Андрей Зарин - Кровавый пир. За чьи грехи?
— Бабьи сказки, — с горечью сказал Василий, — не любишь. Так и скажи. Любо тебе вот ночью выходить, голову дурить…
— Вася! — в голосе Натальи послышались слезы. — Зачем ты это? Такая ли я?
— Ну, ну, прости, мое солнышко, — поспешно сказал Василий, — сердце у меня такое обидчивое. Сейчас и закипит. Верю тебе, верю… А все же больно, Наташа! Что я им сделал, чем я хуже других! Али что беден?..
— Тсс! Мил ты мне, Вася, и в бедности. Пожди! Знаешь…
— Ну?
— Вот уедет брат. Я батюшку улещать начну. Может, и примиритесь. Тогда легко будет.
— Примиритесь! Я-то не прочь, он мне худа не делал, а он-то…
— Его я упрошу. Пожди, Василий!
— Да тебя, моя радость, всю жизнь ждать буду! Без тебя уже нет для меня счастия…
Он опять обнял ее и начал целовать. Она зажмурилась и принимала его ласки.
— Как подумаю, что они тебя выдать могут за немилого, кровь во мне так, словно вода в колесе, и забьется. Думаю, всех убью, ее вызволю! — заговорил он опять.
Наталья горделиво усмехнулась:
— Ни за кого, кроме тебя, не выйду. В монастырь уйду лучше!
— То-то!.. К вам, слышь, гости приехали? — спросил он.
— К брату, — ответила. Наталья, — приятель. Князь, а как звать и не вспомню.
— Молодой? — уж ревниво спросил Василий.
— Молодой! Как Сережа.
— Может, свататься?
— Не! — Наталья уже засмеялась. — Пусти руки-то! Больно!
Василий тяжело перевел дух.
— Эх, Наташа, Наташа! Кабы ведала ты, как больно мне. Иной прямо идет к вам, в очи тебе смотрит, шутку шутит, а я ровно тать! Собака залает, я уж дрожу, сторож крикнет — я в куст.
— Пожди, Васенька, — ласково сказала Наташа, гладя его по лицу рукою, — пожди! Все потом по-хорошему у нас будет!
— Дай-то Бог! — и они опять целовались.
На востоке показалась золотистая лента, потянуло холодом, и со всех сторон запели петухи, когда Василий полез назад через высокий тын, а Наталья прошмыгнула в свою светелку.
— Ой, уж и напугала ты меня, государыня! — сказала ее девушка, Паша. — Гляди, уже утро!
Наташа тихо улыбнулась.
— Говоришь, время-то и идет! — сказала она.
— А слышь, государыня, что я про гостя-то узнала, — заговорила Паша, садясь на полу подле кровати, на которую легла Наташа.
— Что?
— С им холоп едет. Забавник такой. Дышлом зовут. Так он рассказывал. Князь от… — начала она и разочарованно замолчала, смотря на Наташу.
— Ишь, и заснула! — пробормотала она удивленно и, притянув к себе войлок, улеглась на полу и зевнула.
— Поди, целовалась, целовалась, — бормотала она, — как я с Митькой!
При этой мысли лицо ее расплылось в блаженную улыбку.
III
Князь Прилуков три дня прогостил у Лукоперовых и стал собираться в обратный путь. Хоть и приняли его радушно и ласково хозяева, но он под их кровлею только истерзал свое сердце. До сих пор он не знал любви, а тут сразу разгорелось его сердце пожаром, и не о чем он не мыслил, кроме сестры своего приятеля, а она, словно дразня его, ни разу даже не показалась ему.
Сон оставил князя, и украдкою, словно вор, следил он за нею, когда после обеда спускалась она со своими девушками в сад и пела там песни или резвилась, бегая. Кругом все спали, и она, словно птица, выпущенная из клетки, беспечно резвилась, но лишь раздавался на дворе голос первого проснувшегося холопа, она тотчас стрелой мчалась в свою светлицу.
Старик говорил ему раза два:
— Хотел тебя с доченькой получше познакомить, да, вишь, она у меня до чужого человека какая пугливая!
Князь только краснел при таких речах, ничего не отвечая.
"Бежать надобно, — думал он, — а то и вовсе головы лишишься!" Но, собираясь бежать, он уже оставлял здесь свое сердце.
— Так едешь, князь? — спрашивал его старик в день отъезда.
— Беспременно!
— Да ведь ты ввечеру? — спрашивал его Сергей. — По холодку-то куда, сподручнее!
— Ввечеру! Как солнце сядет, мы и поедем!
— Ну, ну! Я тебя хоть до табунов провожу!
— Спасибо!
Старик не знал, как и угостить князя на расставание, и когда тот переоделся опять в свою походную одежду и вышел проститься, старик заставил дочь свою выйти поднести прощальную чашу гостю.
Князь не мог сдержать своего молодого чувства и словно обжег Наталью взглядом. Она вспыхнула и потупилась:
— На дорожку, князь! Дай Бог тебе пути доброго!
— Спасибо, государыня!
Он выпил и низко поклонился.
— Князь, князь, — заговорил старик, — ты уж не обижай меня! Возьми чашу-то!
Князь стал отказываться, но старик настоял на своем.
— А теперь давай поцелуемся! По душе ты мне, князь, пришелся!
Князь горячо поцеловал старика.
— А вора не бояться?
— Не бойся, государь! Воеводы беречься будут! — улыбаясь, ответил князь.
Они вышли на крыльцо. Внизу уже стояли оседланные кони и князя дожидался Сергей. Он одет был теперь в суконный армяк, стянутый черкасским ременным поясом, в легкую шапку с собольим околышем, в черные штаны и сапоги из желтой кожи. За поясом у него был заткнут короткий меч, а на руке висела нагайка.
Старик еще раз поцеловал князя, благословил сына, и молодые люди, вскочив на коней, выехали из ворот в сопровождении Дышла, у которого мешки при седлах словно распухли от массы съестного, что по приказанию хозяина напихал ему господский дворецкий.
— Вот так здорово! — бормотал Дышло, улыбаясь во весь рот.
— Хорошо у вас! — заговорил князь, выезжая в поле. — Так бы и не уехал!
— Скучно только! — ответил Сергей. — Только и утеха что охота. Выедешь это в степи с соколом али собаками… ширь, простор!..
— Когда на Казань воротишься?
— На Казань-то? Да вот год отбуду — и назад. Батюшка жениться велит, невесту сватает, — и Сергей широко улыбнулся.
Князь вспыхнул и сказал:
— Что ж, доброе дело! Бери только по душе.
— А где ее сыскать? Я, княже, от девок-то сторонюсь. Ну их! Ежели и женюсь, так только для батюшки.
— Бог поможет, и слюбитесь.
— Так-то и я смекаю, хотя я лют, княже! Рассержусь — беда.
Князь ничего не ответил. В это время в его голове мелькнула мысль и стала созревать и крепнуть Он не выдержал наконец, сравнялся конь о конь с Сергеем и сказал ему:
— Слушай, Сергей Иванович, я слово молвлю!
Что-то торжественное прозвучало в его голосе, и Сергей быстро обернулся к нему:
— Молви, князь!
— Скажи по сердцу, по чистой правде, люб я тебе?
— Люб, княже! И мне, и батюшке моему!
— Так будь ты мне сватом, Сережа! — дрогнувшим голосом сказал князь. Сергей понял его и даже покраснел от удовольствия.
— За кого же сватать тебя? — спросил он, уже улыбаясь.
— За сестру твою, Сережа. Увидел я ее, и нет мне покоя! Знаю, не успокоюсь и теперь, доколе ты моему счастью не поможешь.
— Что же! Девка добрая, хоть и сестра. За нее вон недавно сам воевода сватался, да мы повернули его. А твоим сватовством честь нам делаешь!
— Так по рукам? — вспыхнув от радости, сказал князь.
— По рукам!
— Стой! Поцелуемся!
Они задержали коней и, обнявшись, крепко поцеловались.
— Уж как матушка-то моя обрадуется! Все-то она к себе невестку ждет. Вот и будет! — мечтательно произнес князь.
Они проехали верст тридцать.
— Стой! — сказал Сергей. — Тут тебе переправа, и все берегом по Волге поедешь, а я назад! Сделаем привал!
Они слезли с коней и, стреножив, пустили их.
Дышло развязал мешок, вытащил оттуда сулею с настойкой, провизию, а потом набрал у реки сухого тростника и запалил костер…
Теплая весенняя ночь раскинулась над степью.
Опрокинутое небо горело звездами. Кругом было тихо, тихо, только кричали в высокой траве звонкие дергачи.
— Благодать! — сказал Сергей, оглядываясь и вдыхая широкой грудью ароматный воздух.
— Так бы жил, жил и жил! — мечтательно произнес князь, думая о своей любви и обещании Сергея, а судьба готовила уже им горькие чаши.
Так неведомо для нас составляется книга жизни нашей, и нередко, когда мы думаем о наступившем счастье, над головою нашей разражается смертельный удар.
Друзья расстались и поехали каждый в свою сторону, думая свои думы.
У князя все мысли были полны Наташею, и он невольно заговорил с Дышлом, думая поделиться с ним переполнявшими его сердце чувствами.
— Ну что, не сердишься теперь, что сделал крюку? — спросил он его.
— Рад даже! — ответил Дышло. — Вот люди, княже! Рубашка!
— Так доволен?
— Как еще! И ты ешь, и ты пей, и девки кругом зубы скалят. Рай! Не то что у воевод этих. Нет чтобы угостить, а еще сами сорвать норовят!
— Кто ж тебе там понравился?
— Все!
— Дочку-то видал?
— Вот так здорово! Коли она сама в ину пору на кухню ходит, как же не видеть-то. Вот уж краля так краля! И умница, прости Бог.