Юлий Крелин - Очередь
Лариса пришла в свой кабинет, села в кресло, придвинула телефон и набрала номер.
– Игорь? Это Лариса… Ага. Стою, как дура… Сейчас там Стас, я из больницы. Игорь, ты не узнаешь в типографии, они к понедельнику сделают мне автореферат. Мне в эти две недели обязательно надо разослать рефераты, очередь на защиту подходит. Обязательно за месяц до защиты надо разослать. Понятно. Значит, в понедельник позвонить? Стало быть, сомнительно, что в среду я получу весь тираж? И до субботы не успеют? Так бы годилось, если быть уверенной. А то все вместе – и машина, и защита, и больные, и здоровые. Тоже, конечно, надоело все, но вещь необходимая. Стас? Стас в обычном порядке. Кольку вот только забросила… А что мама!
В дверь постучали.
– Лариса Борисовна, психиатр пришел.
– Ладно, Игорь, спасибо. Меня зовут.
Дежурный городской психиатр сидел в ординаторской с обычным для представителя этой профессии ироническим видом. На дежурствах их гоняют по всем больницам и часто напрасно; гоняют, когда обычные врачи (соматические, что в переводе означает «телесные») либо не разберутся, либо поддадутся обычной панике, как все обыватели при встрече с психическим заболеванием, или когда просто что-то не укладывается в их стандартные представления о человеческой душе. Поэтому психиатры и не любят ездить по больницам в ответ на телефонные вызовы. Но эти же панические звонки резко подняли градус их отношения к самим себе и к своей профессии. Потому-то они и усвоили такую поверхностно-ироническую манеру общения с врачами других специальностей, говорят с ними как бы с высоты своего экстраординарного, внечеловеческого понимания на фоне приземленного, банального мышления обычных клиницистов, пытающихся подняться от торса к мозгу.
Однако на этот раз, услышав от больного про мышей из-под кровати, увидев его лицо, глаза, манеру говорить, учтя сообщение жены, психиатр перестал иронизировать, а просто и по-человечески, не как Нибелунг, сказал:
– Наш. Увезем с собой.
В ординаторской, ожидая психиатра, врачи отделения, по обычаю, готовы были к долгим, нудным переговорам. Моментальное же, счастливое разрешение проблемы заставило всех полюбить друг друга и, уж во всяком случае, сделало участников беседы в ординаторской почти единомышленниками, даже друзьями.
Удовлетворенный соматиками, психиатр уехал, увозя больного. Лариса решила съездить домой.
Однако человек предполагает… Легко в больницу попасть, но… Относится это и к больным и к врачам. В ординаторскую вошла сестра.
– Опять больной из тринадцатой плохо. Боли опять.
– Это какая больная?
– Да это, Лариса Борисовна, та вот, которую вы смотрели, еще до очереди, что поступает третий раз. С терапевтом еще у вас дискуссия была.
– А что, в эти дни болей не было?
– Практически нет. Впервые с тех пор жалуется.
Эту женщину привезли к ним в третий раз со стереотипными болями. Раньше она лежала у них же в больнице, в терапии. Такие боли у нее бывали и в детстве. Лет в восемнадцать в связи с этими болями ей убрали аппендикс, решив, что это хронический аппендицит. Но приступы продолжались. Через несколько лет снова сделали операцию, думая глазом найти причину и революционным, хирургическим методом попытаться избавить ее от болей. Радости у хирургов было много, когда они обнаружили в желчном пузыре камни и ликвидировали очаг с полной уверенностью в успехе. Но вскоре боли возобновились. Больную лечили в терапевтических отделениях разных больниц от хронического воспаления поджелудочной железы. Когда Лариса впервые увидела эту больную, то заподозрила кишечную непроходимость. Коллеги, хирурги отделения, думали так же, но всех останавливала прошлая операция, при которой ничего, кроме камней в пузыре, не обнаружили, а теперь этого источника болей, конечно, нет. Приступообразный характер болей, анализы крови – все говорило о каком-то органическом процессе в животе. Лариса предполагала рецидивы спаечной непроходимости после прошлых операций. Но откуда спайки до первой операции?
Главный терапевт больницы два дня назад долго осматривал больную и еще дольше читал лекцию перед Ларисой и собравшимися врачами из своего и хирургического отделений, доказывая наличие хронического воспаления поджелудочной железы. Он говорил о том, как длительное время, с детства находившиеся в пузыре камни, вызывая неоднократные воспаления пузыря, периодически нарушали отток желчи по протокам и привели к застою сока железы. «А это неминуемо привело к необратимым процессам в тканях железы, – говорил он. – Теперь каждое малое, нерегистрируемое нарушение диеты приводит к катастрофам, и я, конечно, не могу исключить, что когда-нибудь этот процесс приведет к глобальному катаклизму в организме, наступит омертвение поджелудочной железы со всеми трагическими последствиями вплоть до летального исхода. Однако я, как и вся мировая медицина, не могу предложить хирургам влезть в живот при столь эфемерных данных о наличии какой-либо деструкции в органах брюшной полости и категорически настаиваю на консервативном лечении. Лишь в случае появления выраженных признаков перитонита, гноя в животе или, как подозревают хирурги, полной спаечной непроходимости можно будет позволить себе решиться на операцию. У больной болит, но жива. Операция может привести к непредсказуемым последствиям, и даже удачное кусание локтей не остановит фатального течения болезни». Так, шуткой, он закончил свой пространный спич.
Лариса отнеслась к этим логическим построениям весьма скептически. Жизнь покажет. Много слов, даже если они красивы, еще не доказательство.
Но особых возражений не последовало, больной тогда стало легче, и все разошлись со своими мнениями.
И вот сейчас опять боль. Лицо у больной страдальческое. Глаза запали. Рвота. Живот вздут. Приступы повторяются каждые три-четыре минуты.
– Нет, ребята! Что вы мне ни говорите, а это типичные признаки непроходимости, и мы не имеем никакого права тянуть дальше. Нужна операция.
Дежурные согласились. Предлагал операцию начальник, и поэтому трудно сказать, согласились ли они искренне или просто начальству не возражали.
Ларисе было страсть как интересно, что же там в животе, и она, рискуя получить изрядную порцию нудно-ернического недовольства Станислава, стала оперировать сама. Ну, не уйдет же он из очереди! К тому же Лариса, кстати, без всяких к тому оснований, решила, что операция будет короткой, много времени не заберет. Особых оснований для такого расчета не было, но уж очень интересно – что там!
На операции конечно же оказалась непроходимость. У некоторых людей не исчезает в младенческом возрасте один проток, необходимый человеку до его рождения на свет. И он, оставшись, не исчезнув, нареченный Меккелевым дивертикулом, может в дальнейшем привести к любым неприятностям, самым неожиданным невзгодам и недугам. Может быть просто воспаление, может быть язва, может быть кровотечение, а может, этот вырост на кишке припаялся к другой кишке в виде спайки и периодически дает приступы непроходимости. Так и случилось. Вырост был необычно маленький, и, наверное, хирурги при прошлой операции его просто не заметили. К сожалению, бывает иногда. Лариса была обрадована и возбуждена удачей и своей профессиональной прозорливостью. Она предвкушала будущую беседу с терапевтом и горевала, что завтра ее здесь не будет. Впрочем, она ведь тоже ошибалась. Лариса Борисовна торопилась: быстро разрезав спайку, удалив вырост, оставила зашивать живот коллегам и на крыльях успеха, абсолютно пренебрегая мужниными недовольствами, решила заехать домой.
Николай спал. Мама быстро собрала Ларисе поесть. В этот раз она не спешила, как раньше, – сидела спокойно на кухне и ела.
– Ты знаешь, Ларисонька, хотела сегодня купить полочку на кухню – не успела.
– Да зачем нам полочка? Ее и вешать-то некуда.
– Полочка нужна. На кухню нужна. Вот такая же, как эта… Металлическая.
– Зачем?! Ее же вешать некуда.
– Как некуда, когда она нам очень нужна.
– Подкупает логика. Да пусть тысячу раз нужна! Куда ты ее повесишь?
– Ты не кричи. Говори спокойно.
– А я и не кричу. Куда ты ее повесишь?
– А вот сюда.
– Да это ж некрасиво будет.
– Почему некрасиво? Очень нужно.
– Да ты посмотри, какая здесь стена! Какая ж тут полка? Ты думаешь, когда говоришь-то?! А? Для вас всех целесообразность выше красоты.
Телефонный звонок счастливо оборвал разгоравшиеся прения.
– Лариса Борисовна…
– Что случилось?
– Да ничего, не волнуйтесь, с ней все в порядке, проснулась уже, дышит хорошо, а вот другой скандал… Смех, впрочем, но неприятно.
– Не тяни. Говори, что?
– Больного-то, что увезли психиатры…
– Ну и что! После операции много дней прошло. Ничего быть не может.
– Не в этом дело, Лариса Борисовна. Мыши.
– Что мыши? Да не изрекай ты, словно пифия. В чем дело?
