Григорий Свирский - Бегство (Ветка Палестины - 3)
Год он мел святую землю безропотно. Ждал квартиры, искал работу. Ненадолго обрел ее в электрической компании. Поскандалил, когда не взяли доктора Свечкова. Пришлось уйти... Тогда-то он и задумался о "еврейском чуде", пущенном здесь на распыл. Спросил самого себя, нужен ли евреям такой Израиль?
Вскрик Саши Казака "это переодетые арабы!" воспринял, как гениальное прозрение. Бог ему помог, что ли?.. Они, и в самом деле, попали в арабский мир, который прекрасен только в арабских сказках. А в жизни - одно вероломство, ложь, презрение к человеческой жизни. По сути, все эти шамиры-пересы и есть переодетые арабы. С кем поведешься, от того и наберешься... Тогда впервые и пришла мысль о возвращении.
Евсей Трубашкин ни от кого не скрывал, что уедет. Удерет, куда глаза глядят. С удивлением увидел, никого это в Израиле не волнует. Спокойно философствуют на всех встречах с олим: "Это закономерно. Сильные останутся, слабые уедут..."
"Низкие души, ничтожества, - говорил Евсей. - Если Трубашнику за сорок, он слабый?!.. Если не желает без мыла лезть в задницу, подыгрывать "переодетым", как Эли, он - слабый?!" Обозвали "слабыми" самых головастых и гордых, нужных всюду, и тешат себя.
В те дни Евсей предложил всем сторожам и уборщикам с докторскими степенями, всем российским ветеранам "никайона" (уборки, мытья) и "шмеры" (охраны) образовать комитет "ВОЗВРАЩЕНИЕ. Оставим "переодетых арабов"" наедине друг с другом..." -Этой фразой он и завершил свое письмо, которое газеты дружно отказались печатать, и оно стало "самиздатом".
В комитете Трубашника не спорили "ехать или не ехать?" Вопрос был один: куда?! Евсей запросил несколько посольств, ходил к консулам и секретарям. В каждом говорил о "еврейском чуде". Его выслушивали вежливо, порой вставляя в рассказы русского изобретателя сочувственные междометия. Обещали посоветаться со своими властями. В конце концов, Евсей списался с норильчанами, разбросанными по всей России.
Он был не злым человеком, Евсей Трубашник, он терпеливо выслушивал защитников истеблишмента из алии-70, "полезных исраэли", как окрестил их Дов, или своих, чудом устроившихся, глухих к чужим бедам, и сам радовался вестям, воскрешавшим надежду на то, что Израиль станет их домом. И, по правде говоря, был ошеломлен, когда понял, что может легко стронуть с места своими призывами половину русского Израиля. Хотя опрос, проведенный профессором Шором и другими социологами, мог бы его и подготовить, дав цифры ошеломляющие, скандальные: шестьдесят процентов алии-90 жалеют, что приехали в Израиль. Это, ни много ни мало, четверть миллиона человек! Нет, он вовсе не преувеличивал: еврейская катастрофа продолжалась!..
Когда он пытался переделать свою статью об этом для ивритской печати, ему тут же возвращали ее, не читая, как только узнавали что она уже увидела свет в газетах на русском языке. Один из редакторов "Едиота", молодой жизнерадостный сабра, сообщил "русскому" доверительно: все, что напечатано там, - он показал рукой куда-то вниз, - в ивритской прессе перепечатываться не будет. Никогда. Таков неписанный закон.
- Разбойничий закон, - вырвалось у Евсея.
- Какова власть, таковы законы! - весело ответил юный сабра. Евсей в этом "Едиоте" так расстроился, что, выйдя на улицу, двинулся в противоположную сторону от дома.
"Не просто загнали нас на галеры, приковали к веслам, но и думать о том не желают, слышать не хотят! Зачем волновать почтенную публику... Эли когда-то говорил, что они местечковые пираты на большой дороге, выдающие себя за сионистов, - умница он, Эли".
Месяца четыре назад Евсею вдруг повезло. Отыскалась работа. Почти по специальности. Заводишко выпускал внутризаводской транспорт - электрокары, подъемники и прочее. Осмотревшись, Евсей понял, что попал в девятнадцатый век, и предложил хозяину план коренных преобразований. При небольших вложениях, он готов запустить конвейерную сборку. Заводик станет современным, выйдет на внешний рынок. Доход увеличится раз в пять минимум,подсчитал Трубашник. И услышал от хозяина:
-А зачем мне это? Ты знаешь, как трудно продать что-то?! Там свои законы, свои налоги. Наверняка вылетишь в трубу.
Вначале Евсей подумал, что его подвел плохой иврит и его не поняли. Но очень скоро увидел: не инженер-изобретатель нужен хозяину заводика, а инженер-охранник, инженер-надсмотрщик. Тот и не думал переубеждать своего русского: "У меня работают арабы, - сказал он ему с удовлетворением. - Пока ты тут, рядом, я спокоен..."
Памятная ему история доктора Свечкова, которому не дали работать над собственным изобретением, возратилась к нему, как бумеранг. "Спящий кот", окрестил Евсей хозяина. - Не сможет, видите ли, продать. "Зачем мне это?" Он что, тоже из социалистов?" И приглядывался к нему с любопытством естествоиспытателя. По правде говоря, думал, что такая порода разведена лишь в России. Этот был, увы, куда хуже. Он, Евсей Трубашник, привык верить заводским руководителям и знакомым, особенно, когда спросишь "Честное слово?" и они подтвердят: "Честное слово!" Об этом моменте искренности его "котище", наверное, даже и не догадывался. Сотни раз видел, врет напропалую всё и всем. Заказчикам, арабам, евреям, налоговым инспекторам: понятия стыда для него не существует. Публично скажет "да", совершенно точно зная, что "нет". Никакой совестливости даже перед своим внутренним "я",
Реши он, Евсей, притереться к "Спящему коту", Израиль обернется раем... "В гробу я видел такой рай..." - сказал Евсей Трубашник себе и отнес три первых зарплаты в банк "Идут", надзиравший за должниками. Откупился...
Так все и катилось, под горку. Однако вряд ли Евсей Трубашник приходил бы и от своего"кота", и от израильской рутины в такое остервенение, если б за всем, что видел, о чем думал, не жгла душу Софочка, доча, судьба ее...
- Я уже заказал два билета. Себе и тебе, - деловито сообщил Евсей дочери. - Самолет "Эль Аль" будет рыдать всю дорогу, до самого Шереметьева. Софочка взглянула на отца с испугом.
- Шереметьева? В Россию? Тебя в первом же трамвае назовут жидом, и ты опять полезешь на стенку.
- А что такое жид, доча, ты имеешь представление? - В тоне Евсея появилось раздражение, которое он с трудом старался пригасить. - Жид, жидок - это трясущийся приспособленец... Вот если задержусь в Израиле, я точно стану жидом, по всем параметрам. А я, извини, гордый иудей.
- У тебя же есть работа! - возмутилась Софочка. - От добра добра не ищут... Не мне тебя учить, отец, надо барахтаться тут. Бороться.
- Бороться?! - усмехнулся Евсей. - Я два года только тем и занимаюсь. Это не борьба, доча. Это засада на дороге. Русское еврейство рванулось и напоролось на засаду. Зачем нам это? Время этнически чистых государств прошло. Осталось в девятнадцатом веке. Как только начинаются националистические игрища в "свои и чужие", - все! "Злой чечен точит кинжал". Государство на лжи - обречено.
Лицо Софы приняло такое выражение, словно у нее вырывали зуб. - Ты что, не согласна со мной? Ты считаешь, что ...
- А я его люблю! - вырвалось у Софочки стоном.
- Кого?! Дова? Сашку? Ты и себя-то никогда не любила. Люблю, видите ли! Один герой-любовник жениться на тебе не хочет, мешают обстоятельства, другой не может, еврейские законы ему помеха. У тебя есть гордость? Тебя уже выгоняли раз из главного раввината, тебе мало?!
- Саша сказал, всё можно преодолеть. Принять гиюр. Это реальность.
- Не для тебя!
- А я его люблю! Я видела глаза Сашеньки у Стены Плача. Его ничем не испугаешь...
- У Стены Плача, - с иронией произнес Евсей. - Для Саши Стена Плача линия обороны. Сбили его с ног, отошел на новую линию окопов. Что ж, в этом есть резон: линия Мажино держалась два года, линия Маннергейма два месяца. Линия сиониста Хаима Бар Лева два часа с минутами... А эта - три тысячи лет и неколебима. Мы с тобой наверняка рванемся к этой линии обороны... если нас Россия в колодки закует, доча. Не раньше...
- А я его люблю!
- Любишь?! Оставайся! Подымешь Соломончика одна?
- С Соломончиком в Норильск?! В тундру?!
- Какой Норильск! Едем в Крым, к татарам.
- К каким еще татарам? - Софочка всплеснула руками.
-Татары в Крым возвращаются. И нам место найдется. Там норильчанин, из крымчаков, да ты его знаешь, дядя Мирон, твоя любимая черная обезьяна - его подарок. Я списался с ним. Под Феодосией военный завод. Сейчас там конверсия. Переводят его на мирные рельсы - ищут пути как выжить. Я им нужен, как воздух. Квартиру, оклад - все гарантируют. Татары хорошие люди. Нахлебались ой-ой!..
-А Соломончик? - воскликнула Софочка с ужасом.
- Чем имя Сулейман хуже Соломончика. Не бойся, доча, не пропадем...
- Отец, Соломончику здесь лучше. Саша сказал...
- Саша сказал, - повторил Евсей с горечью. - Ты что не видела, как его, горемыку, по стеночке растирали. Он теперь меченый, судом припечатан. В Израиле ему хода нет. Тем более, в политике... А очень будет надоедать, устроят драку, превратят условный срок в безусловный. Как он вас защитит?
