Александр Староверов - Баблия. Книга о бабле и Боге
Шеф замолчал, обвел печальным и мудрым взором внимающую аудиторию. Вздохнул тяжело. Чего-чего, а паузу держать он умел. На Михая, юриста и остальных участников траурной процессии глядеть стало больно. Съежились они, скукожились. Кое-кто нагнулся и стал завязывать якобы развязавшиеся шнурки. Некоторые сползали медленно под столы. Наташа залпом хлопнула фужер с водкой. Насладившись произведенным эффектом, ЛМ продолжил:
– Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин сказал:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в наш жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Милость к падшим, друзья. Это важно. Я уже говорил, что в бизнесе все зыбко, неоднозначно. Сегодня падший, а завтра победитель. Да и не в этом дело. Милость к падшим само по себе чувство хорошее. Человеческое. А вы… Эх вы. Да, я понимаю, все знают, что уволил я Алексея Алексеевича неделю назад. Со скандалом уволил.
В зале поднялся ропот, шеф вскинул руку, сказал, отметая возможные возражения.
– Знаю, что знаете. Слухи в нашей конторе быстро распространяются, да и шлагбаум, выбитый Алексеем, все видели. Но милость, друзья! Где ваша милость? Как говорили в одном хорошем советском фильме: «Господа, вы звери. Вы звери, господа…» Не все, конечно, в нашем коллективе звери, но некоторые господа нюх явно потеряли.
ЛМ выразительно посмотрел на Михая, потом на безопасника. Они медленно исчезали под его взглядом. Леонид Михайлович буквально купался в психологических экзерсисах. Изысканное мучение ближайших сподвижников доставляло ему огромное, на грани с сексуальным, удовольствие. Алику же вид агонизирующих противников кайфа не прибавлял почему-то. Чувствовал он в воздухе пафосного зала запах страха и дерьма. Сегодня в говно окунали не его. Но запах все равно приходилось нюхать. Среда обитания такая у него, и никуда от этого не деться. Он вспомнил вдруг оранжерею с птичками щебечущими, море зеленое, Аю с медными волосами и ртом маленьким вытянутым. Давал себе слово не вспоминать никогда, а вспомнил. С большим трудом подавил воспоминание. В реальность вернулся. Только запах неприятный после этого стал еще резче. Шеф, исчерпав до донышка отмеренную себе дозу наслаждения, улыбнулся сладко и продолжил:
– Официально заявляю. Увольнение Алексея Алексеевича было инсценировкой. Военной хитростью необходимой. Мы вместе с ним разработали этот план. Внедрили его, так сказать, в тыл противника. И он справился с заданием. Он, как Штирлиц среди врагов, проявил удивительное мужество, хладнокровие и даже, не побоюсь этого слова, героизм. Спасибо тебе, Алексей, от меня лично, и от всего коллектива спасибо. Я, к сожалению, не могу наградить тебя звездой героя и присвоить внеочередное звание. Но и я кое-что могу. Для начала с сегодняшнего дня ты назначаешься на должность моего первого, я подчеркиваю, первого заместителя. Все остальные заместители подчиняются тебе и координируют свои действия с тобой. На время моего отсутствия обязанности генерального директора компании исполняешь ты. Чтобы не было никаких сомнений, приказ о твоем назначении подписываю сейчас при всем честном народе, так сказать.
ЛМ демонстративно вытащил из папки заготовленный приказ и помахал им перед зрителями. Он не смог отказать себе в удовольствии и подписал бумагу, положив ее на согбенную спину Валерки-безопасника.
– Готово, – сказал он, пряча бумажку в папку. – А во-вторых, как говаривал первый президент России Борис Николаевич Ельцин… – Он внимательно посмотрел на Михая. – Как он говорил?.. Что же он говорил?.. Мне так нравилось всегда… А, вспомнил… Не так сидим! Первый заместитель должен сидеть по правую руку от генерального директора. Михай Эльдгардович, поменяйтесь, пожалуйста, с Алексеем Алексеевичем местами.
– Да-да конечно. Я сейчас, сейчас… конечно, Леонид Михайлович.
Михай встал со стула, пошатнулся, рухнул обратно, снова встал. Побрел, подшаркивая, к двенадцатиместному пустому столу Алика. Он постарел лет на десять, в маленького сгорбленного старичка превратился с растрепанной бороденкой. Шел, шатаясь, подволакивал ножку, но шел. Алик шел ему навстречу. Жалко Михая не было, а неловко было. Жутко неловко, больно физически идти и видеть лихого цыганистого сербского братушку-партизана раздавленным, размазанным тонким слоем по поверхности жестокой, ох какой жестокой жизни. Когда они поравнялись, Михай споткнулся, и Алик инстинктивно, как спичечный коробок, неожиданно брошенный, поймал его. А отпустить уже не смог, так и тащил, поддерживая, до своего пустого круглого стола. Воздух в зале затвердел. Дышать трудно стало. Казалось, и не дышал никто. А он тащил Михая, повисшего на плечах. И на весь зал раздавалось беспомощное кряхтение бывшего серого кардинала компании.
– Поздравляю, Алексей Алексеевич. Кхе, кхе… Простите, поздравляю… Кхе, кхе, кхе…
Алик усадил его на стул, обнял на прощание и в абсолютной тишине пошел к столу шефа. Тридцать шагов до стола стали самыми трудными в его жизни.
Первый.
– Я подонок.
Второй.
– Почему я подонок?
Третий.
– Жизнь такая.
Четвертый.
– Но я не такой?
Пятый.
– Такой.
Шестой.
– Как больно!
Седьмой.
– Надо.
Восьмой.
– Я не смогу.
Девятый.
– Сгорю от стыда.
Десятый.
– Больно. Сбежать.
Одиннадцатый.
– Сможешь. Иди.
Двенадцатый.
– Отпустите меня ради бога. Не смогу я! Не смогу! Больно!!!
Тринадцатый, четырнадцатый, пятнадцатый… восемнадцатый… двадцать третий… двадцать восьмой… тридцатый.
Когда к шефу подошел, расплывалось все перед глазами. Видел его плохо, мутило. Зато слышал хорошо.
– Вот это я понимаю, – весело говорил в микрофон ЛМ. – Вот это благородство. Причем с обеих сторон. Большой души ты человек, Алик. Ты нас лучше делаешь душой своей большой. Так выпьем же за тебя! Есть в жизни надежда. Друзья, первый тост сегодняшнего вечера за Алексея Алексеевича. Ура!
Грянули аплодисменты. Кто-то подхватил ура. Кто-то подходил и жал руки. Кто-то хлопал по плечам и целовал. Алик почти потерял сознание. Круги страшные, синие и желтые, вертелись перед глазами. Ад, наверное, так видится. Или слышится. Или ощущается. Или нет никакого ада, а есть жизнь просто. Просто она вот такая жизнь у всех, всегда, навсегда…
«Нажраться и забыться, – сквозь вертящиеся круги и какофонию звуков подумал Алик. – Забыться и нажраться. Нажраться, нажраться, забыться…»
Он повторял про себя два слова, как мантру защитную. Много раз, десятки сотни… А после рука сама потянулась к открытой бутылке «Чиваса», он поднес ее ко рту и залпом, не отрываясь, ополовинил. Внутри что-то ослабло, Алик сел на стул, выдохнул и, блаженно улыбаясь, прошептал:
– Нажраться и забыться…
Happylog
«Смысл жизни в том, чтобы никогда не задавать себе вопрос «В чем смысл жизни… – как сытый кот, жмурясь на солнышке, лениво думал Алик. – Задашь, и все, кирдык, конец счастливой жизни. Вкривь, значит, жизнь пошла, в закоулки темные».
Он сидел на любимой скамейке у Патриарших прудов со стороны Малой Бронной, вдыхал одуряющий сладкий запах цветущих лип и улыбался первому по-настоящему летнему московскому солнышку. По случаю хорошей погоды народу на Патрики вылезла тьма. Большинство в майках и рубашках с короткими рукавами. Попадались и по пояс голые парни в шортах. Майами, острова Карибские. А градусов было всего 22. Уходило солнце за тучку, и холодом ощутимо тянуло. Но плевать московскому люду на объективную реальность. Истосковался люд по лету после затяжной холодной полуосени-полувесны. Решили – жарко, решили – хорошо, и стало жарко и хорошо. Сладкий липовый запах обволакивал бледную кожу москвичей не хуже подсоленного бриза на далеких экзотических островах. Расслабились москвичи, подобрели, гулять стали неспешно вокруг заболоченного квадратика в самом центре своего недоброго города. И Алик вместе со всеми расслабился. Он глубоко втянул в себя медовый липовый воздух с легкой ноткой неизбежных выхлопных газов, выдохнул с наслаждением и открыл небольшой коричневый чемоданчик, лежащий на коленях. Запах из чемоданчика был не менее приятным, чем липовый. Пахло свежей типографской краской с оттенком метала и пряностей. На дне лежало почти полтора десятка перетянутых резинками толстых розовых пачек. Миллион долларов в евровом эквиваленте. Пятисотенные купюры, международный символ криминальных удовольствий. Разменная монета наркобаронов, королей проституции и чуваков из следственного комитета. Запах цветущих патриарших лип смешивался с ароматом утонченных розовых европейских денег, образовывал чудесный, пьянящий и бодрящий коктейль. Коктейль назывался «Жизнь, черт возьми, удалась!», а может быть «Через тернии – к звездам!», а может, счастье безмятежное так пахнет. Миллион в коричневом чемоданчике не сам по себе взялся. Деньги не тараканы – сами по себе не заводятся. Пришлось долго и нудно вытряхивать миллион из банкира Андрея. Не доплатил он Алику перед Новым годом двушку, а после платить не торопился. Сначала длинные рождественские каникулы, потом День святого Валентина, 23 февраля, 8 Марта. Не до того. А там и апрель наступил. Нет, банкир откровенно не хамил, переводил сотню-другую тысяч долларов в месяц. А сам смотрел, удастся ли Алику восстановить свои прежние позиции в конторе. Потому что, если не удастся, чего платить? Он банкир, а не Санта-Клаус. Алику удалось. Первый заместитель самого Леонида Михайловича Карповича, правая рука, центровая извилина, русло широкое, по которому текут бурные финансовые потоки. Правда, совсем добить конкурентов не получилось. Да он особенно и не пытался. Знал, что ЛМ никогда не откажется от любимой системы сдержек и противовесов. Публично униженный на корпоративе, Михай остался на своем месте. Только место его значительно уменьшилось. То же произошло и с остальными. Высочайшей волей шефа в конторе сдвинулось равновесие. В его, Алика, сторону сдвинулось, но все равно осталось, не делось никуда. Он даже поделился добычей с Михаем. Не миллион, конечно, дал, а триста тысяч, но это полностью соответствовало новым реалиям и даже превосходило их. Бывший серый кардинал оценил широкий жест, долго тряс одарившую деньгами руку, клялся в вечной дружбе и каялся в прошлых грехах. Юрист вместо «Ягуара» получил тривиальный «Мерседес» Е-класса. Целоваться полез от полноты чувств. На следующий день шелковый после Нового года Валерка-безопасник доложил Алику о зреющем против него заговоре. Главными действующими лицами, естественно, являлись юрист и Михай. Они снова робко заползали бочком в кабинет шефа и аккуратно разъедали ему мозг проклюнувшимися, но еще не отросшими до конца зубками. Жизнь текла своим чередом. Только денег больше стало. Алик не обольщался. Сегодня шеф опустил зажравшуюся старую гвардию, его на первый план двинул. А завтра все наоборот может быть. И будет наверняка. Это жизнь, и ее надо принимать такой, какая она есть. И она тогда тебя примет. Живи, наслаждайся сегодняшнем днем, погодой хорошей, липовым цветом, миллионном в коричневом чемоданчике. А завтра… завтра будет завтра. Банкир Андрюша жил по сходной логике. Увидев, что Алик вырулил из дерьма, он заплатил остатки долга. Да еще и с процентами за задержку. Любому банкиру известно, уважаемым людям проценты за задержку платить надо. А неуважаемым в банки лучше не соваться. Обманут.
