Евгений Орел - Баклан Свекольный
– Да, Валерий, представьте себе. Не буду называть фамилий, но некоторые написали «маркетЕнг».
С задних рядов донеслось хихиканье. За суровым взглядом Вересай последовало предсказуемое:
– Бакланов! Вы опять? – она едва держала себя в руках, глядя на развалившегося на стуле Фёдора.
– А шо такое? Я ничо не делаю! Чуть шо, сразу Бакланов! – Федя притворился обиженным.
– Прекратите свои школярские штучки! «Ничего не делаю»! – передразнила Алевтина. – Ещё раз хихикнете, и я вас выставлю из аудитории!
– Ну это понятно, – вполголоса прогундосил Фёдор.
– Что?! – едва не закипела Алевтина.
– Не-не-не, ничо, ничо, – Федя не пожелал заострять момент. В его сторону повернулся десяток голов. Молчаливое требование группы к Бакланову – прекратить дуркования. После сердитого шёпота Ани Грюнфельд – «Бакланов, заткнись!» – Фёдор умолк.
– Кстати, – продолжила Вересай, – по правилам русского языка надо произносить не мáркетинг, а маркéтинг.
Тут вмешался Валера Косых, всегда пристрастный к точному написанию, произношению и ничего не принимавший на веру.
– Дико извиняюсь, но что-то я не слышал такого правила. Может, разъясните, Алевтина Ниловна, уважаемая вы наша? – с явной подковыркой спросил Косых.
Фёдор беззвучно ухмыльнулся оскалом одной стороны рта, прикрыв ладонями лицо. Алевтина заметила, но почему-то с укором обратилась к Валере:
– Косых, и вы туда же? Мало мне… – она едва не выговорила «Бакланова», но Валера потребовал уточнения:
– Да нет, я серьёзно! Что это за правило? В оригинале ударение ставится на первом слоге, márketing, – произнёс он, имитируя американский прононс, – вот я и не понимаю, по какому правилу можно так менять ударение.
Освоение тонкостей русского языка не входило в план занятия, и Вересай оставила вопрос без внимания. Да и время уж давило – пора переходить к контрольной. Никто на продолжении дискуссии не настаивал.
В ходе пояснений задачи Вересай применила неточное ударение, и привычная «свёкла» резанула ухо просторечным «свеклá». Из соседнего ряда Косых переглянулся с Баклановым. После обмена злорадными улыбочками Валера переключил внимание на доску. Федя же, будучи глупее – просто по жизни глупее – возьми, да и ляпни:
– Вообще-то, правильно не свеклá, а свёкла.
Среди студентов пробежал смешок, тут же осёкшись: окаменело-зловещее лицо Алевтины не предвещало ничего доброго. Сдержанно, сквозь зубы, она процедила:
– Да, вы правы.
– У-у-у, – пронеслось по аудитории.
Самодовольный Бакланов триумфальным взглядом искал поддержки в группе. Все сидели, уткнувшись в тетрадки, чтобы не допустить зрительного контакта с Фёдором, тем самым косвенно выказывая смельчаку одобрение. Никто их них не решился бы указать куратору на ошибку, да ещё при всех.
Косых единственный, кто не поддержал одногруппника и того не скрывал. С упрёком во взгляде покачал головой, как бы говоря: «Ну, зачем ты?»
Контрольная началась. Бакланов решил, что коль сидит за партой один, то может писать любой из двух вариантов. Выбрав тот, что полегче, пересел на другую сторону парты.
Минут пятнадцать – и всё написано, проверено, перепроверено… Ну, ещё один беглый взгляд… И работу можно сдавать.
Собрав контрольные, Вересай предложила студентам ознакомиться с новым материалом, покуда закончит проверку.
Народ окунулся в чтение. В атмосфере тотального шёпота кому-то приходили идеи, кто-то не соглашался:
– О! Я знаю, как надо!
– Та не! Ты шо! Куда?
Время от времени Алевтина, отвлекаясь от проверки, молча, до боли знакомым строгим взглядом гасила страсти увлёкшихся спорщиков.
И вдруг – как болтом по носу:
– Бакланову – «единица» за то, что писал не свой вариант!
– Чё это – не свой?! – шумно возмутился Фёдор, уже не страшась быть выставленным за дверь. – Я ж один сижу! Какой вариант захотел, такой и выбрал! Шо такое?!
– Выбирать, Бакланов, будете на выборах! – ни к селу ни к городу выдала Алевтина.
– Ну-у, я тогда не знаю… – с досадой проворчал Федя, вполоборота влево повернув корпус. Правый локоть упёрся в середину стола. Обхватив ладонью лоб, Бакланов удручённо качал головой.
Его кислое лицо не оставило равнодушным Косых:
– Вот тебе и свеклá, дружочек! Ну кто тебя, придурка, за язык-то тянул? Баклан ты, Федька! Баклан свекольный!
В ответ – ни слова. Фёдор даже не слушал, что ему впаривал этот умник.
– Косых! Прекратите немедленно! – зычно завопила Вересай, оказавшись не только вне себя, но и вне здравого смысла.
Ситуация для педагога щепетильная. Сказать прямо – отомстила? Так об этом все и без неё догадались. Отрицать – значит обороняться, да не в свою пользу. Тогда уж не останется ни йоты сомнений, что Алевтина тупо и мелко поквиталась. Но нельзя и совсем не дать понять Бакланову, за что он схлопотал «кол».
Как же быть?
В классе тишина, перебиваемая гулом автомобилей за окном и доносившимся из коридора ворчанием бабы Нюры, уборщицы. Той всегда что-то не так, как надо, а точнее – не так, как в «раньшем времени».
Вересай не нашла выхода из неловкой ситуации, но каждый для себя извлёк надлежащий урок, в том числе и Бакланов.
В универе полагалось отрабатывать как пропущенные занятия, так и полученные «неуды». Для отработки давались отдельные часы.
Федя пришёл на кафедру в назначенное время. Сдал одну тему, другую, а когда очередь дошла до последней, тут-то Вересай и прокололась:
– Это за «свекл у »? – ехидная улыбочка скривила её густо напомаженные губы. Прищуренные симпатичные глазки показались Фёдору мелкими и гадкими. В ответ он вложил ехидства не меньше:
– Нет, Алевтина Ниловна, за св ё клу.
На отработку довелось прийти ещё раз.
Глава 6. «Квантильоны»
Понедельник, 4 октября 1993 г.
Время – 10:50.
В наступившую тишину постепенно вливается поток шагов, доносящийся из коридора. К нему присоединяется громкое сопение. В сторону кабинета на всех парах несётся Павел Иванович Маслаченко.
Пал Иваныч – замзавотделом. В институте считается, что именно ему принадлежит фраза: «Автор не тот, кто придумал, а тот, кто первый опубликовал». К этому запоздалому выводу Маслаченко пришёл после выступления на учёном совете с идеями, им выстраданными, но давеча вышедшими в статье другого автора.
Диссертацию Павел Иванович писал долго, пропустил все сроки в настойчивых потугах достичь совершенства. Публиковаться не спешил, вынашивал идеи, наполняя их «практикой». Другие поступали умнее: появилась мысль – тут же её в тезисы на ближайшую конференцию. А если идея попадает в сборник тезисов – авторство, считай, забито. Потом уж собирай статистику, начитывайся литературы, в общем, доводи новинку до научного продукта.
Маслаченко считал такой сценарий неприемлемым. Нельзя, говорил он, выстреливать чистыми гипотезами. Мало ли! А вдруг не подтвердятся? Вот и не спешил, за что и поплатился: диссер пришлось переделывать процентов на семьдесят.
Из-за потерянных лет Маслаченко изрядно комплексует и в должности замзава прессует подчинённых за то, чем прежде грешил сам: публикуйтесь, – говорит, – выходите на конференции, форумы и т. п.
Противный дверной скрип – и запыхавшийся Пал Иваныч врывается в кабинет. Сотрудники давно привыкли, что замзав не входит, а именно врывается. Говорили, будто до сельхозинститута он служил в угрозыске, а дыхание сбилось из-за постоянной беготни. Всё ему казалось, что мотание по кабинетам позволит быстрее решать текущие вопросы, а заодно управлять процессом зарождения научных идей.
Едва переступив порог, Маслаченко живо интересуется:
– Как идёт вычитка?
В ответ бодрый нестройный хор:
– Продвигается.
– Заканчиваем.
– Немножко ещё.
И прочее.
На появление зама Фёдор не реагирует. В конце концов, уже виделись, нагоняй получил – зачем высовываться? А скажет чего не так, опять нарвётся на конфликт.
Цветин и Примакова время от времени искоса поглядывают на Бакланова. «Косяки» не остаются незамеченными. С кривой улыбкой и слегка наклоняясь, так чтобы взглянуть Бакланову в глаза, Маслаченко въедливо любопытствует:
– Что, Фёдор, мало опоздания, так ты ещё чего-то накуролесил?
– Ничего я не куролесил, – равнодушно и не поднимая головы от бумаг, отвечает он, – работаю над тем, что и все.
«Как же вы меня достали!» – на самом деле крутится в его мыслемешалке. В таких случаях Федя старается, как говорят американцы, «держать низкий профиль», [4] то есть не высовываться. Маслаченко и без того теряет к нему интерес, припомнив, зачем пришёл:
– Слушайте, коллеги, мы тут показали датчанам расчёты по бюджету. Там сейчас обсуждают. – машет рукой как бы в сторону дирекции. – Только вот какая загвоздка. Мы занесли в прогноз нынешние темпы инфляции. Так представляете, получается столько нулей… Мы уже с миллиардов перешли на… что там дальше?
