул Фролов и брезгливо передёрнулся. – Бр-р-р!
– У каждого свои вкусы, – резонно заметил подземный житель. – Китайцы едят собак и кошек, а французам это кажется отвратительным… В то же время сами французы употребляют в пищу лягушек. Пигмеи в дебрях Амазонки поедают червей и жуков. В прежние времена врачи, чтобы поставить правильный диагноз больному, пробовали на вкус его мочу, гнойное отделяемое из раны…
– Ты заткнёшься, а? – прошипел, сдерживая тошноту, Фролов.
– Вот-вот… Опять у тебя, путник, как у типичного представителя своего племени, эмоциональное начало берёт верх над рациональным мышлением. Гной – это все лишь миллионы погибших в сражении с болезнетворными микробами лейкоцитов…
Капитан стал шарить по земле в поисках увесистого камня.
– Хорошо, хорошо, – торопливо согласилось существо. – Мы отклонились от темы. Скажу откровенно, путник. Мне импонирует твоё бескорыстие. Ты, например, не бросился, как сделало бы большинство людей на твоём месте, набивать драгоценными камнями свои карманы. Хотя в ларцах на самом деле находились лишь жалкие осколки гранита. Да и ларцов никаких, между нами говоря, не существует.
– А женщины? – вспомнил милиционер. – Они мне что, тоже привиделись?
– Мои жена и дочь, – кротко пояснило существо. – Но вряд ли они заинтересуют тебя с точки зрения… э-э… сексуальных партнеров. Я уже говорил, что мы, потомки мерян, живём очень долго. Мне шестьсот лет, жене – пятьсот пятьдесят, дочери – четыреста двадцать. Расплатой за долгожительство стало бесплодие. Дети рождаются лишь у одной пары из тридцати. Нам с женой повезло. Но вот для моей дочери найти жениха – большая проблема. Мы – вымирающий вид. И это тоже грустная реальность подземного бытия.
– Так, значит, других подземных жителей в округе нет?
– На многие тысячи километров вокруг мы – последние представители древнего вида, – пригорюнилось существо. – Реликты, можно сказать. Наши соплеменники есть на Кольском полуострове, в Скандинавии, в Северной Америке… Но это – единичные, так сказать, особи… – Собеседник явственно всхлипнул. – Как это ни прискорбно, но мы ошиблись. Посчитали, уйдя глубоко в недра планеты и прервав все контакты с людьми, что, обладая знаниями, будучи самодостаточными, прекрасно проживём и без вас. Тем временем оставшиеся на поверхности представители человеческой расы сражались с природой и между собой, развивались, а мы… деградировали. Наши книги истлели, приборы вышли из строя, орудия труда изъела ржавчина. Наше существование утратило всякий смысл. Наверное, поэтому даже дети у нас не родятся… Подавив в себе агрессию, любопытство, ненависть и любовь, мы перестали жить… Так что сейчас, путник, ты видишь перед собой лишь жалкие останки могущественного некогда народа…
Фролову стало жалко подземного жителя.
– А для гномика вы совсем неплохо говорите по-русски, – польстил он, чтобы хоть как-то утешить несчастное существо.
– Я могу общаться со всеми народами мира на их языках, – глаза существа опять засветились ярко, как жёлтый предупреждающий знак светофора. – Я считываю с подсознания собеседника весь заложенный там словарный запас и свободно воспроизвожу затем в разговоре. Чем выше его интеллект, тем интереснее, содержательнее наше общение.
– Вот бы мне так, – позавидовал милиционер. – Любые преступления бы раскрывал в пять секунд!
Вспомнив о своём нынешнем положении зека-побегушника, он ощупал придирчиво бывшую на нём одежонку – опять полосатую, лагерную. Куртка и штаны молескиновые на месте. А вот сапоги с ножом за голенищем утопил, пока в воде бултыхался, телогрейку сам догадался сбросить перед вторым заходом в подземную реку. Жалко, в тайге без неё никуда, но тянет, зараза, камнем на дно, намокнув изрядно. Теперь придётся босиком по щебню и стылой земле шагать, да и без ватника в подземелье вдруг стало зябко.
