Сборник - В исключительных обстоятельствах 1988
Тщеславие погубило многих лучших людей человечества, что уж тут говорить о рядовом солдате совторговли Веронике Аркадьевне, ко¬торая, теряя чувство самосохранения, стала понемногу хвастать перед сокамерницей, как она любима и как он на себя едва не нало¬жил руки, когда её отняли у него. Так понемногу она выложила всё: кто есть он и кто была она. Рас¬паляясь во гневе, она честила его, называя своими именами: бич, бат¬рак, сутенёр, аферист. Впадая в лирическое настроение, Вероника Ар¬кадьевна обмолвилась, что он обещал ждать и, самое важное, — слать! А откуда бичу иметь, чтобы слать? Да ещё и все десять лет!
Сокамерница не держала в руках колоды из сберкнижек, как это удалось Веронике Аркадьевне, она больше имела дело с колодой обыкновенных карт. Но как мошенница обрела быстрый ум и знание людской психологии. Она сделала выводы, и по обратной связи на во¬лю ушёл сигнал.
Сигнал материализовался в двух громил (Сергей не в счёт), явив¬шихся ночью пред похмельные очи блаженствующего в чужой квартире и постели Юрова...
- Москвич, давай отправим его в космос, и все дела, - переговаривались, как на работе, липовые Ким с Москвичом, не обращая внимания на утробные стоны Юрова, его рот был завязан мокрым полотенцем.
Сергей молча наблюдал жуткую картину. Он видел уже себя на месте этого несчастного... «У человека нет денег, но они ему не верят и, наверное, убьют...
А свидетелей всегда убирают. Значит, на очереди у них буду я...» — приходил он к выводу.
Отправку Юрова в «космос» организовали быстро, поменяв местами с люстрой. Люстру сняли с крюка и положили на кровать, а Юрова повесили на этот самый крюк вниз головой. Устав от трудов, Бес и Капа сели к Сергею за стол. Остальное должно было доделать время.
Если бы Юров не выпил вечером целую бутылку... Если бы он за всю свою беспутную жизнь не выпил ни единого грамма вообще, а это был бы уже не Юров, то и тогда, с его нервной и впечатлительной на¬турой и в его возрасте, разве мог он выдержать такое — висеть вниз головой, хотя бы и за значительную сумму? Юрову казалось, что се¬годня он умирал и воскресал не менее десятка раз и что чернее се¬годняшнего дня в его жизни не было, и он может себе позволить от¬дать извергам одну книжку, что составляло четвертинку Вероникиного, а теперь и его запаса на чёрный день.
- Отпустите, — прохрипел он, став багрово-лиловым, — я отдам вам сберкнижку...
- Не спустим, пока не скажешь. А ты подумай: зачем тебе бабки мёртвому?
- Вона, на стуле, висит пиджак. Дак — в кармане... Режь верёв¬ку... Скорее... Не могу... Сердце...
Ким взял пиджак, пошарил по карманам и извлёк новенькую серенькую обложку. Он раскрыл сберкнижку и тихо ахнул...
- Слушай... Этот карась[5] в кармашке для трамвайной мелочи но¬сит двенадцать кусков! Вот, смотри, Костя, любуйся: кто здесь пара¬зит, а кто честный и справедливый человек! Его всю ночь на рога ставят, он плачет и клянётся матерью, подыхает, но денег не отдаёт! Во жлобина, а? И ведь наверняка не последние отдал? Ну, были б свои, кровные, а то — в постели заработал, тьфу, свейкой... И за что его бабы любят? А, Москвич?
- А ты спроси его самого, пусть поделится секретом. Да кто его любит, ты глянь на портрет... Присудили бы с такой лечь — подал бы на кассацию. — Они спустили на ковёр поникшего, без признаков жиз¬ни, Юрова.
- А я... в голодный год, в пустыне, за мешок колючек не лёг бы, - захохотал Капа-Ким.
Москвич ударил легонько Юрова носком ботинка пониже спины, и тот сразу сжался в комок, как ёж, и распахнул веки, опушённые женскими ресницами.
- Значит, капусту закажешь с утра в кассе, там сразу такую сум¬му могут не дать. Паси! А как получишь — отдашь этому парню, - Москвич-Бес кивнул головой на Сергея, — он человек посторонний, на нём зло не сорвёшь! И он к тебе не прикасался! Не вздумай прыгнуть в кусты — умрёшь нехорошей смертью... А оно тебе надо — за чужие бабки подохнуть хуже собаки?..
В тот же день, вручив Сергею снятые со счёта деньги, Юров пере¬шёл на нелегалку. Прихватив с собой оставшиеся сберкнижки с сум¬мой вклада около сорока тысяч рублей, он ночевал на морвокзале и спешно давал поручения в сберкассы по переводу вкладов в разные города России. Позабыв ночь истязаний, он ликовал оттого, что эти желторотики удовлетворились жалкой толикой и выпустили его из когтей. Пешки! Против него — короля!
На вторую ночь его разбудили в самом уголке громадного, шум¬ного зала ожидания.
- Куда едете? Предъявите документы. — Над ним стояли два молоденьких милиционера с рациями через плечо.
- Как куда? — Секундное замешательство (Юров ещё не вы¬брал, какой город удостоится чести его первого визита) стоило ему сорока тысяч рублей...
- Пройдемте, — услышал он и не поверил своим ушам: «проходить» никак было невозможно, потому что его сердце в этот момент облучал пакет из книжек!
Милиционеры ждали...
И тогда, по-бычьи наклонив голову, с криком: «Пусти-и!» — он пошёл на таран, промеж них...
Несмотря на поздний час, пассажиры с удивлением и улыбками провожали глазами троицу, средний из которых — упитанный коротышка — с трудом переставлял негнущиеся ноги и вопил на весь зал: «Клянусь! По всему Союзу — одиннадцать деток... клянусь, по всему Союзу...»
Ни очерствевшие в колониях Бес и Капа, ни закалённый в бучах Юров не пережили в ту ночь того, что прочувствовал в качестве зрителя Сергей. Покорно он нёс им деньги Юрова, отложив до времени мысль о побеге...
РЭКЕТ
За окном уже стемнело, а совещание у заместителя начальника РОВД Стецько только началось. Говорил Стецько:
- Чепэ с ранением Клыкова обсудим позже, когда дадут оценку нашей работе в управлении. Со своей стороны, чтобы снять с некото¬рых ненужное самобичевание, — он посмотрел на сидящего в углу Андрея, — скажу, что я лично нарушений УПК и Устава в действиях наших сотрудников не усматриваю. По тем данным, которыми мы рас¬полагали, применения огнестрельного оружия никто, естественно, ожи¬дать не мог! — Стецько сменил тон с официального на обыденный и продолжал, прибегая к лексике, в значительной степени пополненной благодаря многолетнему общению со своей клиентурой.
Закончил он выступление неожиданным вопросом:
- Все слышали о таком виде преступления на Западе, как рэ¬кет? Это вымогательство платы за покровительство, в котором жертва не нуждается. В нашей практике нечто подобное — случай исключительный, небывалый. Однако этот выстрел и показания Ко¬лесова, Юрова и другие сигналы наводят на мысль о существовании преступной группы вымогателей примерно такого типа. Чем эти вы¬могатели отличаются от обыкновенных? А тем, что их жертвы, как правило, имеют нетрудовые доходы. Это расхитители социалистиче¬ской собственности в первую голову, всякие там спекулянты, махина¬торы, контрабандисты, фарцовщики и даже квартирные воры. Вся сложность — в отсутствии информации. Выходит почти по Марксу: лица, имеющие нетрудовые доходы, сами породили своих притесни¬телей! И что самое смешное, эти хищники вынуждены оберегать своих мучителей от внимания милиции пуще глаза своего! Потому, что они все вместе составляют одну цепочку. Значит, нам сейчас нужно через рэкетиров выходить на хищников и сажать всю компанию. А как это сделать, будем думать вместе, вот тут, у меня, каждый вечер! Начнём с Гущина. Что говорит стрелок?
Все повернулись в сторону, где сидели Гущин и Полещук.
- Ну, во-первых, Григорий Геннадьевич меня удивил, применив иностранный термин «рэкет», отсутствующий в нашем праве. Если говорить неофициально, не для протокола, то я согласен с таким определением, ибо группа Яновского применяла насилие, сопряжённое с особой жестокостью. Например, удушение шнуром, подвешивание вниз головой, изуверские побои — били по тем местам, где располо¬жены жизненно важные органы, не оставляя следов... И нам ещё при¬дётся поднять дела о нераскрытых убийствах, самоубийствах и без вести пропавших, чтобы разобраться в них теперь, в свете обнаруже¬ния этих... рэкетиров. Второе. Дело мы передаём прокурору, но и с нас не снимается задача расследования их деятельности, поиска похи¬щенного, пострадавших и, возможно, — жертв. Да, да, не улыбайтесь, здесь и потерпевших придётся вначале разыскивать, а потом привле¬кать, поэтому в «Вестнике» объявление не дашь: «Следователь просит помочь». Теперь о Яновском. Мы собираемся предъявить ему обвине¬ние пока по шести статьям: 1912 — посягательство на жизнь работника милиции, 146 — разбой (Мажуков, Колесов), 144 — кража с проник¬новением в жилище (улицы Амурская, Сипягина), ну и вымогатель¬ство, хранение оружия (и незаконное приобретение), подделка доку¬ментов... Что Яновский говорит? Отвечать отказывается, требует про¬курора. И есть в таком его поведении какой-то скрытый смысл... Пока ещё не разобрался. От выстрела ему не отпереться, и тут он выдвинул такую версию: оружие сбыл ему случайный клиент ночью и он его не рассмотрел. Всё! Сам же выстрел объяснил так: стрелял с перепугу, не знал, что перед ним милиция.
