Евгений Касьяненко - Забытый солдат империи
Обзор книги Евгений Касьяненко - Забытый солдат империи
Евгений Касьяненко
Забытый солдат империи
1
(ретроспектива)
…За спинами пилотов зажглась лампочка, открылся люк и инструктор заорал:
– Давай! Пошел! Кто испугается – выкину!
Все то, о чем сотню раз говорилось на занятиях – как надо согнуться, как толкнуться, как держать руки – все это вылетело из головы Земнова, лишь только он увидел далеко внизу землю. Он и испугаться-то не успел. Шагнул как-то неловко, скорее, пошатнулся от воздушного потока и вывалился из «Аннушки». Ни обещанного динамического удара в момент раскрытия парашюта, ни бешеного раскручивания строп – он не почувствовал. Только когда громадное белое полотнище купола уже спокойно покачивалось над головой, Земцев пришел в себя.
Страха нет, одно лишь чувство полной, орлиной свободы растет и наполняет грудь. Вадиму хочется закричать, но в горле что-то клокочет и не выпускает воздух.
Сначала ему кажется, что парашют не снижается, а висит на одном месте. Но потом Земцев замечает, что все находящееся на земле понемногу растет в размерах. Он подтягивается на стропах, как учили, и усаживается удобнее в лямках подвесной системы. Пустота пьянит голову. Внизу, сквозь воздушную дымку, виднеется совсем маленький белый крестик, сложенный из парашютных «столов», фигурки, копошащиеся возле самолетиков и планеров, невдалеке – серпантин дороги, с бегущими по нему брусками автобусов и рефрижераторов. Дорога змеей уходит в горы.
Машинально, заученными до одурения на занятиях движениями, Земцев подтягивает один край строп, чтобы развернуть парашют и увидеть, куда уходит шоссе. Там, за крайней грядой гор далекая чудная страна – Афганистан.
– Эй, длинный, длинный! Тебе говорят, ноги! Ноги!
Неожиданно до Земцова доходит, что этот крик в мегафон наземного наблюдателя аэроклуба адресуется к нему. Он группирует, как положено перед приземлением, ноги. Земля стремительно нарастает. Вадим с ужасом видит, что летит на какие-то деревья и тут же, в доли секунды, понимает, что это не деревья, а кустики травы, перекати-поле, и земля совсем рядом… Удар!
2
… Он проснулся, пережив вновь в последнюю секунду сна тот свой, самый первый прыжок. Сколько лет назад это было? Пятнадцать. Господи, как летит время…
Где он? Ах да, Баку, гостиница. А человек, который храпит на соседней кровати – полковник Маликовский, журналист окружной газеты внутренних войск. Вчера их привезли в гостиницу уже в девятом часу вечера и запретили гулять по городу. Пришлось вылакать две бутылки водки прямо в номере.
В полутьме Земцов нашарил на тумбочке сигареты и зажигалку. Закурил.
– Что за свинья курит в комнате? – подал голос Маликовский. – Учи вас, штатских, учи. Водка-то осталась у нас?
– А что это за свиньи в Советской Армии, которые в семь часов утра ищут водку? – в тон ему ответил Земцов.
– Вадик, когда до тебя дойдет, что внутренние войска – не армия? Это, во-первых. Во-вторых, мы с тобой можем смело квасить до обеда, потому что борт пойдет в Степанакерт только к вечеру. Единственное, что ты успеешь сделать сегодня – выпить за ужином той же водки с командующим, а интервью будешь брать у него завтра. Так есть водка или нет? А то давай пошлем «коридорного» в краповом берете, пусть принесет.
Вход на их этаж гостиницы, где жили только военные, охраняли спецназовцы. Маликовскому было приказано, в случае какой нужды, обращаться к ним.
– Успокойся, Семен. У нас канистра коньячного спирта. Летуны вчера передали. Ты уже спал.
– К-какая канистра? – От этой неожиданной новости Маликовский даже вскочил с кровати. – Шутишь?
– Да что шутить. Вон она стоит. В этих краях пойла, как грязи.
Они наскоро привели себя в порядок и сели к столу. Маликовский вскрыл своим устрашающего вида охотничьим ножом банку тушенки из армейского пайка.
– Семен, только договоримся – по чуть-чуть, что б голова не болела, и попросим, чтобы нам дали сопровождающих, посмотрим город. Я второй раз в Баку.
– Может, баб найдем?
– Так есть тут бабы, две в соседнем номере.
– Откуда знаешь?
– Спать меньше надо. Патологоанатомы. В сумгаитских трупах ковыряются.
– Бр-р-р… Впрочем, не бывает страшных баб…
– …а бывает мало водки, то есть коньячного спирта. Семен, они старше нас лет на пятнадцать. Старое, пропахшее трупами мясо…
Рассвело. Вадим подошел к окну. Оно выходило на центральную площадь города. Дивной красоты города, который, судя по всему, вскоре станет для них таким же далеким и чужим, как какой-нибудь Тегеран или Бейрут.
…Заканчивалось лето 1991 года. Два дня назад Вадиму, собственному корреспонденту центральной газеты, позвонили из штаба округа и предложили облететь на вертолете все горячие точки Закавказья. Отказаться от такого предложения он не мог. Весь вчерашний день их военный борт шел через донские, кубанские и терские степи, потом вдоль каспийского берега Дагестана, пока не сел на каком-то маленьком аэродроме на окраине Баку.
Хотя Вадиму довелось немало полетать в своей жизни, этой длительный полет на военном вертолете, летящем очень низко – в пятидесяти-ста метрах над землей – произвел на него совершенно сказочное впечатление, абсолютно несравнимое с пребыванием в самолете. Из окна вертолета было видно всё. И пескаря, которого вытаскивал из воды рыбак, и бутылки на брезенте, вокруг которых расположилась шумная кампания, и даже совокупляющуюся парочку, над которой коварный пилот вертолета сделал вираж.
У Вадима от природы было очень хорошее зрение. Как-то в глазном кабинете ему сказали, что у него – 200-процентное зрение, так как 100 процентов – это всего лишь норма количества колбочек в сетчатке, а бывает и значительно больше. Теперь он возблагодарил Бога за этот природный «дефект» и жадно смотрел вниз, чувствуя себя, то ли Алладином на ковре – самолете, то ли Воландом, летящим на шабаш вместе с Маргаритой.
«О, как прекрасна вечерняя земля!» Конечно, когда на ней не стреляют…
Как он любил Кавказ, свой Кавказ…
3
(ретроспектива)
Никогда – ни до, ни после – у Земцова не было такого скоропалительного романа с женщиной, как в тот год. Никогда он не занимался любовью с женщиной через час после знакомства. И с какой женщиной!
…Тогда, десять лет назад, весь февраль Вадим испытывал приливы душевной импотенции, полное нежелание, да и неспособность писать в свою смертельно надоевшую газету. По пустяку поссорился с редактором из-за вычеркнутого абзаца в его плохой статье. Всю зиму выяснял отношения с женой, что закончилось переходом Вадима на жительство в квартиру холостого товарища. Он уже совсем был готов собрать чемодан и уехать куда-нибудь к белым медведям, хотя и знал, чем это ему грозит. И вдруг выход неожиданно предложил, а точнее, подсунул ему редактор. Шеф сказал, что в отпуск ведь можно уйти и зимой, а если еще поехать по «совершенно случайно» оказавшейся у него путевке в Дом творчества на Кавказ, к теплу и солнцу, то вообще получится на «пять с плюсом».
…Возле гагринского железнодорожного вокзала Вадим нашел автобус на Пицунду. До отправления оставалось минут пятнадцать. Земцов курил у трапа. И тут…
Сказать, что она шла к автобусу – ничего не сказать. Так идет по лесу антилопа, пружиня каждый шаг и как бы пританцовывая. Женщина была очень высокой, почти такой же по росту, как сам Вадим. На ней была твидовая юбка ниже колена, удлиняющая и без того колоссальной длины ноги. В пошлом мужском пересказе это звучит так: ноги растут от зубов. Почему-то Вадим сразу понял, что она – натуральная блондинка и почти наверняка – не русская. Прибалтка или немка, на худой случай – полячка. Земцов уступил дорогу и, не задумываясь, пошел следом за ней по салону, прихватив с ранее облюбованного сиденья свою сумку. Взять ее увесистый чемодан – Вадим сделал и такую попытку – блондинка не позволила. Он сел рядом.
– Мне кажется, здесь много свободных мест, мальчик, – сказала блондинка, по-смешному проглатывая букву «л».
– Вы до Пицунды? Впервые здесь? – Он проигнорировал упрек.
Выяснилось, что впервые.
– Тогда я вам расскажу обо всем, что здесь есть по дороге. К тому же, я – журналист.
Она засмеялась:
– «К тому же», я сама журналистка. Меня зовут Эва. Я из Риги.
– Великолепно, коллега. Кстати, когда я последний раз был в Юрмале…
Они еще не успели доехать до цитрусового совхоза, что на полпути к Пицунде, когда уже знали друг о друге почти все – откуда, кем работают и куда едут. Разумеется, ехать им было в один и тот же Дом творчества. Вадим действовал почти наверняка – всю дорогу он рассказывал не столько о Пицунде, сколько о своей покойной бабушке, жившей когда-то в Риге, и о том, какой замечательный это город.
Но потом произошло такое, что вообще не укладывалось в представления Вадима о курортном романе…
У них были совершенно разные путевки, хоть их и поселили на одном этаже. Вадима одного – в двухкомнатный «люкс», с широкой кроватью и диваном, с лоджией, выходящей на море (редактор употребил свои связи). Эву же подселили в комнату, где уже жила какая-то женщина. Единственное окно глядело на горы.
