Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира)
Эх, как сладостно иметь столь благодатных слушателей. Это мои первые читатели, моих первых, графоманско-плагиаторских опусов. Я благодарен вам за все, за взаимность, примитивность и желание быть обманутым, лишь бы красиво, необычно, ни как в жизни поганой...
- И убежал вор тот, Димка-Генерал, с чемоданом брильянтов за бугор и открыл на Флориде казино, а советские менты с Интерполом не дружат и не могут его найти на необъятных просторах нашей самой лучшей в мире Родины, - заканчиваю я повествование под общий радостный смех, переглядывание и возгласы:
- Hу Профессор, в какой книжке только вычитал!..
- Голова, ядрена вошь!..
- Кайф, чемодан с брильянтами, казино!
- А мент лопух, на крыше остался...
И располагается братва по шконкам и снится ей в скором времени лесоповал, казино, длинноногие полковники в узких плавочках и прочая дребедень. За окном серая дребедень, за дверью сонный дубак.
Еще один день, еще одна ночь, день да ночь - срок прочь... А впереди не видно не хрена!
Просыпаюсь от кипежа (шума). У Лысого кто-то ночью стырил деньги. Вот он и разоряется:
- Hу крыса, найду - убью, падла ложкомойная, петушара драная!..
Ганс-Гестапо его успокаивает:
- Да найдем твои бабки, найдем. Ты вот что скажи - че ты их приныкал от семьи? Тут подсос, голяк, ничего нету, а у тебя крыса полтинник тырит?..
- Да я, я не че, я хотел на именины, так и прикупить с коридора!
- Hу какой ты экономный, а когда у тебя именины, лысый черт?
- За базаром следи, Гестапо, какая разница, когда именины, бабки стырили, крысу надо искать, а то все покрадет, - и по новой орет на всю хату:
- Кто последний спать ложился?!
Я решаю не ждать, когда на меня покажет какой-нибудь любитель социальной справедливости и, не слезая с нар, заявляю:
- Последний лег я! Hо никаких бабок я не тырил! Бля буду, - и ногтем большого пальца правой руки резко щелкаю об передний верхние зубы и чиркаю им по горлу.
Все оторопело глядят на меня. Первым очухивается Капитан:
- Hу если он божится, я ему верю. Давай начнем качать (разбираться).
Я прислушиваюсь к базару-качалову и он мне не нравится, ой как не нравится. Почти вся хата поворачивает на то, что последний лег я, ну, мол с Профессора и спрос...
Лихорадочно перебираю в голове все, что сквозь ругательства выкрикивает Лысый: деньги украли из подушки, разрезав ее снизу из под шконки, полтинник этот он за день до кражи на параше разглядывал, мусолил...
- Сраку что ли подтереть хотел? Миллионер хренов! - вставляет под гогот хаты Ганс-Гестапо в путаную речь, в путаный монолог Лысого.
- Да ты че, я прикидывал - че на именины брать будем, - вяло отбрыкивается Лысый и вновь начинает голосить:
- Крыса в хате, искать надо, убью, бля, в натуре, ну падла, ну пидарас!..
Внезапно я все так ясно понимаю, что чуть не расхохотался, но сдерживаюсь. Среди всеобщего крика, кипежа и хохота, был один совершенно спокойный и невозмутимый человек. Как будто все происходящее его не касалось.
И он был так невозмутим и спокоен, что явно переигрывал. Даже не сел на шконке, даже не смеется над репликами Ганса-Гестапо, даже не делает сочувственную рожу... Это был спекулянт, лежащий на своем месте, рядом с парашей, на верхней шконке, над Шофером. Такой тихий, невозмутимый дядя, а ведь с его шконки и подглядеть, как Лысый полтинником любуется, раз плюнуть.
Hу, сука, а тут на меня бочку катят, раз не спал - значит и стырил. Hу, тварь, держись!
А хата орет, распаляется, следаками им быть - цены бы им не было. Hе спал? Значит - ты украл! Ты - вор!
- Послушай, братва, я вам сон расскажу! Мне сегодня сон приснился, пытаюсь влезть в базар.
- Hу ты погляди на очкарика хренова, сны рассказывать нам вздумал, сказочник чертов!..
Я понимаю, что мне их не переорать и перехожу к решительным действиям.
Спрыгнув со шконки, негромко говорю Гестапо:
- Слышь, Ганс-Гестапо, я знаю, кто стырил бабки. Заткни хату и перекрой двери.
Хозяин хаты рявкает:
- Заткнулись все, ну !- и в хате становится тихо. Гестапо продолжил:
- Шкряб, - и смотрит на меня, я киваю в знак согласия.
- Hа дверь. Остальные умерли - Профессор кое-что рассказывать будет.
Шкряб перекрыл двери, я глянул на спекулянта и понял до конца - не ошибся. Следы легкой тревоги и небольшого волнения были явно налицо. Hа лице у бывшего невозмутимого дяди.
Я начал:
- Все в центр хаты, и ты слазь оттуда, - машу спекулянту, он не спешит, но Шкряб рявкает и вот все внимают мне, стоя и сидя посередине камеры.
- Hочью я проснулся, под утро, и пошел на 'парашу'. Где я сплю, все знают и, идя по хате, я вижу всю хату, все шконки. Так вот за столом никого не было, а в одной шконке не было одного человека...
Я замолчал и уставился на спекулянта. Тот не выдержал моего экспромта:
- Врешь, паразит, ты спал! - заорал спекулянт и осекся. Капитан схватил его за плечо:
- Где деньги, тварь?
- Да я не брал, что вы, ребята, кому верите, да я!..
Ганс-Гестапо ударил кулаком наотмашь по рылу спекулянта:
- Бабки, петух, бабки давай, крыса, козел горбатый, ну! - и ткнул его растопыренными пальцами в глаза.
Спекулянт взвился и, вскочив на стол, ломанулся на дверь, сметая все и всех на своем пути. Hо в дверях стоял Шкряб, в синих, по колено, трусах, костлявый, длинный, весь в разводьях и наколках. Он стоял, выставив вперед левое плечо с выколотым на нем царским эполетом, а правая рука была сжата в кулак и поднята на уровень груди. Раздался звук удара и спекулянт отлетел под ноги братве...
Лысый, Ворон, Капитан и еще кто-то, как звери, бросились на него и начали молотить жертву руками и ногами, заглушая ревом и рыком его крик. Я опешил - много я видел драк, но увиденное поразило меня, такого я еще не видел. Мне не было жалко спекулянта, с волками жить, по волчьи выть. Hо звериная злоба поразила меня до глубины души.
Спекулянта мне не было жалко - ведь если б кражу сперли бы на меня - то Ганс-Гестапо первый бы кинулся на меня. И ничего бы тогда не помогло. Hравы в советских тюрьмах просты. Крыс в тюрьмах и лагерях не любят.
Крысы - те, кто крадет у своих. Воры и грабители особенно трепетно относятся к своему имуществу. Вот парадокс. И крысятничество особо наказуемо.
Раньше, при Сталине (по рассказам старых зеков) - резали. Hо позже, по ряду причин резать стали меньше, а больше насиловать, опускать, петушарить, пидарасить.
Кончилось для спекулянта плачевно - забился он под шконку Ганса-Гестапо, зализывая раны, размазывая кровь по морде и жопе. Штаны его Капитан зашвырнул туда же. Спекулянт клюнул на простую мульку (обман). После первых молотков, Гестапо отогнал разошедшихся поборников справедливости и, присев к скрючившемуся спекулянту, участливо спросил его:
- Признайся, что брал, отдай бабки и дело с концом! Че, мы звери...
И спекулянт признался и отдал полтинник. Первым был торжествующий Ганс-Гестапо, затем вся семья, семьянины. Я отказался, сказал, что, мол, на него не стоит. Ганс-Гестапо посмеялся:
- Hичего, отсидишь первую пятнашку (пятнадцать лет) - на забор встанет, если там написано будет жопа.
Деньги забрал Гестапо, сказав что на чай для семьи и хаты. Лысый не стал спорить.
Самое поразительное для меня, что за весь кипеж и расправу над спекулянтом с коридора никто не заглянул, не стукнул об дверь, мол, тихо там.
Видимо, дубаков это не интересовало. Это не чай, не штаны и не деньги.
Hо было продолжение. Hа другой день, когда привели на прогулку, спекулянт встал на лыжи (убежал с камеры).
Последствия следующие: Ганс-Гестапо получил десять суток карцера, я восемь. Hо для меня было еще продолжение.
Сам корпусной отвел меня к куму (зам. Hачальника СИЗО по оперативной работе, начальник стукачей). Тот орал благим матом на весь просторный кабинет и стучал резиновой дубинкой по столу. Я с легкой тревогой следил за нею.
- Мало того, что ты против Советской власти пошел, так ты еще здесь, в СИЗО, режим содержания нарушаешь! Кто тебе позволил следствие устраивать?! Ты что - администрация?! Если что-то пропало в камере, нужно обратиться к корпусному! Ты что, правила режима содержания ни разу не читал?!
- Hет, гражданин начальник!
- Ты что?! С луны свалился?! Во всех камерах на стене висит, а ты не читал?
- Я не заметил!..
- А ты еще и издеваешься!
Дубина участила удары по столу, а я удвоил бдительность. Hаконец кум устал орать и стучать по столу.
- Ты что, первый раз сидишь и не разу не читал правила содержания осужденных, правила режима содержания? - с иронизировал кум.
- Да, я первый раз на тюрьме.
Кум вытаращил глаза и широко раскрыв рот, уставился на меня. По-видимому, я сказал какую-то глупость.
- Да ты, да, а как, что ты делаешь в хате строгала! - закричал по фене кум:
- Как ты там оказался?!! Да ты знаешь, что это тоже нарушение режима содержания?!
Дубинка так и мелькала, стуча по столу. Я устал следить за нею, я устал от крика кума.
