Ольга Погодина-Кузмина - Адамово Яблоко
– Да, – кивнул Максим, усаживаясь в кресло напротив, никак не отвечая на прозвучавший в интонациях деда сарказм.
– Тем лучше. Значит, с начала недели сможешь приступить к работе.
– Честно говоря, я не планировал так сразу, – проговорил Максим после паузы. – Я писал тебе и отцу, что хотел бы продолжить учебу. Хотел вернуться в Англию еще на год…
Дед налил в стакан минеральной воды из бутылки.
– Нет. У меня другие планы на твой счет. Лишняя учеба никого еще не сделала умнее.
Максим знал, что возражать бесполезно, поэтому просто ждал, что он скажет дальше. Часы в бронзовом корпусе (подарок на шестидесятипятилетие) отщепляли от времени секунды. Тогда, к юбилею, заказали еще и фантастических размеров торт, который разрезали на сто двадцать кусков.
Дед тоже молчал, поймав его взгляд, покосился на часы.
– Время проходит быстро, – изрек он наконец, словно возвещая некое откровение. – Ты еще этого не понимаешь. Поэтому принимать решения должен тот, кто за тебя отвечает. Ты сам после скажешь спасибо.
Максим со скукой подумал, что сейчас ему придется прослушать лекцию об ответственности и долге, о потерянном поколении и преображающей роли труда. Однако вместо пространных рассуждений дед просто осведомил его:
– С понедельника выйдешь в отдел Марьяны на место уволенного сотрудника. Когда освоишься, примешь направление рекламы и маркетинга. Тебе скоро двадцать три года. Пора серьезно входить в семейное дело, ты наследник.
При упоминании о «семейном деле» Максим всякий раз мысленно представлял себя в серой толпе офисных служащих, ежедневно в назначенный час стекающихся к стеклянным дверям административного здания. Он думал о кабинетах с рядами столов и мониторов, разделенных перегородками, о безнадежных жалюзи на окнах, о менеджерах с несвежими лицами, которые о чем-то бесконечно говорят по телефону.
– С понедельника? – переспросил он, помимо воли выдавая свои чувства.
– Рабочий день у нас с девяти до шести, – уточнил дед. – Оформление по трудовой книжке. Оклад будешь получать соответственно штатному расписанию. Если есть вопросы, поговори с Марьяной.
Дед поднялся, показывая, что беседа окончена. Максим, растерянно подыскивавший причину отложить начало своей карьеры хотя бы на неделю, так и не нашелся что сказать.
– На этом все, – поторопил его дед, поворачиваясь спиной. – Я хочу поработать перед обедом. Не опаздывай к столу.
В хорошую погоду, как сегодня, обедали на веранде. Максим вышел к столу одновременно с дедом, и при их появлении Марьяна встала из кресла-качалки, отложила газету, которую просматривала.
– Какую ты погоду привез, Максим! Я уже не думала, что еще будет так тепло. Пойдем потом на корт?
– Я собираюсь в город, встретиться с друзьями, – ответил он. Тетка пожала плечом.
– Ну смотри, а то такая благодать, скоро все облетит и снег повалит… А для кого это четвертый прибор?
– Георгий, – кратко ответил дед, усаживаясь во главе стола.
– А-а, – протянула тетка с подчеркнутым безразличием. – Но мы же не будем его ждать?
Отцовский «Астон Мартин» как раз выехал в эту минуту из-за деревьев и мелодично просигналил.
– Не будем, – кивнул дед и обратил на нее один из тех взглядов, после которых когда-то за семейным столом надолго повисала тишина. Но не в этот раз: отец уже легко взбегал по ступеням – загорелый, помолодевший, в светлом льняном костюме, с бутылкой вина в руках. Они обнялись, и Максим почувствовал отголосок давно забытого детского волнения, ощутив легкий аромат его одеколона, сухое тепло губ, касающихся щеки.
– Ну как ты, милый? Отлично выглядишь, повзрослел, возмужал. Прямо пионер прерий. Как твоя экспедиция? Как дорога?
Дед привстал, протянув отцу ладонь.
– Присаживайся, Георгий. Да, Максим и нам еще ничего не рассказал. А хотелось бы послушать, с чего вдруг в нем открылся такой интерес к археологии.
– Здравствуй, Георгий, – кивнула на приветствие отца Марьяна, пристально исследуя сначала вилку, затем нож на предмет наличия пятен.
– А я бы и сам не отказался уехать куда-нибудь на край света месяца на три, – отец отдал бутылку горничной, жестом показал, что нужно открыть. – Тем более Мексика завораживает. Надеюсь, вы нашли разгадку тайны пирамид? Слава пришельцам или все-таки рабам?
– Разве ты сам не знаешь, папа, на какие свершения способны рабы, если их грамотно вдохновить?
Вытирая руки горячим влажным полотенцем, которое подала горничная, отец глянул на него с улыбкой.
– И все же расскажи, где ты был, что видел? Это ведь очень своеобразная культура. Мы так мало знаем о ней.
– Мы были и в Канкуне, и в Мехико, но основной лагерь размещался в штате Юкатан. Кампече, Мерида. Там множество древних построек.
– А этот главный храмовый комплекс?
– Теотиуакан? Аттракцион для туристов. Хотя, конечно, впечатляет. С десяток различных храмов – пирамида Солнца, пирамида Луны, Храм воинов. Шестьдесят метров в высоту, с двадцатиэтажный дом…
– Это что-то вроде язычества? – рассеянно полюбопытствовала Марьяна. – Кто у них главное божество?
– Ацтеки поклонялись Солнцу, кормили его человеческими жертвами. Они считали, что если бог Солнца Уицилопочтли не получит вовремя сердце, вырезанное из живого человека, произойдет мировая катастрофа, апокалипсис.
– Да, я что-то слышала об этом, – поморщилась тетка, разрезая на тарелке салатный лист.
– С другой стороны, у них имелся обширный пантеон богов помельче – бог воды, бог времен года, бог кукурузы, бог цветов, песен и танцев. Эти тоже требовали своих жертв. К слову сказать, статую одной богини, матери Уицилопочтли, случайно нашли во время земляных работ в конце XVIII века. Рабочие так испугались, что зарыли ее обратно. Потом только, спустя десятилетия, достали и перевезли в музей. Это такой каменный истукан в три метра высотой, ни на что не похоже. Со змеями вместо головы и черепом, вылезающим из живота. Символизирует кровавое жертвоприношение.
– Не вижу большой беды, что мы мало знаем про эту культуру, – подвел итог теме дед. – Сейчас-то там безопасно?
– Да, но можно умереть от жары.
Отец тем временем разлил вино.
– Это из Испании? – спросила тетка, посмотрев на бутылку, и тут же отвернулась, чтобы оглядеть с ног до головы вошедшую с подносом новую горничную.
– Да, – улыбнулся отец. – Молодое, нынешнего урожая… Неплохое, на мой вкус.
– Ну, давайте попробуем, – дед поднял бокал.
– За твое возвращение, Максим. Надеюсь, ты не будешь слишком разочарован нашим умеренным климатом и мирными нравами, – поднося бокал к губам, отец подмигнул Максиму заговорщицки, и на лице его заиграли солнечные блики.
– Кстати, как твои бабочки? Нашел что-нибудь?
– Теперь он коллекционирует живых, – язвительно обронила тетка, поправляя нитку жемчуга на шее.
За этим обедом ее лицо, словно соревнуясь с отцовским в обратную сторону, делалось все жестче, некрасивей и старше, и острый взгляд уже почти царапал поверхности, как неровный край стекла.
– В этом тоже есть свой азарт.
– Ты действительно так считаешь, Георгий? – желчно произнесла она. – Кстати, как ты провел время в Аликанте? Я как раз хотела поехать, но папа сказал, что у тебя там гости, что я помешаю…
– Так поезжай сейчас. Еще тепло, думаю, можно еще купаться, – отец щедро улыбнулся, так же щедро посыпая свой салат перцем, и повернулся к деду. – Как вино? Я принесу еще бутылку из машины.
Дед кивнул.
– Да, принеси. Мне нужно вам кое-что сообщить.
Максим понял, что сообщение касается начала его рабочей карьеры. Пока отец ходил за вином, дед наградил тетку тяжелым взглядом и замечанием:
– Ты как будто выспрашиваешь, с кем он был в Аликанте. А это не наше дело, не мое и не твое.
Горничная убрала тарелки и принесла горячее – телятину с овощами для них и вегетарианские котлеты для Марьяны. Отец вернулся за стол. Вино было разлито по бокалам, и дед поднял свой, обводя домочадцев внимательным, тяжелым, но каким-то потухшим взглядом.
– Хотя еще не декабрь, мы уже можем начать подводить итоги этого непростого для всех года. Мы много потеряли из-за кризиса, и по активам, и по ожидаемой прибыли. Пришлось свернуть перспективные проекты, производство выживает только за счет других направлений… Вам все это известно не хуже меня. В этой ситуации я принял решение, которое обусловлено многими причинами и уже не подлежит обсуждению. Я хочу сообщить, что я начал реструктуризацию холдинга. Проще говоря, структурный раздел.
Максим присвистнул про себя, на лице Марьяны отразилось болезненное недоумение. Отец же оставался спокоен – он даже не отложил вилку и нож. Дед продолжал:
– Наши компании будут объединены в три независимые группы, в каждой из которых главным учредителем станет один из вас. Все остальные, включая меня, войдут в эти фирмы как акционеры и члены совета директоров, с пропорциональным участию процентом. Генподряд и стройку возьмет Марьяна, инвестиционный раздел и общее управление проектами – Георгий. Все, что касается нашей коммерческой недвижимости, пока возглавлю я с условием передачи Максиму, когда он полноценно освоится. Будет создана единая структура, которая систематизирует работу с арендаторами и продвижение наших услуг на рынке. Свою долю по банку Сирожей и место в совете директоров я передаю Марьяне, но за Максимом останется моя часть комбината. Все компании войдут в новую ассоциацию, которую мы зарегистрируем до начала будущего года.
