Сборник - В исключительных обстоятельствах 1988
Только перед неминуемой смертью они раскошеливаются. И остаётся у них одно — платить за свою поганую жизнь. Ни вперёд, ни назад! Впереди — тюрьма, поза¬ди — удавка, смерть. Смерть безвестная, позорная, потому что компаньоны спишут за счёт «беглеца» все грехи... — Ян прервал себя, на¬ливая сваренный на «машине» кофе.
- Зачем мне всё это? — подавленный услышанным, взмолился Сергей, воспользовавшись паузой. — Отпусти меня, Ян... Прошу как человека! Не давай денег, только отпусти! Я не тот человек, который тебе нужен. Я чуть сознание не потерял, когда был в чужой хате...Я боюсь...
- Дак я тебе зачем столько объяснял? Чтобы ты понял, что с Законом мы дел не имеем. И вроде даже наоборот, хапуг щекочем ве¬рёвкой, выходит — Закону помогаем. Менты долго разговоры разгова¬ривают, доказательства собирают, а там, глядишь, и на тормозах спу¬стили... А у нас: где взял, как взял — не колышет. Нахапал — дай людям, пока не конфисковали! Конец-то раньше-позже всё равно един:тюрьма и конфискация! — Ян воодушевился, говорил складно, с чув¬ством обличителя порока.
Сергей же, напротив, сидел, озабоченный, ис¬пуганный, весь в себе: откровения Яна лишали надежды на освобожде¬ние из страшной компании...
- А если они пожалуются? Что ж, им нет никакой защиты: режь их, убивай? — спросил Сергей, чтобы только возразить.
- Закон, конечно, защищает и их, и нас с тобой, и всех граждан. Но им это невдомёк. Они сами себя отринули от Закона. А потому жаловаться им некому. Мы их предупреждаем, что если они пойдут на сознанку и выберут тюрьму, то и там им сделают «духоту». Знаешь, как делают духоту? Страшное дело! На работе не запишут норму, в сто¬ловке плюнут в миску. На койке под одеялом окажется нагажено, у со¬седа обчистят тумбочку — целый хор очевидцев объявит его крысятником. А самое страшное — пустят по колонии слух, что он «голу¬бой»! И так каждый день — пытка, а впереди — годы... Такое не вы¬держит никто! И тогда «подшефный» берёт в руки верёвку... И поделом ему, если вспомнить, как он на воле раздувался как индюк от своего «умения жить»! Как он, паразит, плодил вокруг себя паразитов... Ну, теперь смекаешь? — Ян был доволен собой. Более кратко и ясно по¬святить в дело нового человека невозможно.
- Смекать-то я смекаю. Но я боюсь... Честно. А если повяжут? —Как же Сергею не хотелось влезать в эти дела! — Что вы ко мне при¬вязались? Мало других, что ли?
— Он был в отчаянии.
- Понимаешь... Наши парнишки все меченые. И не по одному заходу... Если раскрутят, то всех сразу. А ты нигде не числишься! Вроде как и нет тебя вообще! В случае пожара — не сгоришь, сармак увезёшь. Там и встретимся, если что, на Украине, понял? Но если возь¬мут, гони на меня: я тебя вёз, ты мне пожаловался: без работы и жи¬лья. Я тебя взял на квартиру, обещал устроить в парк, но... затянул, такой-сякой. И больше — палец в рот! Хоть откуси! Никакой музыки! Всё запомнил? Так что — скоро будешь дома, как козырной! Да, вот ещё что: Ивана забудь начисто! Он — голова! Дорого бы дал ОБХСС за его картотеку! Ну, чего, пей!
— Он налил Сергею коньяк. — Да¬вай хорошо отдохни, завтра из дому никуда! Я поставлю в сарай таксомотор, а на моей мотанём на одну хату!
- А план твой как же? — вырвалось у Сергея машинально. Он знал только спешащих таксистов.
- Ха-ха! Ну ты, Костя, даёшь! Да у нас завтра будет сто планов в карманах! Уж один-то мы бросим парку! Может, я — таксист-надомник, дома план делаю! В третью смену!
У ЯНА
Около месяца прожил Сергей у Яна, в старой хибаре, на окраине города. Дом, мебель и вся, до мелочей, утварь — всё было старинным, старым. Так что Сергею стало казаться, будто на дворе сегодня восемнадцатый век и нету таких признаков цивилизации, как прописка, учёт в психиатричке и у венеролога — отметку в судовой роли заполучить перед каждым рейсом! — трудовая книжка, вызов-пропуск-разрешение чего-то и строгое запрещение — того-то... Нету плавзаводов, кадровиков и милиции...
Тоска. Как в больнице: ходить можно, а за ворота — не моги!
Нет, уходить из дому впрямую Ян не запрещал. Сам он, тем бо¬лее, отсутствовал только по работе. Но как только Сергей шёл в мага¬зин за сигаретами, ну и само собой, пузырь от тоски прихватить, Ян выходил из своей комнаты и цедил ему в
спину, нахмурившись:- Куда пан намылился? Цо пан волыть?
- Да вот, за куревом сходить надо...
- Иди. Но если подойдут к тебе менты с дудками — по двое ходят, срочные, самые лютые и дурные, — ко мне не приведи их!
Уходить сразу пропадала охота.
- Домой хочу, — однажды заявил решительно Сергей. — Ян, тебе сказал Иваныч рассчитаться со мной. Дай денег, я поеду домой...
- Ну чего кипишуешь, Серый? — Ян впервые назвал Сергея по имени и сказал просительно-мягко: — Ну, чуток подожди. Неделю-две, и уедем вместе. Собрать нужно тут кое-чего до кучи и — рвать. И зна¬ешь правило: товар — это ещё не деньги. Пока он не превращён в жи¬вые деньги, он — улика, морока, он — вещдоки, ключ от камеры, а то и на тот свет! — Ян бросил кочергу, которой мешал угли, включил свет и подошёл к зеркалу в оправе из чёрного дерева. Он про¬вёл пальцами по шраму на лбу и покрутил головой из стороны в сто¬рону, рассматривая своё симпатичное мужественное лицо с множест¬вом боевых отметин. Уцелел лишь прямой, правильный нос, да корот¬кая, в два пальца, стрижка укрывала его наверняка подпорченный скальп.
- Вот чего стоит реализация, видал? — произнёс Ян, с явной жалостью к самому себе.
- Ян, ты падаешь в моих глазах, — расхохотался Сергей, — прямо не верится, что тебя, самбиста, боксёра кто-то сделал, как пос¬леднего!
- А что боксёр? Одно дело — по мешку стучать, а другое — по живому человеку, да не на ринге, да без правил, когда тебя ниже пряжки норовят садануть ногой, да ещё хором, да ещё ломом... Или трубами, как меня, какая разница?
- Расскажи, как это случилось? — тянул из Яна Сергей, ему очень хотелось убедиться, что и Ян не всемогущ.
- Они нас вырубили каким-то пойлом и били, как под наркозом, хотя в кармане у меня лежала пушка! Во садисты! Так что в жизни,как в арифметике, не всегда умножить или прибавить. Бывает, приходится делить, а ещё хуже — минусовать! Все четыре действия, других не помню, в школе был с математикой в жутких отношениях!
Дело было так...
- В последнюю ходку скентовался с двумя парнишками из со¬седнего края. Ну, трали-вали, за что взяли, обнюхались — свои. Делил с ними последний шмат, последнюю коробушку чайковского...
Как рядовые «кучеры»[3], соседские парнишки ушли на поселенку, отсидев всего лишь полсрока, а «разбойнику» Яну, сидевшему звонком, оставили заветный адресок и заверения в братской, до гроба, дружбе.
Используя свой немалый авторитет среди мелкой шушеры, Ян ловко уходил от серьёзной работы и вышел из колонии таким же, ка¬ким вошёл в неё, — без профессии. Он освободился уже зрелым муж¬чиной, которому положено что-то уметь и что-то иметь, чтобы прокормить себя и семью, ежели таковая на него свалится.
А что он умел вообще?
После школы держался на поверхности около спорта: состоял, ездил, выступал. Числился и пользовался. Числился фрезеровщиком высокого разряда и пользовался зарплатой, вниманием, подпитками и поблажками как фрезеровщик высокого разряда за то, что Бог дал силушки поболе, чем другим.
Когда его время истекло и всё это рухнуло в одночасье, остава¬лось или спуститься с Олимпа в подмастерья, или, если придётся за¬греметь, то в звании!
Ян выбрал второе и начал с фарцовки. Заплатил тёмным продавцам только один раз. Второй — ре¬шил, что хватит за глаза и половины. А когда, отобрав товар, те вы¬бросили продавца на полном ходу из машины под ноги милиционе¬рам, — вышла ему чистая сто сорок шестая статья...
Вдобавок ко всем несчастьям, при обыске у Яна обнаружили заготовленные для продажи паки[4] травы: а это уже прицепом — двести двадцать четвёртая!
И вот Ян вышел из колонии: ни профессии, ни желания работать не появилось, а жить было надо.
Ян нашёл старого дружка по кличке Бульдозер, и тот взял его в долю по старой памяти. У Бульдозера был старенький ноль первый «жигулёнок», и он честно и потихоньку крутился на нём между моря¬ками загранплавания и толкучками.
Ян привнёс в их дело свой размах и проверенные методы. За ме¬сяц, почти не вылезая из машины, они раскрутили при минимальных затратах стольких моряков и фарцовщиков, что через месяц уже вы¬ехали из края, имея в багажнике сотни траузеров-джинсов, сингапур¬ских часов, очков-фильтров «Колор» и тысячи заклёпок.
А выехали они по тому самому адресочку к парнишкам-соседям, потому что о сбыте такого количества товара в родном краю ими, мечеными, не могло быть и речи.
Под залог за один кусок Бульдозер взял у хороших людей в доро¬гу пушку, хотя Ян и гарантировал братание с парнишками на одной глотушке.
