Лидия Раевская - Билет на вчерашний трамвай
Мама взаймы дала, но сурово поинтересовалась, каким образом я ей эти деньги верну.
Хороший вопрос. Я сама не знала. Но ответила, что верну непременно, в самое ближайшее время.
с* в й о «о
в
Голова шла кругом. По моим меркам, долг был огромен. К тому же снова заболел Андрюшка. Нужны были лекарства. А денег не было. Я попросила у начальника месячную зарплату вперед и еще пятьсот рублей в счет следующей. Он посмотрел на ^ мое зареванное лицо, дал мне три тысячи и добавил, что тысячу я могу не возвращать.
Я вернула долг маме, купила Андрюше лекарств и продуктов, а на оставшиеся деньги – три десятка яиц и тридцать пачек бомж-пакетов «Роллтон». На них нам предстояло продержаться еще месяц…
Я сидела в кресле и теребила в руках Андрюшкины шорты, которые несла в ванну постирать, но так и не донесла. Виски ломило, в голове звенело так, что я не сразу услышала телефонный звонок.
– Добрый вечер. Ксению я могу услышать? – раздался незнакомый женский голос:
– Можете.
– Вы Ксения? Очень приятно. Вас Тамара беспокоит. Бывшая супруга Жени. – Теперь в голосе слышался металл.
Я сжала в кулаке Дюшкины шорты и спросила:
– Что-то случилось? Вы знаете, где Женя?
На том конце провода поперхнулись. Секунду помолчали и быстро заговорили:
– Ксень, а он разве не у тебя? Я вторую неделю не могу до него по сотовому дозвониться. Абонент недоступен. Он мне срочно нужен.
Тут уже поперхнулась я.
– У меня?! Вообще-то я думала, что он к тебе вернулся. У вас же Лиза болеет, в больнице лежит. Он у меня две недели назад деньги на лекарства взял, и с тех пор я его не видела.
В трубке молчали.
– Тамара, алло! – окликнула я. – Ты тут?
– Тут. – Голос Томы утратил металл, но теперь я не могла уловить его тон.
>3
«о I
>3
3
Он
«о
ч
3
"5
*3
й о «о
На всякий случай я тоже замолчала. Полминуты мы с ней просто дышали в трубку. Потом Тамара заговорила:
– Вот сволочь, мать его… Он приехал ко мне две недели назад. Привез Лизуну пачку памперсов, чем изрядно меня удивил. Он со дня ее рождения ни копейки, ни тряпочки нам не привозил. Только когда мы из роддома с ней выписывались, Ирина, бабушка наша, чтоб ей, суке старой, здоровьица прибавилось, подарила Лизе плюшевого кота и пустышку-бабочку, а Женька – костюмчик детский. С тех пор Ирку я больше никогда не видела, а Женька приезжал только тогда, когда ему самому были деньги нужны…
– И ты давала? – осторожно поинтересовалась я.
– А ты нет?
Я заткнулась. Тома продолжила:
– Две недели назад он приехал. В глазах слезы, весь трясется. В общем, превзошел самого себя. Спрашиваю его, мол, что случилось? А он мне рассказывает жуткую историю о том, как в него влюбилась старая страшная баба, которая грозила покончить с собой, если он, Женя, не станет с ней жить. Он, естественно, не мог стать причиной чьей-то смерти. И вынужден был пойти к ней в сожители. А у бабы той, по его словам, ребенок-олигофрен. Которому жить полгода осталось. И она Женьку терроризирует, требует денег на лекарства для своего сына…
Каждое сказанное Томкой слово било меня по голове, как обухом топора. «Старая баба… Ребенок-олигофрен… Жить осталось полгода… »
Я одной рукой схватила себя за волосы, намотала их на кулак, а другой плотно прижала к уху телефонную трубку.
– И ты повелась?! И ты поверила, что он говорит правду?! – Я уже не скрывала слез.
– А ты? – всхлипнула Томка. – Ты ему за каким хреном бабки давала?! Тоже поверила, что Лизка при смерти лежит? А ты знаешь, откуда я твой номер узнала? Он же от меня тебе домой один раз звонил и при мне спрашивал: «Ксеня, как там Андрюша? Температура упала? Лекарства нужны? Скажи, что дядя Женя скоро приедет и привезет ему паровозик». И я поверила! Но на всякий случай номер твой записала. Я дала Женьке полторы тысячи, и он пропал! Я надеялась, что он у тебя…
Тут я заревела в голос. Тамарка – тоже.
Я хорошо помнила тот Женькин звонок. И очень удивилась тогда такой странной заботе. Если б знать…
– Дура ты, Ксеня! – плакала в трубку Тамара.
– Ты тоже дура! – ревела я в ответ.
– Что делать будем, а?
– Ничего…
А что тут поделаешь? Сама виновата. Вернее, сами. Наревевшись дуэтом с Томкой, я повесила трубку и вытерла мокрое лицо Андрюшиными шортами. Потом подошла к его кроватке. Сын спал…
Я наклонилась и вцепилась зубами в деревянный бортик детской кроватки. Плечи мои тряслись.
Потом я посмотрела на сына долгим взглядом и вышла в прихожую. На антресолях, я знала, стояла большая коробка с лекарствами…
>3
«о I
>3
3
Он
«о
ч
3
"5
*3
й о «о
Выщелкнув из упаковок тридцать таблеток феназепама, я шмыгнула на кухню. В квартире было тихо. Папа в своей комнате смотрел какой-то фильм, в другой комнате мама с сестрой о чем-то болтали, в третьей спал Андрюшка. Свидетелей не было.
Я включила свет, огляделась в поисках графина с кипяченой водой. С детства не могу пить воду из-под крана, хоть тресни. Графина не было.
Через полминуты я вспомнила, что сама отнесла его в свою комнату, на случай если ночью Андрюшке попить приспичит, и вышла с кухни, держа в ладони тридцать белых пилюль, которые должны были раз и навсегда решить все мои проблемы.
В комнате было тепло, горел ночник.
Я склонилась над детской кроваткой.
Маленький человечек крепко спал, обнимая резинового зайца – мой последний подарок. Захотелось протянуть руку и прикоснуться к его лицу. Протянула. Дюшка вздохнул во сне, отпустил своего зайца и схватил меня за палец.
Стиснув зубы, я пыталась не разреветься.
– Сынок… – шептала я, присев на корточки, – ты не обижайся, маленький… Сил нет, ей-богу… Я старалась, честное слово, старалась… Ну, кто виноват, что у тебя мама такая дура? Ты прости, что меня ненадолго хватило. Переоценила я себя. Не могу я больше, правда. Ты расти, сынок. Расти большим, здоровым и умненьким. Подрастешь – и к тебе папа вернется… Наверное. Должна же у него совесть когда-нибудь проснуться? А еще у тебя дедушка есть. Он – мужик. Настоящий. И ты таким же станешь. Бабушки есть. Аж две штуки. Они для тебя все сдела-
ют. А я – не смогла. Ты не ругай меня, я сама еще ребенок, мне тяжко… Ты прости… Прости… И разревелась.
Перед глазами все сразу затряслось и поплыло. И нос заложило.
Дюшка заворочался во сне, улыбнулся и сунул мой палец себе в рот.
Я крепко стиснула в кулак ладонь с зажатыми в ней колесами и обернулась. За моей спиной, над тускло горящим ночником, висела икона Спасителя. Которую нам дали в церкви, когда мы крестили Андрюшу. Спаситель грустно смотрел на меня и молчал. И я молчала.
И вдруг перестала плакать.
Несколько минут я стояла, выпрямив спину и глядя куда-то сквозь стену, а потом снова склонилась над кроваткой.
– Нет, сынок… Погоди. Мы еще поживем… Кто-то очень сильно обломается. Я не сдохну. Ни хрена я не сдохну. Я выстою. Ты подожди только, ладно? Все у нас с тобой будет хорошо, я тебе обещаю. Ты мне веришь?
Дюшка вздохнул, не открывая глаз, и куснул меня за палец.
В моей руке медленно таяли тридцать таблеток феназепама…
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Помните старый анекдот про еврея, которому посоветовали купить козла?
К чему это я? А к тому, что только купив козла в той ситуации, когда кажется, что уже нет никаких сил бороться с обстоя-
>3
«о I
>3
3
Он
«о g
ч
3
"5
*3
й о «о
тельствами, через месяц ты поймешь, что до его покупки твоя жизнь была раем. И только продав козла, ты обнаруживаешь, что на самом деле все твои проблемы вполне решаемы. Нужно только вовремя совершить эту сделку.
Вычеркнув из своей жизни Женьку, я избавилась от козла, а заодно и от вони.
И тихо, но упрямо стала двигаться вперед.
– Алло? Фирма «Циркон»? Это Елена Матвеевна, из «Улыбки Плюс».
– Здравствуйте, рады вас слышать.
– Это Ксения? Ксения, где наш заказ?
Я скосила глаза на курьера Сережку, который жевал бутерброд с колбасой, вдохновенно рисуя на листке казенной бумаге сиськи. Поймав мой взгляд, он перестал жевать и выразительно постучал пальцем по циферблату наручных часов. Я перехватила телефонную трубку левой рукой, а правой отняла у Сереги нарисованные сиськи.
– Ваш заказ будет у вас через тридцать минут. Курьер уже в пути. И положила трубку.
