Шамиль Идиатуллин - Город Брежнев
Ничего не срослось. К сожалению, ни я, ни кто-либо еще помочь не в состоянии, сказала тетка сочувственно. Все декабрьское производство графитовых электродов по вашей номенклатуре целевым образом отправляется в Омск и Нижний Тагил, для оборонных нужд – ну, вы понимаете. Минавтопром в курсе, странно, что вам эту информацию не спустили. Квоты для гражданского производства обещают возвратить к февралю-марту, и тут уж КамАЗ будет, меня заверили, первым в списке. Если опять возникнут трудности, смело звоните прямо мне, а пока удачи, сказала тетка, вставая и протягивая мягкую широкую руку на прощание.
– В феврале-марте? – спросил Федоров ласково. – Мы в феврале уже должны первых новых «Мустангов» промышленно выдать. Армия ждет, афганские товарищи ждут, Никарагуа и Куба ждут, НАТО уже хороводы вокруг наших границ водит, военное положение вот-вот, и не как в Польше, а по-взрослому, а мы интеллигентничаем. Скажем: извините, братцы, нам в Новосибирске сказали, что мы первые в очереди, так что ждите лета-осени. Если очередь подвинется, конечно. Прекрасно, Соловьев.
– А что я мог сделать-то?
– Мог у старших товарищей поучиться. Вон, Новиков с собой на такие предприятия специально представителей парткома-профкома берет, чтобы уж точно пустили. Спросил бы.
– Так чего ж он сам-то?..
– А того, что он сам-то знал и все знали, что в Новосибирск ехать без толку, НЭЗ сугубо на «ящики» пашет второй год. Поэтому Новиков лично поехал на Запорожский электродный, договорился обо всем, позавчера вернулся, электроды сегодня прибудут.
– А почему мне не сказали? – растерянно спросил Виталик.
– А о чем тебе еще надо было сказать? Что Земля круглая, что вода мокрая, что у гособоронзаказа первый приоритет, что, если фонды оформлены, должны выбиваться не здесь, так там? Сказали бы, да ты не спросил ведь. Сам говорил, уверенно так.
Виталик промолчал. Федоров вспомнил:
– Ты же еще про магний и марганец говорил. С этим что?
– Петр Степанович, это я уже не успевал. Потом, там стратегические материалы, туда меня тем более без допуска не это самое…
– Понятно. А завод стоять должен из-за того, что у тебя допуска нет? Сделал бы. Ладно, все понятно. Впустую съездил.
– Почему впустую? – спросил Виталик вполголоса. – Вообще-то, чугун выбил, четыре тысячи тонн.
– Ну да. И куда нам теперь эти четыре тысячи девать? Только что эшелон с Урала пришел, снабжение подсуетилось, когда Липецк кобениться начал, переориентировалось с поставками. Вся погрузка на ушах ходит, чушки разгружает. А теперь еще липецкие придут – и куда их девать? Пути только занимать, а разгружать у нас ни рук нет свободных, ни складов. Мощно съездил, молодец.
– Откуда ж я знал-то, – с трудом сказал Виталик.
Хотелось плакать и драться. Но плакать он разучился в детстве, а драться здесь было не очень удобно. Здесь надо было убивать и потом зачищать все пространство.
– Надо знать такие вещи, если в руководство рвешься, – назидательно сказал Федоров.
– Я рвусь? – спросил Виталик в упор.
Федоров вздохнул, слабо двинул ладошкой и сказал:
– Ладно. Я сам виноват, наверное, слишком рано тебя выдернул. Не будем прыгать через ступеньки. Стажировку отменяем, возвращайся на свой участок. С Вафиным у тебя нормально? Ну вот и хорошо. Не тушуйся, ничего страшного не случилось, мне все равно велели сидеть ровно полгода минимум. Вот и ты сиди, нарабатывай опыт и кругозор. Только там уж не подведи. Чтобы никаких срывов, никаких простоев и никаких «откуда я должен был знать». От этого будет многое зависеть. Очень многое, понял?
– Понял, – с облегчением сказал Виталик, кивнул и повернулся, чтобы идти.
– А, забыл, – сказал куратор. – «Вездеход» Варламову сдай. Он тебе без надобности пока.
Или все-таки надо было ему шею сломать, в торец вписать хотя бы, мрачно размышлял Виталик. Возвращаться на участок, который он уже и своим-то считать перестал, жутко не хотелось, но выбора не было. В общагу идти незачем, к Маринке тем более. Она по возвращении вместо жаркой встречи устроила неинтересную сказку про Снежную Королеву. То ли общее похолодание повлияло – в день прилета было минус двадцать пять, аж щеки трещали, сегодня к вечеру обещали тридцатник, здравствуй, жопа, Новый год, – то ли всерьез обиделась и теплеть не собиралась. Как будто Виталик виноват в том, что работа у нас такая. Ну и иди ты в жопу, красавица, ту самую, которой, похоже, накрывался весь любимый праздник детства. Все равно ни мандаринов, ни шампанского не купил, и елки нет.
Елка стояла прямо в кабинетике Вафина – сосенка, вернее. Мелкая, зато настоящая, колючая и пахучая. Вафин тоже был немножко пахучим и колючим, явно не мылся, не брился дня два, но встретил Виталика как блудного сына, мучить расспросами не стал, а сбивчивый конспект рассказа про то, что вот я как бы вернулся, принял со спокойным удовольствием.
– Слава богу, а то у нас тут не аврал уже, а дурдом просто. Я дома два дня не был, жена убьет, наверное. Сегодня вот только полегче, все праздновать готовятся, но завтра-послезавтра опять начнется, так что… Когда приступаешь?
– Да хоть сейчас.
– Точно? Вот здорово. Я тогда домой съезжу, хоть пожру нормально, переоденусь, ну и вообще отметиться надо. И подарки завезти, кстати. Ближе к вечеру вернусь.
– Да зачем, Вазых Насихович. Нормально с семьей празднуйте, за стол садитесь, я отдежурю.
– А ты?
– А мне не одна ли малина, где, это самое, праздничный бутерброд съесть, здесь ли, в общаге ли, – честно сказал Виталик.
– Точно? – спросил Вафин с подозрением.
– Так точно, ага.
– Ну… Спасибо тогда, – сказал Вафин, неожиданно просиял и принялся торопливо собираться, переодеваться и вытаскивать из глубин шкафа какие-то свертки – видимо, подарки домашним, – на ходу давая последние наказы, инструкции и поучения: – На второй формовке трансформатор гудит, но в пределах приличия, напряжение не скачет, но не грузи. За Кишуниным и Умаровым следи особо, они могут прямо сейчас праздновать начать, тогда к обеду в сопли будут, пресекай. Сам рюмку намахни, но не больше, и строго под куранты, не раньше, радио я починил. Ночью, в принципе, можешь в АБК отойти, там у дежурного и телевизор – а, ты знаешь. График вот, в принципе, все понятно. Единственное, может Епифанов на экспериментальную плавку по высокопрочному проситься, но ты его гони – разрешения нет, и вообще, морозит сегодня, сеть перегружена, из-за нас напряжение выбьет – и привет, будет город при свечах Новый год встречать.
– Так у нас же автономное снабжение.
– Ну да, это я так. Если только у нас выбьет, тоже невесело будет, правильно? В общем, если что, тут же звони.
– Хорошо.
Епифанов напал не сразу. Виталик успел сделать обход цехов, отобрать бутылку у Умарова, пригрозить Кишунину и разок выехать с ремонтниками – впрочем, застопорившийся ротоклон на первой формовке ребята оживили самостоятельно. Остальное время Виталик любовался белой стужей, которая прислонялась к окнам мертвым лбом. Фигурки в высоких шапках и солидных пальто шествовали к «Волгам» и жигуленкам в несолидно ускоренном темпе – начальство, подгоняемое морозом, торопилось к накрытым столам. Виталик поежился и включил обогреватель, стоявший поодаль от сосенки на асбестовом листе. Серая спираль налилась грозным рубиновым светом, букет ароматов, сплетенный из едких запахов литейки и хвойного духа, пополнился духанчиком рефлектора и паленого волоса. По-своему уютным.
Виталику не было ни завидно, ни грустно оттого, что ему некуда спешить, что нет нигде в стылом мире теплой комнаты с украшенной елкой, запахом мандаринов и куриного бульона да столом, густо заставленным плошками с оливье и с селедкой под шубой, а также разнообразными бутылками. Ему было спокойно и сонно здесь и сейчас, на громыхающем вполноги гигантском заводе, в гигантской, почти до неба, полутьме, подсвеченной оранжевыми топками и белыми окнами, в тревожной вони раскаленного металла и шлаков. Здесь он знал и умел почти все, и здесь почти все зависело от него. Например, Епифанов.
– Ну В-в-виталик, ну что ты к-как старпер-саб-ботажник из ф-фильма.
– Графиком не предусмотрено.
– Так это вы г-график составляете, я-то п-при чем? Вк-ключи в г-график – б-будет в г-г-графике.
– У тебя разрешение есть? Нет. Всё, вопрос…
– Есть, к-конечно.
– Показывай.
– Н-ну в-времени мало. Ты же не д-думаешь, что я д-для собственного уд-довольствия тридцать т-тонн чугуна сварить п-прошу. Потом пок-кажу, у формовки смена к-короткая сегодня.
– Покажи, я сказал.
Епифанов ругнулся и ушел. Виталик был уверен, что в этом году больше его не увидит, но через пятнадцать минут бледный от злости Епифанов вернулся с гроссбухом, в котором стояла виза технического директора под разрешением провести в четвертом квартале 1983 года опытную плавку тридцати тонн высокопрочного состава экспериментальной марки ЧЛЗ-ВЧ80.