Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 2
— И онъ могъ бы разчитывать дѣйствительно что вы были бы ему во всемъ послушны? быстро проговорилъ блестящій Петербуржецъ тѣмъ особымъ, вкрадчивымъ шептаніемъ которое Нѣмцы выражаютъ весьма удачнымъ звукоподражательнымъ «flüstern».
Глаза его договорили ей что разумѣлъ онъ подъ этимъ «послушаніемъ»… Она засмѣялась опять, но не отвѣчала, и опустила вѣки…. Въ первый еще разъ въ этихъ «искоркахъ», которыя привыкла она вызывать въ глазахъ каждаго мущины, было, она чувствовала, что-то оскорбительное для нея. Это было не то что-то неудержимо страстное, захватывающее и сообщающееся что говорило во всемъ существѣ Ашанина, напримѣръ… «А гдѣ онъ однако скрывается? онъ не танцуетъ? какъ хорошъ онъ былъ въ своемъ костюмѣ! прыгали опять мысли Олыи… А у этого точно торгъ какой-то, даже гадко…»
«И съ нимъ опасно, думала она далѣе; если только дать ему немножко взять себя въ руки, отъ него ужь не вывернешься…. И точно ли все такъ можно сдѣлать какъ онъ говоритъ, и только чрезъ него?… Главное, не надо спѣшить. Я уѣду съ княгиней въ Петербургъ, и все сама тамъ пойму. Капитанъ не уйдетъ, его только поманить, и онъ всегда будетъ тутъ, когда только я захочу…..»
Чижевскій начиналъ новую, очень сложную какую-то фигуру въ четыре пары разомъ. Каждый кавалеръ долженъ былъ выбрать даму, дама кавалера.
Ольга медленнымъ шагомъ направилась въ конецъ залы, гдѣ скромно и уныло, рядомъ съ пуляркой Eulampe, сидѣлъ ея будущій камеръ-юнкеръ.
Она не подошла къ нему, а остановилась въ трехъ шагахъ и, какъ намѣревалась мысленно, «поманила» его къ себѣ кончиками двухъ пальцевъ.
Онъ всталъ и приблизился, темный какъ туча.
Она подала ему руку, и глянула ему прямо въ глаза:
— Это что за лицо такое? Вы знаете что я этого не люблю! Я люблю когда оно у васъ хорошее, веселое, и я могу каждую минуту прочесть на немъ что вы думаете обо мнѣ.
— Для васъ, Ольга Елпидифоровна, особенное удовольствіе составляетъ конфузить меня при всякомъ случаѣ, пробормоталъ Ранцевъ черезъ силу, чувствуя теперь въ широкой ладони своей всю ея горячую и сквозь перчатку руку….
— А вы, отвѣчала она, тихо двигаясь съ нимъ по залѣ и глядя на него избока тѣмъ знакомымъ ему взглядомъ, отъ котораго всѣ волосы топорщились у него на головѣ,- а вы и потерпѣть не можете?… А если я, положимъ, нарочно васъ мучаю, хочу испытать, вѣрно ли что вы меня такъ любите…. Что тогда?…
— Для васъ все шутки, а для меня каково? едва могъ онъ договорить отъ волненія.
— Кто знаетъ! Поживете, можетъ-быть и увидите…. Вы очень хорошо мазурку танцуете, я замѣтила; гдѣ вы это выучились, въ Польшѣ? заключила она, становясь съ нимъ въ кругъ фигуры.
Еслибы нашъ храбрый капитанъ вмѣсто Владиміра получилъ за Коморнъ Георгія, даже изъ рукъ самого фельдмаршала, онъ конечно не былъ бы такъ безумно счастливъ какъ въ эту минуту
VII
— Messieurs, grande promenade avec vos dames! подхватывая первый свою даму подъ руку, крикнулъ на всю залу дирижеръ Чижевскій, которому Костя Подозеринъ, по порученію хозяйки, только что передалъ что партіи окончены и пора ужинать. — Польскій! далъ онъ знакъ оркестру.
И до смерти усталыя, но все такъ же оживленно двигавшіяся молодыя пары съ громкимъ говоромъ и смѣхомъ потянулись за нимъ къ давно открытымъ для протока воздуха, но завѣшеннымъ отъ свѣта своими тяжелыми штофными портьерами дверямъ залы, выходившимъ на балконъ со стороны сада.
— День, день! словно при видѣ чего-то совершенно неожиданнаго, послышались возгласы въ веселомъ роѣ высыпавшемъ на балконъ.
— И смотрите, какъ высоко ужь солнце! Ужасъ! визжали пулярки.
— А вы думаете, который часъ? гаерничалъ Шигаревъ.
— А который?
— Часъ купаться идти. Пойдемте!
Пулярки завизжали снова.
— Не смѣйте такъ моветонничать! крикнула обернувшись на него Eulampe, шедшая предъ нимъ подъ руку съ капитаномъ, и треснула его вѣеромъ по рукаву.
— Сломаете, я вамъ новаго не подарю! засмѣялся Шигаревъ.
— Очень мнѣ нужно! Я бы и не приняла! фыркнула она на это.
— А ты попробуй преподнести! хихикалъ сзади Свищовъ, — примутъ навѣрное!..
Чижевскій съ Женни и ближайше слѣдовавшія за ними пары уже сбѣгали по ступенямъ лѣстницы въ садъ.
— Останемся здѣсь, я не могу, устала, шепнула Лина своему кавалеру, роняя руки на перила балкона, и глядя вдаль мигавшими отъ свѣта глазами. — Ахъ, какъ сладокъ этотъ чистый воздухъ!..
— Господа, mesdames, раздался голосъ выбѣжавшаго изъ залы Кости Подозерина, — куда вы? Княгиня проситъ сейчасъ же въ столовую, ужинать!
— Мы сейчасъ, сейчасъ! крикнулъ снизу Чижевскій;- мы пройдемъ туда садомъ кругомъ дома.
— Графъ Анисьевъ, графъ Анисьевъ!
Подозеринъ поспѣшно сбѣжалъ къ нему.
— Васъ княгиня проситъ
Флигель-адъютантъ сморщилъ брови.
— Что ей угодно?
— Она желаетъ чтобы вы повели ее къ столу.
— Но вы видите, я съ дамой
— Идите, идите, графъ, сказала вполголоса Ольга, — а то мнѣ за это достанется
— Въ такомъ случаѣ mille pardons!
И онъ, посылая мысленно нашу княгиню къ чорту, отправился за Подозеринымъ вверхъ.
Ольга отошла въ сторону. Всѣ остальные пробѣжали мимо нея въ садъ… Она спустилась тоже…
Въ головѣ у нея стояло прежнее: этотъ разговоръ съ Анисьевымъ, открывшій ей то о чемъ она и не догадывалась, собственный богатый домъ въ Петербургѣ, опера, рысаки, Бѣлая Зала, toilette de cour, мужъ, — этотъ самый «капиташка,» въ золотомъ мундирѣ… «И не будетъ онъ смѣшонъ? прыгали ея мысли… Онъ все же mauvais genre, говорить не умѣетъ… И эти усы щеткой, и онъ съ ними цѣловать меня полѣзетъ. Брр…»
— Какъ же это вы однѣ?
Она вздрогнула… Предъ нею стоялъ Ашанинъ.
— Владиміръ Петровичъ! вскрикнула она; — гдѣ это вы скрывались?
— Я никогда не танцую, холодно отвѣтилъ онъ;- игралъ въ карты, потомъ вышелъ пройтись, утро, видите, какое… А гдѣ же вашъ кавалеръ?
— Его потребовала княгиня… Дайте мнѣ вашу руку, вы будете моимъ кавалеромъ за ужиномъ.
Онъ съ раскрытыми широко глазами взглянулъ на нее… Она чуть-чуть вздрогнула…
И въ то же мгновеніе какимъ-то неожиданно, разомъ закипѣвшимъ въ обоихъ ихъ ощущеніемъ поняли они оба: онъ — что она опять въ его власти, она — что человѣкъ этотъ безконечно ей нравился, и что никто не былъ въ состояніи внушить ей то что этотъ человѣкъ…
Они были одни въ аллеѣ. Сквозь частую листву низкіе лучи солнца разбивались золотыми брызгами о розы ея вѣнка, о матовую гладь ея плечь и шеи…
Онъ закинулъ обѣ руки за ея станъ и привлекъ къ себѣ. Она не противилась…
— Ольга, могъ только проговорить онъ, отрываясь отъ ея губъ, — за что промучила ты меня сегодня такъ, за что?…
— Намъ пора… тамъ ужинаютъ… пойдемте, говорила она, едва въ свою очередь приходя въ себя… За что? повторила она, налегая на его руку и сдвигая его съ мѣста, — знаю ли я? Я говорила вамъ, я такая капризная, безумная… Нѣтъ, знаю! воскликнула она вдругъ, какъ бы вспомнивъ, и остановилась. — Я когда васъ вижу… вы видите, совсѣмъ… безсильная. Она нажала свободною рукой грудь ходившую горой подъ ея корсетомъ, — но этого не нужно болѣе никогда, никогда…
— Опять то-же? Ольга, ради Бога! отчаянно вскрикнулъ Ашанинъ. — Ну, хорошо, хорошо, зашепталъ онъ тутъ же, не давая ей времени возразить, — я никогда ужь болѣе, никогда не стану просить… но сегодня, я тебѣ говорилъ, изъ твоей комнаты, по маленькой лѣстницѣ, прямо въ корридоръ, гдѣ уборная….. я буду ждать тебя…
— Теперь?… Глядите — день, дрожащими устами пробормотала она, — мало вамъ что было вчера.
— Лѣстница темная… въ уборныхъ… вездѣ занавѣсы спущены… послѣ этого бала все, и слуги, будетъ спать мертвымъ сномъ… Я буду ждать… да?…
Она вся горѣла… О, этотъ человѣкъ съ его палящими глазами и этимъ голосомъ, проницающимъ, мягкимъ, неотразимымъ!.. Тамъ, впереди, что еще будетъ? Тамъ — торгаши Анисьевы, мужъ «съ усами щеткой,» насильныя ласки, среди блеска неволя… А тутъ, сейчасъ… «Одинъ лишь мигъ!» пронесся у нея вдругъ какимъ-то страстнымъ откровеніемъ мотивъ Глинкинскаго романса…
— Послушайте… обѣщайтесь… Клянитесь мнѣ, промолвила она вдругъ на низкихъ нотахъ своего густаго контральтоваго голоса, — клянитесь всѣмъ что вамъ дорого, что это — въ послѣдній разъ, что послѣ этого вы никогда не будете стараться видѣться со мной, будете избѣгать меня даже… Да, я васъ прошу, умоляю, мнѣ это необходимо чтобы не встрѣчаться съ вами болѣе, не видѣть…
— Я уѣзжаю отсюда совсѣмъ завтра въ ночь, послѣ вашего спектакля, какая еще клятва нужна послѣ этого, шепталъ прерывающимся голосомъ красавецъ, — но ты придешь, придешь?…
Она не отвѣчала и только вся внезапнымъ движеніемъ прижалась къ нему
— Скорѣе, скорѣе, идемъ, тамъ могутъ замѣтить! вскинулась она разомъ за этимъ, увлекая его съ собою по дорогѣ въ дому…
У дверей столовой, сверкавшей огнями зажженныхъ люстръ и канделябръ, на большихъ и малыхъ столахъ, за которые шумно размѣщалось теперь многочисленное и проголодавшееся общество Сицкаго, ждалъ Ольгу капитанъ Ранцевъ…. Онъ весь перемѣнился въ лицѣ, увидѣвъ ее подъ руку съ Ашанинымъ.
