Александр Филатов - Список Магницкого, или Дети во сне не умирают
Первой упилась дежурная медсестра II-го (хронического) отделения Света Писемская, яркая дородная толстуха-диабетчица. Элтон от нее не отставал. Вдвоем прикладывались до трех ночи, когда Попов свалил обоих.
Утром похмельная, неуклюжая, заваливающаяся на сторону Света несуразно, вербализируя разорванный поток пьяного сознания, громко материт меня. Смысл слов ее понять невозможно. У Светы пьют отец и муж. У отца после операции по поводу рака гортани трубочка в горле. Ее жалко. Но зачем же?… И почти каждое дежурство. Девочки-сестры прикрывают и покрывают ее. Уводят спать, когда она совсем никакая. Элтон появляется в два часа дня. Красен, походка шаткая, тремор рук. Не в настроении он налетает на инспектора, мирно дремавшего на посту:
– Не смейте закрывать душевнобольных в «стаканы»! Это унижает человеческое достоинство!
Инспектор смотрит с испуганным недоумением. Возможно, кого-то из больных он заставлял чего-либо ожидать в «стакане». Однако сейчас в «стаканах» никого нет. «Стаканы» – это помещения для недолгого ожидания. Там есть лавка. «Стакан» предназначен для одного человека, но некоторые «талантливые» инспектора набивают туда до четырех подследственных. Элтон в общем-то прав, но смешон. Зачем же тогда по три «стакана» сразу после входа на каждом этаже ПБ? Зачем в конце коридоров подле «резинки», у запасного выхода, еще два «стакана»?
В сборном отделении Бутырки я насчитал 70 «стаканов». В тюремном замке (официальное название нашей тюрьмы – архитектурного памятника XVIII века, архитектор М. Ф. Казаков, смотри доску на стене административного здания) до полутысячи «стаканов», если не более. «Стаканы» спроектировал не Казаков. Они – детище советской власти и ее наследников.
Некоторые «стаканы» используют для хранения швабр, ведер, матрасов, другого хозяйственного инвентаря. К наезжающим проверкам на неиспользуемые «стаканы» стыдливо клеится надпись «шанцевый инструмент». Мертвых закапывать?… Когда я не собирался работать в Бутырке, а был в ней на экскурсии, мне показывали «стакан», где чего-то ожидал арестованный Берия. Неправда! Берию застрелили в его доме. Коллеги по работе организовали.
В «стаканы» запирают не только ожидающих, например, приема врача, но и возбужденных больных, нуждающихся в инъекции, «резинке», фиксации. В отличие от «резинок» в «стаканах» не раздевают донага. В «стакане» можно успеть придушиться штанами или вскрыться (лезвием «мойки» порезать до крови предплечья). «Стаканы» требуют внимания инспектора.
Элтон набросился Дон Кихотом на «стаканы». Но без оных невозможно нормальное функционирование тюрьмы или тюремной психиатрической больницы. Они удобны при вечной недостаче контролеров.
Опасаясь, что за что-нибудь достанется и мне, а не только инспектору за «стаканы», бегом несусь мимо Элтона, спускаюсь на третий этаж. Там в таблеточной строчит псевдодневники (без осмотра больных) терапевт Викинговна. Присаживаюсь с деланым интересом около. В проем двери вижу стоматолога Аркадия, осчастливевшего удалением двух хроников. Он опять запевает: «Я только удаляю». Второй куплет про сражение с неизвестным мне противником за стоматологическое кресло и инструменты. Дантист без ключа от камер. Ключи у отсутствующего на посту контролера. Аркадий стоит и сторожит двух больных. «Посадите их в «стаканы», – зло советую я. «Нельзя. Мих. Ник. запретил: «Это унижает человеческое достоинство». – «Да я и не пойду в «стакан», – с достоинством отзывается душевнобольной.
И у благородства есть время. Дантист не выдерживает. Бросает больных и уходит. В таблеточной за столом строчит истории Лала Викинговна. Я подле на кушетке с нетерпением ожидаю окончания рабочего дня. Через раскрытую дверь видны перетаптывающиеся убийцы (у обоих 105-е статьи). Ждем контролера.
Время – без двадцати три (в пятницу работаем до трех). Я колеблюсь, не закрыть ли убийц в «стаканы». Запрещено! Унижает достоинство. «Да я и сам не пойду!» Оставляю женщину с двумя убийцами и ухожу. Рабочий день закончился.
04.08.09
Хасанов, уходя на общий корпус, шепнул мне: «Могу ли я передать пахану Бутырки, что при необходимости вы нужную справку черкануть для пацанов готовы?»
Я растерянно промолчал.
Без даты: один из дней августа
В больнице крупная пьянка. Повод – день рождения 67-летней медсестры Альбертины Михайловны (A. M. взялась завидовать мне и регулярно расписывается напротив моей фамилии в зарплатной ведомости). Итак, ПБ загудела. Элтон и вышедшая на работу Окунева отчего-то улизнули после трех рюмок спирта – выдавала изрядно нализавшаяся старшая медсестра И. В.
Распустились. Грязно шутили. «Выздоровевший» Чингис щипал попу не пившей Лены Фимовой (она за рулем до Тулы, далее к Бутырке электрички и метро).
До меня донеслось фимовское: «Я уже предупредила, так что не получится». Она всегда защищает Чингиса!
Чингис упился. Спустился в процедурную четвертого этажа пить из ампул витамин В1, «чтобы не пахло». Оставшиеся за столом оба фельдшера, медсестры Люба и Марина (из Саратова) уговаривали старшую не жадничать и принести еще спирта.
На следующий день психбольница была пуста. Встретилась одинокая именинница с тремя шприцами. Элтон строчил рапорт на Чингиса, что вчера тот «бездельничал». С Элтоном – понятно, он жил в больнице. Слабые на похмелье женщины-врачи, не жившие в больнице, после дня рождения Альбертины Михайловны на работу не вышли. Чингис ушел к Гиммлеру и «капал» там на Элтона. Вечером он попросит у меня четыре-пять историй, чтобы «отписаться, что работал». Дневники, как водится, кропались без вызова больных. Вчера Окунева по приказу экса спрятала от Чингиса истории болезней II-го (хронического) отделения, чтобы лишить его возможности сделать записи, подтверждающие, что он «работал». Апогей конфликта.
Сидим с Чингисом, сплетничаем про Хучелидзе, который то один, то для развлечения с кем-нибудь еще (Жидаевым) третий год коротает уклонение от уголовной ответственности за серию убийств в камере, смежной с кабинетом Элтона. Хучелидзе в открытую говорил мне и Чингису, что, помимо платы за мобильник, ежемесячно платит четыре тысячи рублей за «номер с удобствами». «Он и Мих Нику ежемесячно отваливает», – зло подводит итог Чингис. Полуправда(?) переходит в паранойю: «Кстати, вы ключи из кармана у меня не брали?… Значит, он вытащил. Он (Элтон) еще и не на то способен!» Вспоминаю, как недавно Чингис спрятал мои пронумерованные тюремные ключи. После четверти часа растерянности и страха Чингис отдал, предупредив, чтобы я был внимательнее, «а то с работы не выпустят».
Больных весь день на беседы к врачам не выводили. Поставили на этаж инспектора – женщину. Она: «Наказали!» Поставили на пост, но запретили больных выводить. Понимай, как знаешь.
07.08.09
Три дня нет Элтона: спровоцировал гигантскую проверку ПБ и уехал… «болеть» в родной Ульяновск. Начальницей заступила Окунева. Итог: все спустя рукава.
Руководство Окуневой выражается в том, что она с утра до вечера смолит сигарету за сигаретой в чайной (столовая на пятом этаже ПБ). Группируется со старшей медсестрой II-го психиатрического отделения И. Л. Не расстаются. «Мы с Тамарой санитары, мы с Тамарой ходим парой». Проходят этаж за этажом, рассуждая о необходимости чистоты в отделениях. Благодушно матерятся, называя друг друга бл… И что примечательно, отзываются, когда подруга бл… назовет.
Невидимая за тонированным стеклом проходной некая всем известная в тюрьме сука (младший инспектор 2-й категории) выговорила мне за ежедневные тщательно рассчитанные на 7 минут досрочные уходы с работы.
Начальник Бутырки уехал отдыхать на Гоа, замначальника по воспитательной работе – в Акапулько. Наш удел – получать замечания на входе в сральню.
14.08.09
Еще вчера Элтон, будто не веря своей отставке, ходил разбрасывал крысиный яд вокруг нашей тоскливо-желтой психбольницы. Умерщвлял отравлявших эстетическое чувство невинных грызунов. Потом привычно звал к себе меня. Показывал пополнение библиотеки: купленную за 998 рублей иллюстрированную монографию «Лечение эхинококоза легких омелой» (или керосином, точно не помню, скорее – омелой, это растение). Монография – труд трех современных авторов. «Хорошая и нужная книга!» – «Случалось ли?» – дежурный вопрос вежливости и знакомый до боли ответ: «Да, и у одного весьма значительного человека!»
Сегодня его упакованные в клетчатые «челночные» сумки вещи выносят зэки-санитары в предоставленную начальником тюрьмы Комковым «газель». В какой Березов понесет сия белая лань нашего неутомимого труженика псевдонаук? На последнем отмечаемом в тюрьме дне рождения шеф, как всегда без сбывания, обещал научить меня ушному иглоукалыванию: «Покажу и смертельные точки!» Нет более «Мардоха» Николаевича. В Ульяновске ли он, далее?… О. В. плакала в платок, когда, нагнув голову, никому не говоря прощальных слов, Элтон от нас уходил. Мы стояли, он шел. Если не действия, то ждали звука. «Артист» не сыграл и спиной. И это было страшнее и печальнее. Не к писе, но к попе шли веточки его срамного нерва. Неужели эта девиация пересиливает все вместе взятые отклонения человека неординарного, доктора талантливого. Как нам жить без…? Поживем…
