Станислав Данилин - Отменить Христа (Часть II, Москва, Ад, До востребования)
Я оторвался от поглощения бутерброда. Что ж, примем условия игры хозяев...
-- Зовите!
-- Ну вот, совсем другое дело! -- обрадовался чему-то Ремеслук, -- А то прямо как чужой...
Он подошел к своему рабочему столу и нажал кнопку интеркома:
-- Мадина... Мадиночка, зайди. Тут у нас оч-чень интересный гость...
Через минуту в комнату вошла невысокая, стройная темнорусая девушка. Голубые, нет, какие-то фиалковые глаза с миндалевидным разрезом... чувственные губы... классической формы нос с резко очерченными ноздрями, говорящими о некотором своеволии их обладательницы...
Вот так текут себе речки и сливаются, образуя маленькое озеро. Речки русские(?), кавказские(?), азиатские(?). Озеро -- московское. Симпатичное такое озеро.
Хотя... Девушка Мадина -- очень даже на вкус и просто смазливой назвать ее нельзя. Мадина -- это какое имя? И еще интересно: почему она так смотрит на меня? Так, как будто знает уже тысячу лет?
А я... я-то понятно, почему уставился на Ма... как вы сказали? Боже, бывают же такие совпадения! Она как две капли воды похожа на ту девчонку, которую я вытащил в девяносто третьем из горящего Белого дома, и с которой у нас позже была самая волшебная ночь из всех, когда-либо спускавшихся на эту землю. (Прости меня, Инна... Я знаю, ты простишь меня. Простите, немногие любимые женщины!) Та девочка -- Маша, Мария -- была единственной, спевшей мне наутро. И не просто песню -- а старинную, самую дорогую, самую потаенную мою, о чем она, естественно, и догадываться не могла.
Ремеслук тем временем приглядывался к нам, чуть ли не потирая руки:
-- Как тебе наша Мадина, а, Сережа? Мадиша... тебе Сергей нравится? Давайте, давайте... Часа вам хватит, а?
Тоже мне, Жириновский! Я никогда не пробовал продажной любви и, честно говоря, не стремился. В отличие от 82 процентов мужчин, если верить статистике. Но... все-таки интересно, зачем скрывать! И потом... что-то хочет от меня Ремеслук по делу... я шестым чувством улавливал в его веселье и... вообще в атмосфере... этого всеобщего бедлама... предгрозовую напряженность.
Нет, ложь! Все ложь! Просто иные воспоминания, имена, звуки, отголоски ( МА рия... МАд ИН а... ИН на...) имеют надо мной странную, непонятную мне самому, власть -- вот это уже правда.
А, посмотрим, чем все обернется!
-- Видите ли, Юлий Леонидович, насчет часа... Я вообще-то не Зико ваш...
Ремеслук рассмеялся:
-- Ну веди, веди его, Мадина. Он умный очень. У него в голове лишних микросхем полно... ты уж разберись. И черезчас спускай его к нам.
Я временно плюнул на то, что со мной обращаются как с бездушным телом. "Поднимай, спускай!". Сняв голову, по волосам не плачут.
... А разбиралась Мадина совершенно замечательно. Уже минут через пятнадцать нашего уединения... в какой-то комнате с огромной кроватью... боевая машина, напичканная сложными интегральными микросхемами (я, то есть), превратилась в бездумного любовника.
Вскоре проявился и коварный Хаттори, средневековый японский воин, мое подсознание... и темп наших "разборок" с Мадиной удвоился. Нечестно ведь... вдвоем против одной! По-моему, Мадина так не считала... Две души, одно сердце... Все это принадлежало сейчас ей.
Остатками сознания и телом я улавливал: Мария... да Мадина, Мадина, хотел я сказать! -- чувствует нечто необычное, но не понимает, откуда все это...
-- Я... почти люблю тебя!
Честно говоря, плохо разбираюсь в женщинах, но отличить просто правду оти хп р а в д ымогу. Иногда. В постели. Вот почему часто, когда вижу интересную женщину, мне хочется оказаться с ней в горизонтали. Секс при этом... не обязателен... опять же -- иногда.
Что поделать, я устроен так, кто-то -- иначе.
Когда встречаю стоящего мужика, с которым мы могли бы оказаться друзьями, жалею, что не узнал его раньше... на войне, в Афгане. Война и любовь для меня -- два момента истины, жаль только, что...
-- Я... почти люблю тебя, -- повторила Мадина.
Я... почти поверил ей.
... "Оргазм!"... Балашиха... я и еще девять парней из "Символа" сидим в позах лотоса на татами в тренировочном зале и смотрим в пол.
... "Оргазм!"... где-то над нами мерно вышагивает инструктор по спецподготовке Долматов, концентрируясь на одном слове...
... "Оргазм!"... Всего лишь секундное удовольствие... из-за которого многие мужчины готовы превратиться в придатки собственных половых органов. Всего лишь физиологический процесс... из-за которого слабый готов стать предателем, а мудрец -- дебилом. Оргазм... мощное оружие, которым ваш противник владеет в совершенстве. Помните об этом и... умейте любить!
Слова о любви из уст Долматова входят в диссонанс со всей предшествовавшей им сентенцией, а потому звучат довольно трогательно. Спасибо, мастер, что хоть немного подсластили свою долгодействующую пилюлю брома!..
-- Я... почти... люблю... тебя!
-- Не надо любви, добавьте немножко страсти! -- отшучиваясь, грустно прошу я.
Об этом Мадину просить не надо.
... Оргазм!..
И вот мы, одетые, уже стоим перед Ремеслуком, который просто-таки являет собой воплощенное ехидство. Некоторым людям органически противопоказана серьезность, и полковник, видимо, из их числа.
-- Ну как, герой мультфильмов?! Соображать способен?
В кабинете Ремеслука сидят и с любопытством посматривают на меня Юрий Викторович и... мальчики. Пять человек. Как только они разместились здесь? Мальчикам лет по тридцать, все они крепко сбиты и... Что-то в глазах у них такое... какая-то опознавательная система, как и у охранника на входе. Не могу разобраться. Да уж, убрала Мадина все лишние микросхемы!
Ремеслук не дает сосредоточиться:
-- Так, ладно, Викторыч! Забирай его к себе в психушку. Двух часов вам хватит? И прямиком ко мне обратно... Планироваться придется уже под вечер...
ГЛАВА 6
Мэр регионального промышленного центра Златобурга Валерий Павлович Борчук сидел у себя в кабинете и почесывал окладистую бороду.
Обдумывая очередную сложную комбинацию, он всегда обращался за помощью к бороде: эта привычка укоренилась в нем с начала карьеры, с расцветом перестройки, когда молодой еще Борчук ухитрился стать хозяином первой в Златобурге сети кооперативных туалетов.
С годами ветры демократических перемен задули Валерия Павловича на самый Олимп городской власти, где мэр втайне рассчитывал избавиться от дурной привычки. Бытие определяет сознание, но...
... И на новом месте -- хлопоты, хлопоты, сплошные хлопоты! Деньги из местного бюджета, прокрученные Борчуком через "домашний" банк, не выплатили местномуотделению "Водоканала". И работники "Водоканала", вместо того, чтобы потерпеть без зарплаты еще пару месяцев, отключили в мэрии воду...
Пальцы поймали особо непослушную прядь где-то под подбородком и скрутили ее в косичку.
... Теперь даже высоких иностранных гостей, посещавших мэра в его резиденции, приходилось водить по нужде через дорогу. В сортир шашлычной "Мухабат", где вода странным образом не переводилась ни зимой, ни летом. Проклятые мухабатовцы, пользуясь проблемами мэрии, выбили себе дополнительные налоговые льготы...
Большой и указательный пальцы мэра выщипнули из бороды самый длинный, выбивающийся из общего ряда волос. Валерий Павлович с интересом осмотрел его.
... А недавно мэр надумал порадовать жителей города грандиозной международной регатой, которую предполагалось провести в 2015 году. Как раз к семидесятилетию основания Златобурга немецко-фашистскими военнопленными, заложившими в далеком сорок пятом первый кирпич в фундамент первого здания в городе. Здание это было комендатурой, а сам Златобург -- маленьким концлагерем. И вот... минуло столько лет... город расцвел... Борчук создал Оргкомитет...
Пальцы ожесточенно прошлись по проплешине около уха...
... выделил деньги из городской казны...
и щипнули густой вьющийся локон.
... заказал на Западе изготовление добротных приветственных транспарантов из высококачественной древесины и...
Рука мэра исследовала теперь тонкий волосок на самой границе между правой ноздрей и усами.
...И ... И -- все тщетно. Подлые журналюги настучали златобуржцам, что на деньги, выделенные для подготовки к торжествам, вполне можно было бы рассчитаться с полугодовой задолженностью бюджетникам. Что тут началось! Звонки в мэрию, письма, вопли, крики.
Апофеозом беспредела стал вообще возмутительный наезд. В одну из ночей в дверь квартиры мэра кто-то позвонил. Валерий Павлович, зная, что дом тщательно охраняется, а, следовательно, посторонние наведаться к нему не могут, натянул спросонья мягкие тапочки и простодушно распахнул дверь.
За ней никого не оказалось, зато на пороге валялся кем-то свернутый и подожженный предвыборный плакат Борчука. Когда мэр увидел это безобразие, как раз выгорал рекламный слоган: "Россиянам -- достойную жизнь!"
... Быдло! Какое все-таки они быдло!..
Желая затушить разгоравшийся сверток, мэр, не раздумывая, принялся топтать его и... что-то противное, липкое, с отвратительным чавканьем брызнуло Валерию Павловичу прямо на обнаженные щиколотки.
